Горький ветер свободы (СИ) - Куно Ольга (читать книги бесплатно .txt) 📗
— День добрый, высокочтимый дон Эльванди. — Посетитель обратился к Данте очень радушно, но с подушек не встал. Видимо, здесь это не было принято. — Да подарит он тебе множество хороших новостей, да будет полон тени и прохлады, и да будут благословенны все твои начинания.
— Благодарю тебя, высокочтимый Илкер-бей, — вежливо ответил Данте. На этом его приветствие было окончено.
— Присаживайся. — Если Илкер и был обижен лаконичностью гостя, то не подал виду. Его слова сопровождались гостеприимным жестом. — Отведай всего, чего пожелаешь: нигде во всей Арканзии ты не найдёшь заведения, в котором готовили бы вкуснее, чем в этой таверне.
Данте снова вежливо кивнул и, на мгновение взглянув на Ренцо, сел, по-местному скрестив ноги без малейшего труда. Ренцо же отвёл меня к стене, туда, где стоял раб Илкера, тихо сказал «оставайся здесь» (не ожидая, что я пойму его слова, но суть была ясна и по ситуации), после чего сел подле Данте. Это немного меня удивило; признаться, я ожидала, что он останется стоять наподобие телохранителя. Мне даже кажется, что и самого Илкера несколько сбила с толку данная вольность. Но Данте отреагировал на действия своего спутника как на нечто само собой разумеющееся, и это всё решало. Должно быть, эти двое действительно были очень близки друг к другу по статусу.
Илкер меж тем подозвал слугу, и тот вновь склонился перед посетителями, хотя на сей раз и не так низко, как при приветствии.
— Чего ты желаешь отведать, дон Эльванте? — спросил вместо слуги Илкер, явно принявший на себя роль гостеприимного хозяина. — Я буду рад угостить тебя и твоего спутника. Быть может, вам придётся по вкусу здешняя говядина?
— Благодарю, но мы уже отобедали, — откликнулся Данте. — Так что я ограничусь напитком.
— Что желает пить господин? — спросил слуга.
— Кофе, — ответил Данте.
— О, вы знаете толк в арканзийских напитках, — просиял в белозубой улыбке Илкер. — Лучше нашего кофе нигде не сыскать, тут вы совершенно правы.
— А вы, господин? — обратился слуга к Ренцо.
— Тоже кофе, — немного помявшись, ответил тот.
По-моему, пить кофе Ренцо совершенно не хотел; возможно, он вообще терпеть не мог этот напиток. Но счёл, что после предшествовавшего диалога заказать что-то другое было бы невежливо; такой поступок могли бы оценить почти как неуважительное отношение к хозяевам или во всяком случае бесцеремонность.
— Арканзийский кофе — действительно лучший в мире, — прежним ровным голосом проговорил Данте. — И, что самое неприятное, ваши сограждане тщательно блюдут секрет его приготовления. Казалось бы, несложно достать все нужные ингредиенты — и всё равно ничего похожего на ваш напиток не получается. Поручал своим людям эту задачу тысячу раз. И результат всё равно нулевой.
Я присматривалась к Данте и пыталась понять, правду он говорит или просто лжёт, чтобы доставить удовольствие собеседнику. Понять не смогла. Голос был равнодушным, выражение лица — бесстрастным. Я повернула голову в сторону выхода. Нет, бежать невозможно. Нет смысла рисковать. Слишком много народу, и не так уж они расслаблены, как может показаться. Да и снаружи весьма людно. Если эти поднимут шум, меня схватят моментально. Потому-то меня так спокойно и оставили в стороне, даже не привязали, хотя верёвка на руке оставалась.
Уловив какое-то движение краем глаза, я поняла, что меня с любопытством разглядывает раб Илкера. Я ответила ему ничего не выражающим взглядом. Быть может, это странно, но ни симпатии, ни чувства солидарности я по отношению к нему не испытывала. Даже наоборот. Наверное, это было нелогично и даже несправедливо, но я ощущала по отношению к рабу почти что ненависть. Для меня он был частью той системы, которая выхватила меня из русла привычной жизни, поглотила и теперь стремилась раздавить. Этот человек — типичный арканзиец, стало быть, он не пленник, а потомственный раб. Он родился и рос рабом и, следовательно, в его представлении здешний уклад в общем-то является нормой. Он не испытывает того чувства протеста, которое с головой поглощает меня. Мне казалось, что такие, как он, и такие, как Илкер, в равной степени несут ответственность за то, что рабство является нормой жизни в этой стране. Они оба с одинаковой готовность играют ту роль, которая отведена для каждого в этой бытовой и политической игре.
