Приключения 1977 - Божаткин Михаил (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Рыбаки мы… Сандольщики… Вот вышли на промысел, — нарочно растерянно заговорил рыбак. — У нас и разрешение есть… Куда же эта бумажка-то задевалась? — шарил он в карманах брезентовых штанов и, верно, вытащил потертую бумажку с яркой фиолетовой печатью какого-то несуществующего земства с двуглавым орлом уже не существующего строя.
— Значит, из Покровских хуторов? — прочитал мичман бумажку.
— Так точно. Тут, за косой они.
— Луценко?
— Луценко Семен Васильевич.
— А это кто?
— Мой двоюродный брат, — показал рыбак на Федора. — А это дядя. Он раньше в Херсоне писарем работал, а теперь вот с нами. А это…
— А у этого не все дома, — перебил рыбака Игнат Фомич.
Федор взглянул на Алешу и поразился — сидит на носу форменный идиот: ничего не выражающее лицо, бессмысленный взгляд и даже струйка слюны течет изо рта.
«Артист», — с восхищением подумал он.
— А там что? — показал мичман на снасти.
— Сети. Харчишки вот в узелке. В анкерке вода, а там, — показал рыбак на бочонок, — просол. Еще засандолим белугу или нет, а есть надо.
— Мельниченко, проверь…
Кондуктор вскочил в шаланду, заглянул под сети, поболтал воду в анкерке, наклонил бочонок.
— Вот еще самогону немного есть, — достал Федор бутылку. — На случай непогоды, чтобы не простудиться…
— Мельниченко, самогон забрать, — распорядился мичман. — Нас тоже может застигнуть непогода. Рыбу тоже…
Федор заметил, как Игнат Фомич побледнел — ведь под рыбу он сунул торбочку со своими вещичками.
— Ваше благородие, с голоду же пропадем, — взмолился рыбак. — Хоть немного оставьте. И так чуть не весь улов интендантству сдаем…
— Ладно, оставь им там…
Кондуктор перешел на катер, и мичман уже протянул бумажку, как видно собираясь отпустить шаланду, но в это время моторист окликнул его.
— Ваше благородие, ваше благородие, — и что-то зашептал на ухо.
Взглянул Федор на моториста и обмер: Гришка Шелапухин, моторист с корабельного катера, ворюга и доносчик, не раз битый матросами. Хотели его даже под килем корабля на конце продернуть и, кажется, зря этого не сделали. И надо же ему уцелеть во всех передрягах войны да еще и очутиться на этом катере!
А мичман уже нацелился острым взглядом на Федора.
— Значит, и твоя фамилия Луценко?
— Так точно, ваше благородие! Бывший гальванер минной дивизии, уволен по чистой после ранения и контузии при постановке мин у Босфора.
— Так кто он? — повернулся мичман к мотористу.
— Комендор с линкора «Император Александр III», ваше благородие, Федор Бакай. Дружок того большевика Гордиенко и сам такой же. Я его хорошо знаю.
— Что ты на это скажешь?
— Врет он, ваше благородие, путает меня с кем-то. Я, ваше благородие, — напуская на себя простецкий вид, заговорил Федор, — в минной дивизии служил. От их превосходительства князя Трубецкого не раз благодарности получал, и каждый раз с матюками…
Мичман невольно улыбнулся: начальник минной дивизии князь Трубецкой был известным во флоте матерщинником, из трех слов, сказанных им, два — непечатных.
— Вы же знаете, когда он матроса матюкает, значит, доволен. Это у него вроде медали. А Сашу Гордиенко я знал. Большевик он или нет, мне неизвестно, но на Зеленую горку к девчатам вместе ходили… Обожди, обожди, — Федор пристально посмотрел на моториста, — это не тебе ли мы у Саввишны таску дали? Была, ваше благородие, на Зеленой горке одна веселая вдова, самогоночкой подторговывала. Вот однажды этот тип напился на дармовщинку да еще в драку полез. Ну и… А теперь, вишь, он счеты сводить вздумал!..
Федор импровизировал так убедительно, что лицо мичмана смягчилось, на нем появилась невольная улыбка. Казалось, вышло хорошо, но моторист не выдержал:
— Да врет все он!.. Тогда на митинге…
— А теперь я белобилетник, — не обращая внимания, говорил Федор. — Еще линкор и построен не был, как я у Босфора вот эту отметину получил. — И, подняв рубаху, он показал широкий, тянущийся через живот и грудь шрам. — Четырех ребер нет, по чистой демобилизован. Рыбачу с тех пор, сандольщик. Вот и сандоль со мной. — И он поднял со дна шаланды тяжеленный двухсаженный гарпун. И в голову его мгновенно пришло решение.
