Утоли моя печали - Алексеев Сергей Трофимович (серии книг читать бесплатно txt) 📗
– Может, он кого-нибудь сдал? А его в отместку…
– Не исключено и это. Хотя маловероятно. Есть другая версия. Агента убрали… в общем, свои. И связано это с убийством Николая Кузминых, а потом и с внезапным отъездом его семьи. Кстати, новое место жительства так и не установили?
– Как в воду канули…
– Хорошо, если не в прямом смысле. Дознание по этому поводу было?
Прокурор достал носовой платок, вытер лысеющую голову – пробило в пот.
– Заявления не поступало… Виноват, конечно, надо было самому…
– Исчезает целая семьи, причем после убийства одного ее члена, а вы ждете заявления? – с удовольствием выговорил Бурцев: внешне покойная, безмятежная жизнь в Студеницах действовала умиротворяюще и на законников.
– Есть недоработка, – покаялся прокурор. – Да тут поступала к нам информация… Свидетель нашелся, случайно… Ночью он ходит грибы собирать, чтоб раньше всех поспеть… Так вот он вертолет возле города в лесу видел, на грибной поляне. Машина подъехала, из нее люди вышли, очень похожие на семейство Кузминых. Точно сказать не мог, темно было, но похожи, говорит. Сели они в вертолет и улетели. Самое главное, как раз в ту же ночь, как Кузминых исчезли.
– А если их таким образом похитили? – озадачил его Бурцев.
– Да ну уж, похитили… У нас не похищают, не слышно еще пока… неуверенно проговорил местный законник. – И кто похитит директора школы? С какой целью?
– У нас вон даже монахов из монастырей воруют.
– То у вас…
– Но ведь убили же Николая Кузминых? Между прочим, умышленно.
– Как это – умышленно? Есть доказательства? – испугался прокурор.
– Кое-что есть, кое-что хотел уточнить, да вот фельдшер-то у вас умер якобы от передозировки наркотика. А он наверняка что-то видел или знал… В любом случае дело придется возбуждать снова. По вновь открывшимся обстоятельствам…
– А какие основания? А где эти обстоятельства?
– Станем искать – откроются. По Сливкову – раз, по Николаю Кузминых два, по его семье – три. – Бурцев демонстративно загибал пальцы. – И четвертое – по Валентину Иннокентьевичу Прозорову. Слышали о таком?
– Как же, знаю. Инженер с подстанции. С ума сошел.
– Возможно и так… Но ведь тоже уехал – и с концом.
– Но он-то каким боком ко всему этому?
– У него были тесные связи с семьей Кузминых. Очень тесные. И о них Сливков хорошо знал.
– Ну, вы сейчас нам навешаете темняков, – скрывая свое расстройство, хихикнул прокурор. – Да еще каких!.. Если тут замешан КГБ – эту веревочку нам не потянуть. Из Москвы подмога нужна. Больно уж контора серьезная, и концы умеет прятать. Отсюда мы их никак не достанем.
Бурцев хорошо себе это представлял и в какой-то мере жалел местных законников – таинственную спецслужбу, на которую работал головорез Елизаров, и из Москвы-то было не достать, однако ему сейчас требовалось, чтобы в тех местах, где неведомые генерал Клепиков и полковник Скворчевский «обрубали концы» и затирали свои следы, возникло хоть какое-нибудь шевеление. Был необходим постоянный и сильный раздражитель, что-то вроде гвоздя в сапоге, чтобы вынудить их проявиться, заставить выйти на контакт с прокуратурой.
Сесть им на хвост, пока они твой не выщипали…
А там разобраться, кто же у головорезов небесный покровитель.
И если после этого Генеральный скажет «ша», если закон для них не писан, а все их сатанинские действия творятся в интересах государства, то под человеческим разумом можно подводить черту.
– Вы – отсюда, мы – оттуда, – пообещал Бурцев. – Глядишь, кого-нибудь и достанем.
– У нас по городу такие хорошие показатели были за прошлый год, вздохнул прокурор. – Все тяжкие раскрыты… А теперь…
– Егеря Вохмина помните? Свидетелем проходил?
– Как же, помню. Из «Русской ловли».
– Он-то хоть жив?
Кажется, прокурор уже сомневался во всем и, ожидая еще какой-нибудь неприятности, ладонью вытер голову и потянулся к телефону.