— Наши специалисты действительно ревностно хранят свои секреты, — с довольным видом подтвердил Илкер, в то время как расторопный слуга возвратился с кухни, неся в руке заставленный поднос. — Однако дело не только в этом. Настоящий арканзийский кофе может быть сварен исключительно на арканзийской земле. Попытайтесь сварить его за границей по тому же самому рецепту, пригласите для этой цели местного профессионального повара — и вкус всё равно выйдет другим.
Возможно, такое рассуждение и могло показаться со стороны немного странным, но мне приходилось кое-что читать на эту тему. Арканзия была известна своего рода культом земли. Родная земля, почва собственного участка, города и, наконец, страны, имела в представлении этих людей огромное значение, почти что обожествлялась. Именно поэтому с арканзийцами было настолько сложно разрешать территориальные конфликты: любой из них, даже самый незначительный, мог с лёгкостью обернуться кровопролитной войной. Земля считалась порой большей ценностью, чем человеческие жизни.
Слуга опустил поднос на циновку, вокруг которой сидели собеседники. Расставил чашки, разлил по ним кофе из изящного кофейника, украшенного изображениями каких-то животных. Оттенок напитка был для меня неожиданно тёмным, а чашечки — непривычно маленькими. У нас кофе всегда подавали в чашках того же размера, что и чай. Эти же были, должно быть, меньше на две трети. По помещению мгновенно распространился вкусный запах кофе. Нам с рабом и телохранителем напиток, ясное дело, никто предлагать не собирался, но это — последнее, что меня огорчало.
Помимо кофе на подносе также стояла ваза, над которой возвышалась горка восточных сладостей разного цвета и формы.
— Селим-паша подписал бумаги, — неспешно произнёс Илкер, когда кофе был практически допит.
Произнёс как бы между прочим, таким тоном, словно речь шла о погоде. Но Данте вскинул голову, впервые за то время, что я за ним наблюдала, проявив какое-то подобие эмоций.
— Стало быть, договор заключён? — уточнил он.
Илкер неспешно кивнул.
— Селим-паша согласился с твоими условиями, — сообщил бей. — Он считает, что такая договорённость справедлива. Мы обязуемся отныне и в течение десяти лет уважать участок вашей границы протяжённостью в пятьсот миль, за которым в частности лежат и твои личные земли. И получаем взамен свободный и беспошлинный доступ к нужным нам торговым путям. Однако договор вступит в силу лишь после того, как будет подписан вторично.
Данте понимающе кивнул. Я, кажется, тоже догадывалась, о чём идёт речь. Учитывая ту роль, которую играла в представлении арканзийцев земля, договор между двумя странами должен был подписываться на территории обеих. В противном случае он не был освящён землёй одной из сторон и, следовательно, не считался полноценным.
— Полагаю, сам Селим-паша слишком занят, чтобы отправиться со мной на территорию Галлиндии? — произнёс Данте.
Тон его вопроса лишний раз укрепил меня в подозрении, что беседа, при которой я присутствую, — не более чем ритуал. В действительности же всё уже решено и планы на ближайшее будущее всем известны.
— Ты совершенно прав, высокочтимый дон Эльванди, — подтвердил Илкер. — Однако я наделён всеми полномочиями, необходимыми для подписания второй копии договора на твоей земле.
— Мне это известно, — кивнул Данте. — Стало быть, мы с тобой, Илкер-бей, отправляемся в Галлиндию, дабы окончательно скрепить заключённый союз?
— Именно так, высокочтимый дон Эльванди, да оценят боги по достоинству твою проницательность и мудрость.
— Когда же мы выезжаем?
Данте благоразумно проигнорировал воспевание собственных достоинств, кое являлось не более чем данью принятой на востоке манере речи.
