Дата на камне(изд.1984) - Платов Леонид Дмитриевич (электронная книга txt) 📗

Тотчас же выставлялись на коврик деревянные, выкрашенные блестящей краской чашки и предлагалось угощение: разогретый на очаге просяной отвар и боурсаки — кусочки пресного теста, жаренные на бараньем сале. Но гость предпочитал всему коспу — толченое просо с творогом, маслом и медом, потому что, как ни совестно в этом признаться, Петр Арианович был и остался сладкоежкой.

Гордясь тем, что может предложить гостю хорошее угощение, Турсун-Ибрагим поглаживал свою бороду и говорил:

— Зима хорошая была, без гололеда. А когда бывает с гололедом, тогда делается джут 8, падают овечки, верблюды, лошади. — И задумчиво добавил: — Зимы нет, зима прошла. А какое лето будет, вот что ты скажи! — И, выглянув из юрты, с сомнением смотрел на небо.

После угощения друзья выходили и садились на траву. Трудно было разговаривать в юрте, потому что там все время толклось множество детей. (Петр Арианович так и не научился различать их по именам.)

— Когда много детей в доме — базар, — говорил Турсун-Ибрагим, добродушно улыбаясь. — А когда мало — мазар 9.

Нужно отметить, что лошадьми своими он гордился больше, чем детьми. (По тамошним меркам Турсун Ибрагим не был богатым человеком, но все же имел штук тридцать овец, несколько верблюдов и косяк, состоящий из двадцати кобыл — байтал и одного жеребца — айгыр.

— Гляди, какой айгыр у меня! — самодовольно говорил он. — Не бежит — летит по воздуху! Потому что произошел от хазараспа — от тысячи крылатых лошадей.

И он рассказал гостю легенду о тысяче крылатых лошадей. Царь Сулейман, который повелевал не только людьми, но и джиннами 10, приметил, что волшебные лошади каждый день приходят пить из ручья. Он подмешал в воду снотворное зелье, лошади напились и тут же улеглись у водопоя опять на траву. Люди Сулеймана пришли, отрезали им, сонным, крылья и стали ездить на них. Так от волшебных крылатых лошадей произошли быстрые лошади казахов…

С утренним пылом продолжал Петр Арианович переписку с профессором Афанасьевым. Теперь работал он больше по ночам. День проводил в степи, изучал погоду с помощью самодельных метеоприборов.

Часами мог наблюдать ссыльный за передвижениями муравьев или созерцать облака, остановившиеся над горизонтом.

Однажды Турсун-Ибрагим пришел по делам в деревню и, освободившись, принялся искать своего друга. Дома его не было. Казах нашел Петра Ариановича сидящим в глубокой задумчивости в степи.

— Скучаешь? — спросил Турсун-Ибрагим, присаживаясь рядом на корточки и закуривая трубку. — По дому скучаешь, по матери, по девушке своей?.. Что молчишь?

Петр Арианович указал на муравейник.

— Дождь скоро будет, — сказал он. — Смотри, как муравьи волнуются, мечутся, спешат, поскорей тащат все к себе в муравейник.

Турсун-Ибрагим кивнул.

— Верно, — сказал он. — Будет дождь. Я мимо речки ехал. Птицы низко летают над водой. А почему низко?

Он знал примету, но не мог объяснить ее.

А закономерность была проста. Между необычным поведением птиц и надвигающимся дождем Петр Арианович обнаружил промежуточное звено: поведение насекомых и рыб. Воздух делался более влажным — пушок, волоски, покрывающие крылья стрекоз, впитывали влагу и тяжелели. Стрекозы начинали ниже летать. Спускались и птицы, преследуя их, а рыбы в погоне за стрекозами начинали выскакивать из воды.

В степи, подле старого, заброшенного колодца, появились первые самодельные метеоприборы — флюгер, гигроскоп, дождемер.

Любая деталь, от крылатки флюгера до винтика в гигроскопе, досталась Петру Ариановичу ценой упорного труда, уловок, ухищрений. А о маленьком ветрячке и говорить нечего. В деревенской кузнице Петр Арианович отковал ось и кривошип. Шатун и лопасти были деревянными. Ничего особо оригинального в конструкции — подобных ветрячков он видел немало в дачной местности под Москвой. Но попробуй-ка соорудить ветряк в деревне, населенной староверами, где все смотрят на тебя исподлобья!

