Жди свистка, пацан - Сафронов Виктор Викторович (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
После чего, Алексей начал разминать уставшее от работы в песочнице тело, явно намереваясь взобраться для передвижения на мою спину.
— Я не могу. Я очень раненный, — отказался от такой чести. — Да и плотют мне не за то, чтобы я носил по пескам лба, с шеей в три обхвата. А совсем наоборот. Чтобы я правильно стрелял в мишень… Чтобы любил полковое знамя… Чтобы командиров слушался… Чтобы кушал по норме, вообще…
— Ну, тогда держись за меня притворщик, — не давая закончить длинный перечень причин, остановил меня Гусаров. — Пользуйся ксплутатар, отсутствием в пустыне профсоюзов уж они бы меня защитили от твоих наскоков…
Прежде чем покинуть насиженное место и идти в гору он собрал все вещички с автоматическим оружием. Не забыл хрустящие саксауловые палочки. После помог подняться отдыхающему и, приняв меня на бедро, да еще подставив плечо впридачу, повел к чахлым посадкам.
— Молодец! Быть тебе садовником, — выдирая ноги из песка, прокомментировал я увиденные мешки на кустах. — Оживил этот унылый пейзаж, украсил его, достойно кисти Карава…
Оборвав свою речь на полуслове, я вновь потерял сознание. Снова открылось кровотечение. Пришлось ему бросать вещи в песок. Взваливать мое обмякшее тело себе на плечи и тянуть его сперва — в гору, гору, гору, а потом, все с горы, горы, горы…
Падать и катиться вниз, было никак нельзя. Упрощать задачу спуска не позволяла моя открытая рана. Жиденькая повязка, закрывающая ее, не давала уверенности в полной стерильности и дезинфекции. Нельзя было допускать, чтобы песок и вредная стафилококковая палочка попала в дырку от пули, в этом Алексей был категоричен и строг, особенно по отношению к самому себе.
Притащил он свою драгоценную ношу к зарослям пустыни. Аккуратно и бережно снял меня со своих плеч и положил рядом с одним из кустов. Сам свалился там же в полном беспорядке. Тягать на солнышке свое тело тяжело, а чужое — тем более. Отдохнув, вернулся на тропу, собрал брошенное кое-как имущество. И опять попытался грустить и расстраиваться.
Он очень переживал по поводу смерти того абхазского молодца. От своей беспомощности. Оттого, что не было ни какой возможности помочь товарищу по оружию.
Впрочем, был один плюс, правда, уже для меня. Именно Гусаров сейчас был рядом со мной раненным. Для меня, насквозь продырявленного, это был не самый худший вариант.
Чем только не успокаиваешь себя самого в такие минуты.
Весь оставшийся день мы пролежали под навесом, сооруженным человеческим гением. Сил и желания шевелиться и говорить, не было. Не было вообще ничего — ни Нью-Йорка, ни Сибири, ни даже Чехова с его Достоевским… Не было ни птиц, ни ветра, ни макрокосмоса… Ничего!
Все внутренности и начинка головы превратились в некое подобие мартеновской печи с ржавым напильником в самой середине. От любого, самого легкого прикосновения или движения внутри будь-то вдох или выдох, мысль или ее отсутствие, желание увидеть или услышать происходило металлическое трение и нематериальное высечение искры. После чего во всех органах, особенно во рту чувствовался привкус металлических опилок.
Когда возвращалось сознание, появлялось одно единственное желание: чего-нибудь глотнуть. И если вначале этих мучений развлекал себя тем, что представлял на расстоянии вытянутой руки, хорошо охлажденное пиво в высокой запотевшей кружки, то чуть позже вспоминал принесенный мной бурдюк с вином, но было так жарко, что пока готовился к тому, чтобы встать и глотнуть из него, сознание снова покидало меня…
Сила воображения вместе со слуховыми галлюцинациями заносила меня в молодые годы в знакомое место. Я оказывался в старой раздолбанной предыдущими жильцами обычной питерской коммуналке. Где в наличие имелось одно из чудес современной цивилизации — совершенно роскошный пожелтевший и почерневший от длительного пользования расколотый по краям, ни разу со дня его установки в начале 20 века не мытый и не чищенный — чугунный унитаз. Великолепное сооружение со сломанным сливным бочком, из которого с веселым журчанием струилась, текла, лилась, смеялась и переливалась через край настоящая холодная вода.
