Похождения авантюриста Гуго фон Хабенихта - Йокаи Мор (читать книги без сокращений .TXT) 📗

Супруг чужой жены

В новом положении волшебный талер никак не мог облегчить мне жизнь, ибо я попал в такое место, где покупать было нечего. Нас привезли в расположение французских войск, осаждавших город Лилль, и я угодил к артиллеристам, так как признался, что смыслю в этом деле. Жизнь настала попросту собачья: днем и ночью торчи в окопах, рой траншеи да наблюдай за пролетающими гранатами. Это еще куда ни шло, но от голода спасу не было. Согласно тактическому замыслу французского командующего, маркитантки к батареям не допускались, поелику пиво либо водка могли затуманить ясные головы канониров. Соответственно давали очень мало еды — меньше пить захочется. А когда я посылал сапера в кантин за кувшином двойного пива, тот всегда возвращался налегке — дескать, потерял талер по дороге. Все время, пока сапер пробирался своим путем, возвратный талер находил собственное направление к моему карману.

Голод и жажда весьма превосходили мое терпение.

Господа офицеры, напротив, не унывали и жили в своих палатках приятно и весело. В осаде участвовали все рода войск. Дамское общество отличалось не меньшим разнообразием — все офицеры обзавелись подругами, — имя им было легион. Каждая «лагерная дама» стоила сотни солдат, то есть проедала и пропивала жалованье целой сотни. Солдат получал полпорции пумперникеля, дама — двойную порцию марципана; справедливо, что и говорить.

Мой капитан также наслаждался обществом дамы, которая не приходилась ему ни сестрой, ни дочерью, и, кажется, не бабушкой и уж тем более не супругой. В длинном шелковом платье, в берете с большим пером, она скакала рядом с капитаном, когда тот посещал нашу батарею. Бабенка была что надо.

Но командующему, видать, изрядно осточертели многочисленные офицерские «семьи»: согласно его приказу женщины, не имеющие законных мужей, должны были покинуть лагерь. Капитан пожаловал ко мне на батарею, вроде бы по служебной надобности, и заговорил со мной таким манером:

— Знаешь, парень, мне кажется, ты способен на нечто большее, нежели чистить орудия и спать на голой земле.

— И жевать черствый хлеб, — уточнил я.

— Я бы хотел взять тебя в адъютанты.

— А я бы не возражал.

— Только сделаешь мне маленькое одолжение.

— Я способен на какое угодно одолжение.

— Чепуха, в сущности. Займешься кухней, будешь готовить дорогие вкусные блюда и приглашать меня на обед и ужин. Деньги — моя забота.

— Ладно. Постараюсь вам потрафить.

— Конечно, для того, чтобы принять кавалера моего ранга, необходимо присутствие в доме достойной и красивой дамы.

— Где ж мне такую достать?

— Сейчас скажу. У меня есть знакомая дама, достойная преклонения. Вот и женишься на ней.

— А почему бы вам, господин капитан, самому не жениться, если вы перед ней преклоняетесь?

— Идиот! У меня и без того есть жена.

Я несколько растерялся. Пожимал плечами, цокал зубом, как будто он болит:

— Видите ли, господин капитан, грехов на мне и без того достаточно — обманывал, воровал, грабил, но такой жалкой роли никогда играть не доводилось.

— Сообрази-ка хорошенько. Ничего не делать, вкусно есть и пить. А здесь!.. Возишься с минами, камни в земле дробишь. На сухом хлебе и воде. Полчаса тебе на размышление. Не захочешь — другого найду.

Долго тянулись эти полчаса. Что я, собственно, теряю? Честь? Где она, моя честь? Разве я не опозорил, не проиграл ее сотней способов. Верно, я глумился над ней всячески, но с оружием в руках! Меня проклинали, преследовали. А теперь? Кромсать ее остатки ножом и вилкой, запивая чужим вином! Выставить себя шутом на всеобщее обозрение?

Думал, думал, согласился. Через полчаса ответил капитану: ладно, вот моя рука. И сдержанно протянул руку. Он — свою, тоже сдержанно. На полпути руки застыли и опустились. Каждый, вероятно, решил: другая рука погрязней будет.

