Чекист - Цессарский Альберт Вениаминович (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
При виде гостя старик отложил картофелину.
— Милости просим. Роза, подай стул.
Марку подали единственный стул, ножки которого разъезжались, как у новорожденного теленка.
— Извините, — с достоинством произнес старик, — мой сын сейчас придет со службы, он писарь в сельсовете, и вы пообедаете вместе с ним.
— Спасибо, — сказал Марк, — я не один. Разрешите моим двум товарищам войти передохнуть?
— Конечно. Роза, табурет!
Когда Лева и Лепетченко вошли в комнату, дети уже сидели по двое на одном месте и Роза с улыбкой несла навстречу изъеденный древоточцем табурет. Лева, галантно улыбнувшись в ответ, сел. Он совершенно необычно оживился и по всем приметам приготовился к светской беседе.
— Хорошая осень, папаша!.. — приветливо сказал он старику.
И тут началось нечто удивительное. Старик с остекленевшими глазами, всхлипнув, стал сползать с кресла. Марк оглянулся и увидел искаженное лицо Розы, делающей какие-то странные знаки рукой. Детские головки над столом исчезли одна за другой. Через мгновение комната опустела.
— Что это? — растерянно сказал Лева.
Спустя несколько секунд что-то странное стало происходить и на улице. Раздался дикий женский крик. Промчалась повозка, в которой, закрывая головы руками, тряслись две женщины. Послышался рыдающий старческий голос, заплакали дети. И поднялся топот множества ног, ржание лошадей, стук повозок. Первым опомнился Лепетченко.
— Дело ясное, меня с Левкой узнали. — Он нехорошо выругался. — В двадцатом мы здесь здорово гуляли! Эх, жалко, недорезали кой-кого!
Лева выбежал на крыльцо. Его появление вызвало бурю воплей, проклятий, плача. Вздымая пыль, волоча за собой жалкий скарб, бежало к лесу по единственной улице население села. Он стоял неподвижно, глядя вслед бегущим, и жалкая, растерянная улыбка так и не сползала с его лица.
В комнату он вернулся постаревшим на десять лет, сгорбившись, тяжело опустился на лавку. Молчали долго.
— Надо уходить, пока не сцапали, — сказал Лепетченко.
Вошла старуха. Вгляделась в Лепетченко, низко поклонилась.
— Здравствуй, Иван. Люди бегуть, кричать: «Погром будет, Махно приехал». Я думала брешуть. Выходит, правда. Слава богу!
— Карасиха!..
— Признал, — с удовольствием сказала старуха.
— Левка, Марк! Это ж мать нашего казначея! — Лепетченко захохотал, затанцевал. — Вот удача! Она. Она должна знать. — Он схватил старуху за руки, оттащил от двери и зашептал: — А ну говори, где прятал сын твой наше добро? Знаешь? Где? Говори, старая!
— Хто же его знает, — удивилась старуха. — Вин мени не казав.
— Брешешь, ведьма! Говори. Пытать буду. Шкуру с живой спущу. Все скажешь!
— За що ж, Ванюша? — испуганно зашептала старуха.
— Оставь, Иван, — потянул его за руку Марк.
— Она у меня заговорит! — продолжал Лепетченко, глядя на старуху налитыми, бешеными глазами.
Лева молча встал, подошел к Лепетченко, уставился на него.
— Ты чего? — покосился на него Лепетченко и отодвинулся.
— Скажи, мать, — Марк поспешил отвести ее в сторону, — может, помнишь, был у него тайничок, схорон, куда бы он один ходил, скрытно? Ты же мать, все замечала.
— Було, було, — обрадованно закивала старуха. — Щось биля криници було, частенько туди ночью ходив. Я ж боялась, може, там нечистая сила. Одного разу тихесенько за ним. Смотрю, встал биля криници, ногою в землю постукав, та и пишов. Ох, думаю, то вин дьявола викликае. Я ему на другий день: «Сыну, не чипай ты нечисту силу!» — Узнав, що я за ним ходила, ледве не убив.
— Говорила про это еще кому? — процедил сквозь зубы Лепетченко.
— Господи, кому ж я скажу? 3 ким я тут говорила? Я три года рта не раскрывала. Все вас, соколиков, чекала. А ты з кулаками! — Старуха беззвучно заплакала.