Казалось, не обращая внимания на вековой въевшийся запах мочи, снующих по стенам и полу тараканов с мокрицами, ну не поленись, протяни руку, почувствуй манящую прохладу воды. Подставь стакан, банку, в конце концов пакет из под молока набирай воду, сколько тебе будет угодно, да пей себе на здоровье…
Но, что-то мешало… Какой-то извечный груз накопленного… Руки были забинтованы и загипсованы, стянуты наручниками за спиной, колючей проволокой примотаны к телу… Я тянулся всем телом головой, ртом, губами… Готов был лакать по-собачьи, но сзади что-то крепко держало и не пускало… В проеме двери стоял улыбающийся, красивый и очень похожий на Гусарова — Кирилл Новиков…
Этот Новиков — легендарная фигура. В свое время много он мне попортил крови. Года полтора-два назад, при помощи хорошо направленного взрыва, пришлось его отправить в космос. Он смотрит на меня с сочувствие и, не переставая указывать пальцем, объясняет кому-то стоящему у себя за спиной: «Не обращай на него внимания… Столько времени прошло, но он так, ничего и не понял. Он же идиот… Он просто идиот… Идиот…»
Журчание воды в унитазе вместе со словами становились громче. После еще громче. Через мгновение звук льющейся воды стал увеличиваться и постепенно превращаться в огромный, ревущий водопад.
«Не стесняйся, глупенький оловянный солдатик, возьми его себе обними покрепче почувствуй прохладу и пей, сколько захочешь», — смеется надо мной Новиков. — «Протяни руку под холодные струи и подумай что, а главное кому ты хочешь своим присутствием здесь доказать. А пока ты будешь думать, попрошу жильцов этой коммуналки, наполнить… кровью в твою честь, подвальный бассейн. Не сегодня, так завтра, тебя сцапают и на кусочки почикают. Вот то будет радость тебе в нём купаться».
Присмотревшись, очень удивился тем фигурам, которые стали выходить у него из-за спины и заполнять пространство вокруг меня. Синие, зеленые, разложившиеся, полуистлевшие… Изо рта течет бордовый гной… Я воочию слышу запах гниющей плоти…
Под звуки прохладного водопада они окружают меня. Их лица превращаются в козлиные морды… Вместе со смехом Новикова вновь превратившегося в Гусарова, а его смех больше похож на беспрерывный вой, который переходит в шум реактивного самолета. Он воет на одной скулодробящей ноте, у меня по-прежнему стоящего на коленях от всего этого лицо собирается в гармошку… Становиться невыносимо, находиться рядом с чугунной посудиной. Еще слышались громкие, со всей силой ударяющие по барабанным перепонкам, сухие щелчки метронома, отсчитывающие оставшиеся для жизни секунды и минуты.
Неизвестно откуда взявшимся усилием воли заставил себя очнуться и, надо признаться, очень своевременно это сделал.
В полуметре от головы Алексея, находящегося в таком же развинченном разбалансированном и бесполезном для мира состоянии, как полуминутой ранее я сам готовилась к каким-то своим внутренним событиям довольно упитанная змея.
Вполне обычная, ни чем не примечательная метровая рогатая гадюка с вредным и смертоносным укусом. Она с удивлением (из-за отсутствия век) неподвижно разглядывала спящее существо, постоянно выбрасывая раздвоенный язычок, собирая об этом существе информацию на предмет съедобности.
Наверное, это знамение такое там, где живут змеи, обязательно должна появиться необузданная толпа диверсантов, чтобы пугать подотряд пресмыкающихся и нарушать баланс в живой природе.
На первый скользящий взгляд хорошо воспитанная змея просто хотела укрыться от беспощадной жары под невесть откуда взявшим в ее королевстве импровизированным навесом.
