Двуликий Янус - Яковлев Андрей Яковлевич (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Малявкин дежурил на бульваре уже не первый раз: дважды он являлся в назначенные дни и часы. Но напрасно. Никто не являлся. Это злило Бориса. «Неужели передумали?» — гадал он. Неужели немцы от него отказались? Но почему? Он не знал, что и подумать. Вот и сегодня время подходило к концу, а все никого. Никого…
Борис так глубоко задумался, что непроизвольно опустил газету. В этот момент его кто-то тронул за плечо. Он стремительно обернулся. Сзади, за спинкой скамейки, стоял высокий, худощавый лейтенант, судя по знакам на погонах — танкист, и приветливо улыбался. Его левая рука была на черной перевязи.
— Товарищ старший лейтенант, не скажете, который час? Мои остановились. — Танкист пальцами правой руки приподнял обшлаг гимнастерки на раненой руке и выразительно постучал по стеклу часов. Малявкин вздрогнул, на мгновение растерялся: это был пароль.
Растерянность длилась считанные секунды. Борис сразу взял себя в руки и как мог спокойно назвал отзыв:
— А мои хоть и ходят, но я забыл их дома.
— Какой марки у вас часы? — быстро спросил танкист.
— У меня — «Омега», а у вас?
— Тоже «Омега», — с облегчением отозвался лейтенант и, обойдя вокруг скамейки, взял Малявкина, поднявшегося во время разговора, под руку. — Пройдемся, если не имеете ничего против?
Танкист произнес свое предложение скорее в тоне приказа, нежели вопроса или просьбы. Малявкин подчинился, и бок о бок они двинулись вдоль бульвара, в направлении Пушкинской площади.
— На всякий случай, в порядке, так сказать, уточнения, ваше имя? — вполголоса спросил танкист, когда они сделали добрую сотню шагов. — Фамилия?
— Задворный, — после секундного колебания ответил Малявкин. — Николай Задворный.
— Понятно, — осклабился лейтенант. — Задворный, он же Малявкин. Так?
— Кому так, а кому и не так, — огрызнулся Борис.
— Да ты не ершись, не ершись… Я в курсе дела. Просто так. Проверочка.
С минуту они шли молча, потом Малявкин спросил:
— Тебя-то самого как звать?
— Меня? Можешь называть Осетров. — Лейтенант обнажил в ухмылке мелкие, острые зубы. — Семен Семенович Осетров. В соответствии с документами. Устраивает?
Борис пожал плечами:
— Что значит — устраивает? По мне, хоть Осетров, хоть Севрюгин, хоть Щучкин. Один черт. Документы-то надежны? «Хвоста» не привел? И вообще… — Он боязливо оглянулся по сторонам.
Осторожность «Быстрого» пришлась Осетрову по душе. Он принялся обстоятельно, с подробностями рассказывать, как переходил линию фронта, как добирался до Москвы.
— Перед отправкой сюда, к тебе, — говорил Осетров, — пришлось подвергнуться небольшой операции: рана-то настоящая, любая комиссия подтвердит. — Он чуть приподнял лежавшую на перевязи руку и поморщился: — До сих пор саднит!
По словам Осетрова — настоящая это была его фамилия или нет, Борис так и не понял, — фронт он перешел несколько дней назад, восточнее Брянска.
— Пришлось, конечно, натерпеться всякого, но ничего, обошлось. Документы — «железные»! И — ранение. В боях за Родину! — Осетров цинично усмехнулся.
На попутных машинах и всяким иным способом добрался до Мценска, а там — на Москву. Здесь пока обосновался в офицерском общежитии, но надо бы подыскать какое жилье поукромнее. Постоянно мозолить глаза всяким там дежурным и комендантам желания у Осетрова мало. Может, старший лейтенант чем ему поможет, подберет жилье, как коренной москвич? Есть же у него связишки? Да и дел-то не так уж много: на какую-нибудь неделю, на две. Задерживаться в Москве Осетров не собирается: здешний «климат» ему не по душе.
Малявкин задумался. Он сразу оценил, какие возможности открывает перед ним просьба Осетрова. Что, если устроить его у Костюковой? Быть все время рядом, близко, знать каждый его шаг, поступок. Что может быть лучше? С другой стороны… С другой стороны, Малявкин не мог что-либо предлагать Осетрову, не посоветовавшись предварительно с Горюновым и Скворецким, не получив их указаний. Кто знает, какие у них планы?