– Сейчас… Все выясню! Был жив!.. Позавчера на глухарей звал. Скоро охота открывается…
– Не звоните. – Бурцев отнял у него трубку и положил на аппарат. Найдите только адрес. И еще. В доме, где жили Лидия Васильевна и этот инженер Прозоров, квартировала учительница, – он намеренно говорил сухо и независимо. – Где она сейчас, знаете? И что с ней?
Прокурор уже опасался всего, окончательно расстроенный и сбитый с толку. Видно было, что он знает, но взлелеянная студеницкой жизнью беззаботность сейчас не выдерживала обвала забот, и всякая информация воспринималась с испугом.
– А что с ней? – спросил он, вероятно вспомнив, что у гостя из Москвы с Ксенией были отношения, и предчувствуя, что сейчас на его голову свалится еще не испытанный гнев.
– Это я спрашиваю, что с ней, – поправил Бурцев.
– У вас есть какая-то… информация?
– Нет у меня никакой информации! Законник облегченно вздохнул, но в голосе еще слышался испуг:
– Она год как уволилась и уехала. Еще до конца декретного отпуска.
За окном вдруг сорвалась и со звоном разбилась об асфальт огромная блестящая сосулька. Бурцев засмеялся.
– Что? – насторожился прокурор и выглянул в окно, перехватив его взгляд.
– Да нет, ничего!.. Все хорошо, а кого она родила, знаете?
– Нет, – расстроился тот. – Но могу уточнить, сейчас же!
– Уточните, пожалуйста. И еще – в какой город уехала.
Прокурор стал накручивать телефон, а Сергей подошел к окну, и в тот же миг сорвалась еще одна сосулька. Должно быть, роды у Ксении принимал акушер Сливков, должен был успеть принять… И как жаль, что его нет в живых!
Тем временем прокурор кому-то давал нагоняй по телефону, говорил намеренно громко и властно, чтобы его старания слышал московский начальник.
Потом положил трубку и пристукнул кулаком по столу.
– Анархия! Полнейшая! Оказывается, жила без прописки, и на работу так приняли… Бардак! Попробуй теперь установи, куда она выехала!
Тут его что-то осенило. В глазах прокурора зардел откровенный огонек провинциального любопытства, но он не посмел ничего спросить, а только сказал внезапно изменившимся, по-мужски доверительным тоном:
– Девочка родилась, три восемьсот, рост пятьдесят девять сантиметров.
Сергей надел пальто и крепко пожал ему руку.
– Спасибо вам! У меня нет никаких претензий. Все замечательно!
Однако и это прокурор понял по-своему, ибо спросил вслед неуверенным голосом:
– Может, мне заявление написать? На пенсию?
3
Вохмин оказался дома – чистил крышу от снега и попутно загорал, раздевшись до пояса: на солнце уже припекало, хотя талая вода, сбегая по сосулькам, падала на льдистую землю и в тени замерзала. Гостя он увидел еще на подходе ко двору и, похоже, узнал, воткнул лопату и стал спускаться по приставной лестнице.
– Как вас увижу, так у меня сразу сердце сосет, – признался Вохмин, закуривая. – Опять чего-то стряслось, или что?
Два года назад благодаря своей многодетной семье – шестеро детей-погодков – егеря не то чтобы освободили от уголовной ответственности, а научили, как и что говорить, чтобы не сесть и пойти свидетелем. За безопасность на охоте отвечал Вохмин, а если принять во внимание, что он по природной честности своей молол на допросах, дескать, оборотень и так далее, то ему бы грозил срок много больший, чем голландец получил за убийство.
Было тут чему сосать сердце…
– Я по старому делу, – слегка напряг его Бурцев. – Кое-какие новые факты появились…
Егерю сразу стало холодно. Он натянул фуфайку на голое тело и прислонился к забору.
– Чего ворошить-то? Николая нету, а голландец этот, говорят, освободился и на родину уехал.
– Тут тоже кое-кто остался, по ком тюрьма плачет. Вохмин это понял как намек в свой адрес и, видимо вспомнив о детях, стал приглашать в дом. А ребятишек у него за эти два года прибавилось и стало восемь, последний лежал в зыбке, висящей на очепе у печи. Изба была хоть и большая, но сплошь заставленная самодельными кроватями и кроватками, и, если не считать длинного стола и посудника, ничего тут больше не было. Тесаные желтые стены, множество маленьких окон, толстенные лавки, чугуны в загнетке – словом, семнадцатый век, чистота и нищета.