— Вот смотрите! — И он силой метнул сандоль, целясь мичману чуть ниже и левее третьей сверху пуговицы кителя. Мичман рухнул, даже не охнув. Стоявший рядом с ним кондуктор рванулся было к пулемету, но Игнат Фомич опередил его, и звук выстрела в этом всеобщем напряжении прозвучал совсем негромко.
А моторист побелел, ухватился за борта обеими руками и лепетал:
— Я ничего… Я ни при чем… Служба такая…
— Что с ним делать? — спросил рыбак. — За борт?
— Будем судить. Учитывая чрезвычайные обстоятельства, я беру на себя обязанности председателя Военного революционного трибунала, а вас назначаю членами, — сказал Игнат Фомич. Говорил он как будто спокойно, негромко, обычным тоном, но в его голосе слышались повелительные нотки. — Перед судом ревтрибунала предстоит служащий врангелевского флота… Как фамилия?
— Ше… Ше…
— Григорий Шелапухин, — сказал за него Федор.
— …Обвиняемый в предательстве интересов трудящихся. По совокупности преступления Григорий Шелапухин приговаривается к смертной казни через расстреляние. Каково мнение членов ревтриба?
— Утвердить!..
— Вам, — повернулся Игнат Фомич к Алексею, — по прибытии в расположение Красной Армии составить протокол по всей форме и представить командованию. Приговор привести в исполнение немедленно!
— Разрешите ему задать один вопрос? — попросил Федор. — Ты тут говорил о Гордиенко. Где он, что с ним?
— Б-бежал с корабля… Подговаривал людей, чтобы корабль захватить и увести к красным. Узнали об этом… Гордиенко успел исчезнуть…
Бакай не выдержал:
— Предал кто-то. Наверное, такой же гад, как и ты… Нет у меня больше вопросов.
— Встать! — скомандовал Игнат Фомич. — Именем революции!..
Хлопнул выстрел, тело Шелапухина упало за борт и медленно сползло в море. Потом освободили сандоль, к телам мичмана и кондуктора привязали части от мотора, в катере пробили дно, и он быстро погрузился в море. Через несколько минут не осталось и следа от только что разыгравшейся здесь трагедии.
— Вот так-то… — сказал Игнат Фомич и долго-долго мыл за бортом руки, хотя сам он ни к окровавленной сандоли, ни к трупам не прикасался.
— А кем вам этот Гордиенко доводится? — спросил Федора Игнат Фомич.
— Дружок. Служили вместе. Настоящим он человеком был. Настоящим.
— Ну что ж, Федор Бакай, если что узнаю о нем, постараюсь вам сообщить.
Затем все вместе привели в порядок снасти, парус набрал ветер, и шаланда продолжала путь на юго-восток, к берегам Крыма.
СЕВАСТОПОЛЬ
У Игната Фомича оказался такой документ, каких раньше Федору не приходилось видеть. На плотном листе бумаги с отпечатанными типографским способом словами «Российская академия наук» было сказано, что профессор Игнат Фомич Леднев командирован в Крым для изучения флоры и фауны полуострова, и это удостоверялось множеством подписей и печатей.
Они наняли в Сары-Булате повозку и благополучно добрались до Бахчисарая.
— Ну, тут наши пути расходятся, — сказал Игнат Фомич Федору и посоветовал ему купить пару корзин яблок.
— С ними легче будет добраться до Севастополя…
И действительно, ему удалось устроиться на первый же поезд, хотя корзины после этого стали заметно легче.
И вот Севастополь. Куда пойти с такими корзинами? Конечно, на базар. На счастье, сразу же подскочили перекупщики, и Федор сбыл им все яблоки вместе с корзинами. Он думал, что по баснословно дорогой цене, а перекупщики радовались — необычайно дешево.
«Теперь можно и по улицам побродить, вдруг кто из знакомых попадется», — решил Федор. Да только вышел на Екатерининскую и сразу поспешил свернуть в сторону, на берег Южной бухты, — на улице было такое, что и при царе не приходилось видеть: разряженные женщины, какие-то вертлявые субъекты в галстуках бабочкой, и офицеры, офицеры, офицеры.