— Не помнишь, с какого боку он ногой стучал? — спросил Марк.
— Як лицом до криници встать, так ось по цю сторону, — показала она высохшей рукой.
Ранним утром в Дыбривском лесу, у заброшенной криницы, была наконец выкопана казна батьки Махно.
Одну за другой поднял Лева из ямы две четырехведерные медные кастрюли. Только с его нечеловеческой силой можно было сделать это. Когда сняли крышки, драгоценные камни и золото, словно запотев, тускло заблестели перед глазами. Бесчисленное множество крестиков, монет, колец, сережек, браслетов, ожерелий... Сколько тысяч людей ограбили и убили бандиты ради этих ценностей!
С разным чувством смотрели трое на несметные богатства.
Лепетченко потянулся, схватил золотую цепочку, зажал в кулаке.
— Положи! — багровея, сказал Лева и с такой силой сжал его руку, что Лепетченко рухнул на колени.
Извиваясь, Лепетченко старался заглянуть ему в лицо.
— Сам? — задыхаясь от боли, шептал он. — Сам... Все?.. Левка! Плевать на батьку. Со мной... поделиться! Я привел... я показал.
— Дурак! — сказал Лева и пинком отшвырнул его в сторону. Поглядел на него, подыскивая слова, чтобы выразить какие-то свои сложные мысли, и, не найдя, снова сказал с силой: — Дурак!
Лепетченко приподнялся, пополз к кастрюлям. И увидел людей, которые шли к нему со всех сторон. Только тогда все понял. Он вытащил пистолет, приставил к виску, но кто-то схватил его за руку. В следующее мгновение он был связан.
Процедура оформления всех сданных драгоценностей, письменные отчеты и доклады — это заняло не один день.
Наконец все было закончено. Медведев собрался уезжать в Одессу — работать, учиться. В последний день Марк зазвал его к себе посидеть часок.
В комнате Арбатского их встретил улыбающийся Лева.
— Я знал, что вы сюда придете! — Он подмигнул и вытащил из-за пазухи бутылку. — Надо проводить.
Лева выпил совсем немного, но без этого, очевидно, не мог высказать то, что его терзало. Отвернувшись, он наконец признался:
— Не могу забыть, как они испугались меня там... в селе... — Он повернулся и стукнул кулачищем по столу. — Пусть будет проклято мое имя! Слышите! — Почти не выпив, он пьянел все больше и больше. — Пускай плюют на это имя. Малых детей им пугают. Все мерзости к нему привязывают. Все это было. Все это делал Левка-бандит. В тыщу раз больше!.. А мне... мне дайте... Дайте другое имя. Слышишь, Дмитрий Николаич? Ты за меня головой поручился, ты поверил мне, бандиту. Другое имя! Заново на свет... народиться!
Он рыдал так, что становилось страшно.
Ему дали другое имя.
Прошло четыре года. В один из жарких июньских дней от перрона Харьковского вокзала отходил поезд на Херсон. Медведев вскочил на площадку вагона в последнюю секунду, когда состав уже трогался.
И вдруг с перрона:
— Дмитрий Николаич! Родной!..
Медведев обернулся. Там над толпой провожающих возвышалась могучая фигура Левки. Он махал руками, на широком лице его сияла радость.
— Куда? Куда?
— Новое назначение! — в ответ ему; кричал Медведев, перевешиваясь через руку проводника. — А ты где? Ты куда?
— В отпуск... — уже больше понял, чем услышал Медведев.
И последнее, что он успел заметить, — стройная фигура женщины, доверчиво прислонившейся к Левке. Медведеву показалось, что она тоже кивала и радостно улыбалась ему.
Много раз собирался Медведев разыскать Леву, написать ему, но... не собрался — дела закружили. Больше они не встретились.
БЕГЛЕЦ
Медведев вышел из церкви и направился к околице станицы вдоль высокого берега Кубани.
Еще только начиналось лето, а уже парило, над станицей клубилась пыль, и молодая зелень садов была покрыта серым налетом.
Но здесь, у реки, всюду царил живой зеленый цвет; начинаясь бледно-салатовой полосой подорожника, окаймлявшей тропинку, он стекал по крутому склону пушистой травой, густел и наливался соком в зарослях чакана и, перебрасываясь через водную ширь пунктиром камышовых островков, почти чернел на противоположном низком берегу в пышных кронах дубов.