В ветреные дни ветрячок старательно качал воду. Сыновья Турсун-Ибрагима, считавшие его собственностью своего семейства, с достоинством давали объяснения.

— Наш русский (так, в отличие от крестьян — «чужих русских», именовали они Петра Ариановича), наш русский привязал ветер к крыльям. Теперь ветер таскает воду со дна.

Казахов очень забавляло также запускание воздушных змеев, с помощью которых, за неимением шаров-пилотов, Петр Арианович изучал направление ветра в верхних слоях атмосферы. Усевшись в сторонке, степные жители наслаждались удивительным зрелищем.

— О! Наш русский — хитрый человек. Умеет приманивать ветер. Глядите-ка, глядите, подул!..

Люди приезжали издалека, чтобы полюбоваться на ветряк, и флюгер, и солнечные часы, а также посоветоваться о том, снежная ли, по мнению Петлукина, будет зима, утеплять ли сараи для скота? (Давно казахи перестали называть его «ваше благородие» — называли «Петлукин», переиначив по-своему его фамилию.)

Соблюдая сосредоточенное, почти благоговейное молчание, приезжие усаживались в круг подле маленького самодельного гигроскопа.

Из соломинки длиной в пятнадцать сантиметров Петр Арианович вырезал две узкие полоски шириной не более полутора миллиметров и сложил их так, что свободные концы разошлись наподобие усиков таракана. Сложенные концы были укреплены неподвижно.

Когда в воздухе появлялось много влаги, что было предвестием дождя, соломинки сближались. Когда воздух делался суше — расходились в разные стороны. Для измерения влажности воздуха служил разграфленный деревянный щиток, по которому усики двигались, как стрелки по циферблату.

После того как гости, удовлетворив любопытство, принимались за чай, Петр Арианович, в свою очередь, приступал к ним с расспросами. Когда начинаются заморозки в их местах? Рано ли выгорает трава? Каких направлений ветры преобладают? Турсун-Ибрагим не успевал переводить.

А пока Петр Арианович заносил драгоценные для метеорологических прогнозов сведения в тетрадь, Турсун-Ибрагим распространялся о высоких добродетелях своего друга.

— Царь боится его, — шептал он гостям в пушистых малахаях, — Поэтому держит далеко от себя.

— А почему боится царь?

— Потому что Петлукин желает бедным добра.

Гости с оживлением поворачивались к Петру Ариановичу:

— А что нам желает Петлукин?

Петру Ариановичу переводили вопрос. Он с улыбкой смотрел на обращенные к нему лица. Кое-где из-за спины взрослого выглядывал ребенок в пестрой тюбетейке, поблескивая черными глазенками. Дети любили Петра Ариановича и не боялись его.

«Такой бутуз, — думал Петр Арианович, — будет когда-нибудь управлять погодой в казахской степи, останавливать ветер на всем скаку, как коня, и на невидимом аркане притягивать тучу с дождем к земле…»

Одним простым словом можно было ответить на заданный казахами вопрос.

И Петр Арианович отвечал без колебаний:

— Воды! Хочу, чтобы летом в степи было много, очень много воды!

Пушистые малахаи удовлетворенно кивали. Вода, вода! Как хорошо это звучит: летом много воды!..

Надвигалось лето. И по всем признакам обещало быть очень жарким, засушливым.

До поры до времени исправник, видимо, не придавал значения тому, что популярность ссыльного в степи растет. Вдумавшись в это, конечно, прекратил бы сборища у гигроскопа и дождемера. Но вверенный его присмотру П. А. Ветлугин на поверхностный взгляд вел себя тихо, жил очень замкнуто, не делая попыток общаться с жителями деревни, копался в каких-то своих бумажонках. А что совершал иногда далекие прогулки в степь, то нельзя же считать их противозаконными! Запрети гулять — получишь, чего доброго, нагоняй от начальства. Не заботишься, мол, о здоровье ссыльного!

Глава восьмая

Подземная река

Аул Турсун-Ибрагима отправился в летнюю откочевку, иначе на жайляу, в предгорья, и Петр Арианович поехал вместе с аулом.