Женился я на капитанской даме сердца, в тот же день обвенчал нас полковой священник. Передал ей одно из многочисленных моих имен без угрызений совести: кто из нас больше смошенничал — неизвестно.

Тешил я плоть свою, вряд ли совесть обитает в желудке. И спокойно проедал жалованье сотни солдат. И положение приобрел, как никак. Адъютант! Правда, называли меня «адъютантом» всегда с усмешкой. Жену я свою встречал, естественно, только за столом. Что касается нарядов… нарядов хватало лишь на нее. От дрянной экипировки сотни солдат. Иногда капитан из своих разъездов по окрестностям возвращался не с пустыми руками, и жена моя получила новое платье или ожерелье, или браслет. Каждый раз какой-нибудь сюрприз.

И случился однажды такой сюрприз: капитан потерял свою голову. Полез он сдуру на позицию, где из пушек стреляли, и встретилась его голова с каким-то глупым ядром. Глупым, потому что умное неверняка бы обогнуло капитана. И принесли домой бездыханный труп.

Вот уж беда, в особенности для меня! Одно звание потерял, другое приобрел. Теперь мог смело именоваться не адъютантом, а супругом «адъютантши». Должность, надо признаться, нелегкая, ибо деньги дождем не падают, а мадам привыкла к приятной жизни. Золотые украшения, подаренные капитаном, уплыли одно за другим, и в конце концов не осталось денег на приличную еду. Мадам начала хныкать и браниться — чурбан, мол, дубина, жену не может прокормить, не то что капитан — вот уж истинный был кавалер!

Вспомнился мне волшебный талер. Выручай, покажи свою силу. И я благородно отдал его жене — бери, покупай, что хочешь! Ох, жалко не знал я тогда секрета, который сообщил господин советник, а именно: подаренный хекталер обратно не возвращается. Я думал его через часик в кармане найти. Куда там! Ни в воротнике, ни в кошельке, ни в сапоге, ни в шляпе. Может, вернулся талер к жене, поскольку ей ведь был подарен? Нет, не вернулся, и теперь понимаю, почему. Она с моим талером в лавку не пошла, а подарила молодому знаменосцу — своему поклоннику еще с капитанских времен. Пропал хекталер навсегда.

На мою долю остались нищета, стыд и женщина, что вышла за меня и на которой я, в сущности, не женился. Как поступить? Три дня ломал голову. Бежать? Стать клятвопреступником? Дважды клятвопреступником? Нарушить верность присяге и верность супруге? Ведь и там и там провозгласил «да поможет мне бог!».

Три дня терпел шипение жены и насмешки офицеров. На третий день сбежал.

(— Я бы в первый же день сбежал, — князь стукнул кулаком по столу.

— Стало быть, вычеркивается грех клятвопреступления, — иронически прищурился советник.

— Quod dixi, dixi! [73])

Часть тринадцатая

ОБМЕН ТЕЛАМИ

Вундердоктор

(— Ну, богоотступник, — начал в день следующего заседания советник, — регистр преступлений твоих подходит к концу. Ты отлично показал нам, как утроить семь смертных грехов, ловко перетасовать, перекрутить и в результате получить ноль из двадцати одного. Нелепыми, за волосы притянутыми россказнями ты вытянул пять месяцев и две недели, предполагая, разумеется, что французы возьмут крепость и вызволят тебя. Сего не произошло. Остается последнее преступление — твоя подлая измена в Кобленце. Здесь я держу тебя крепко. Хотел бы знать, как ты на сей раз вывернешься.)

— Попытаюсь, — ответил обвиняемый и вознес молитвы своей музе, — ведь с ее помощью он день за днем оставался на роковой черте, отделяющей сей прекрасный мир от царства теней.

Вам хорошо известно, милостивые господа, что я после бегства из французского лагеря поступил сюда на службу и долг свой исполнял точно и добросовестно, как полагается хорошему солдату.

(— Надо признать, ты был лучшим констаблером в моей артиллерии, — объявил князь.)

Однажды, когда у себя в каземате я углубился в канонирские свои штудии, часовые привели бродячего торговца, который стоял перед укреплениями и утверждал, будто бы я послал его на вражеские позиции и теперь он вернулся с важным донесением. Чушь, никого я с поручением не посылал. Тем не менее я велел его позвать.