Борис решил выиграть время, оттянуть ответ.
— Понимаешь, — сказал он, — есть у меня одна мыслишка. Насчет моих московских связей брось и думать: какие там связи? После этой истории в прокуратуре — знаешь, слыхал? (Осетров утвердительно кивнул) — я стараюсь поменьше высовывать нос на улицу, хотя, как видишь, отпустил бороду, бакенбарды. Насчет того, чтобы посещать прежних знакомых, да еще с такой просьбой, и речи быть не может. Мигом попадешься. Вот разве там, где я сейчас обосновался? Места хватит. Вот хозяйка…
— Чего же лучше? — перебил его Осетров. — Решено. Сегодня же к тебе и переберусь.
— Ишь ты какой прыткий! — усмехнулся Малявкин. — А хозяйка? Что моя хозяйка скажет? Надо прежде с ней потолковать, уломать старушку. Я — одно дело. Меня она с детства знает, а вот ты… Нет, так не пойдет. Тут подготовка требуется.
Осетрову возразить было нечего.
Петровский бульвар давно остался сзади. Они миновали Тверской, Никитский, вышли к Гоголевскому, а Осетров, рассуждая о том и о сем, о своем путешествии через фронт, о жилье, ни словом не касался дела, ничего не говорил о цели своего приезда. Малявкин начал хмуриться, заметно волноваться.
— Слушай, ты долго намерен точить лясы, да еще здесь, на улице, в центре города? — грубо оборвал он Осетрова. — Давай к делу. У меня вопросов вагон и маленькая тележка. Только тут не место для серьезной беседы.
— А чем не место? Тепло и не дует, — легкомысленно заметил Осетров. — Чего страшного? Гуляют два молодых, интересных офицера, защитники Родины. Ну и гуляют. Кому какое дело? Следить? Но кто здесь, на бульваре, будет за нами следить? Лучшего места для беседы не найдешь. Впрочем, если ты настаиваешь, выкладывай свое предложение: я в Москве впервые, здешних мест не знаю.
— Можно было бы на Ваганьковское кладбище, — задумчиво сказал Малявкин. — Вот где действительно тихо, масса укромных местечек. Только поздновато уже, темнеет, того и гляди — комендантский час…
— Ну что же, отложим до завтра. У меня тоже мало охоты лишний раз с патрулем встречаться.
— Не хотелось бы откладывать, — возразил Малявкин. — Я знаешь сколько тебя жду!
— Тогда давай к тебе, — предложил Осетров. — Может, на одну ночь твоя старушенция и согласится без предварительной договоренности? Или этой «старушке» и тридцати нету? Так не бойся, отбивать не буду…
Малявкин колебался: соблазн был велик. Ему хотелось поскорее узнать, с чем явился Осетров. Но тот все решил сам, заметив колебания Малявкина:
— Ладно, не будем рисковать. Мне крыша не на одну ночь нужна. Ты договаривайся со своей хозяйкой, а встретимся завтра, в двадцать ноль-ноль, у этого монумента, что ли. — Он кивнул головой в сторону видневшегося в сгустившихся сумерках памятника Гоголю.
Малявкин даже сморщился от возмущения:
— Ты что, с ума сошел? Да тут знаешь какое место? Арбатская площадь! Кремль рядом. Охраны понаставлено. И кой черт нас сюда занес? Давай поворачивать. А встретимся… Встретимся, пожалуй, у входа в Зоопарк. Место подходящее. Только не вечером, а днем, когда моей хозяйки дома не будет. Пойдем ко мне, там и потолкуем.
— Можно и днем, — согласился Осетров. — Но к чему Зоопарк? Зачем зря шататься по улицам? Скажи адрес, и я сам к тебе подъеду.
— Нет уж, — возразил Малявкин, — давай у Зоопарка. Так мне удобнее.
На том и порешили.
Час с небольшим спустя на квартире Костюковой началось совещание. Возле небольшого письменного стола сидел Скворецкий, а на тахте, у стены, Горюнов и Малявкин. Костюкова возилась на кухне. О чем говорилось в комнате, она слышать не могла.
Малявкин, страшно волнуясь, то краснея, то бледнея, подробно, в деталях рассказал о своей встрече с представителем абвера.
Борису было от чего волноваться: ведь эта встреча с фашистским разведчиком была для него первым настоящим испытанием после ареста и освобождения. Он держал первый серьезный экзамен.
