Опасное задание. Конец атамана(Повести) - Танхимович Залман Михайлович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
У теплушки приезжих встречают два чекиста и везут в гостиницу. Через три дня вечером они же являются в гостиничный номер и сообщают:
— Вас ждет Феликс Эдмундович.
К сожалению, нигде в исторических документах эта встреча не отображена. Но в свое время участники ее — Махмут и Саттар — подробно рассказывали о ней своим друзьям-чекистам. Рассказывали, что хотя ждали каждую минуту сообщения о вызове к Дзержинскому, но, услышав, что он ждет их, долго не могли прийти в себя. Справились с волнением только, когда вошли в кабинет и Феликс Эдмундович поднялся им навстречу. Тогда сразу все стало каким-то простым и непринужденным.
Феликс Эдмундович вышел из-за стола, пожал всем руки и, обращаясь к Махмуту, спросил:
— Значит, в штабе Дутова и расстреляли атамана?
Махмут растерянно молчал.
— В штабе, — улыбнувшись, ответил за Махмута Питерс. — И не просто расстрелял, а вначале приговор суда ему зачитал.
— Да! — удивился Дзержинский и, повернувшись к Махмуту, сказал: — Для этого нужно большую волю иметь и знать, во имя чего на смерть идешь. А вы знали, товарищи, во имя чего совершили этот подвиг? Почему нужно было уничтожить Дутова? — спросил он героев.
— Чтобы войны не было, — шагнул вперед Саттар. — Чтобы Дутов людей не убивал.
— Правильно. Совершенно правильно, — подхватил Дзержинский. — Своим героическим подвигом вы предотвратили новый поход Антанты. И за это народ вам скажет спасибо.
Дзержинский еще раз поблагодарил Махмута и Саттара. И опять продолжал задавать вопросы.
Махмут отвечал коротко, сдержанно, но Феликс Эдмундович требовал подробностей. Особенно интересовало его, как встретили жители Джаркента и прилегающих к нему аулов весть о расстреле Дутова.
Когда Махмут рассказал о всеобщем ликовании джаркентцев, о прошедшем митинге, Феликс Эдмундович обрадовался.
— Значит, народ одобряет? — спросил он.
— Одобряет, — в один голос ответили Махмут и Саттар.
Стал докладывать Питерс. Он говорил, что по имеющимся сведениям командиры дутовских частей после гибели атамана передрались между собой из-за дележа власти. Армия разваливается. Только за последний месяц из Китая перебежало около пяти тысяч белых солдат. Они также говорят о разброде в бывшей дутовской армии.
Дзержинский внимательно слушал Питерса, иногда что-то отмечал в записной книжке. Когда беседа закончилась, он достал из стола двое золотых часов, открыл у них крышки. Посмотрел, улыбнулся, одни часы протянул Махмуту.
— От имени чека и нашего правительства вручаю вам эту памятную награду, — сказал он и прочел выгравированную на крышке с внутренней стороны надпись:
«За террористический акт над атаманом Дутовым Ходжамьярову Махмуту».
Вторые часы с такой же надписью он вручил Саттару.
Через несколько дней Ходжамьяров и Куанышпаев покинули Москву.
К тому времени, когда было решено написать эту повесть, большинства из участников героической эпопеи уже не было в живых. Погибли Махмут Ходжамьяров, не стало человека, фигурирующего в книге под именем Саттара Куанышпаева. Группа белобандитов, пробравшаяся в 1934 году из-за кордона, зверски убила жену и детей Махмута.
В живых остался только Тельтай Сарсембаев, ныне работающий в отделе Госплана республики, да несколько бывших чекистов. Они и помогли в сборе материалов, восстановили события тех героических дней. За эту помощь мы и приносим им свою горячую благодарность.
ОПАСНОЕ ЗАДАНИЕ
По следам действительных событий
В казарме
Рядом, поджав ноги, сидят с кружками Ахтан и Избасар. Все трое недоумевают, почему им не разрешили идти с ротой в баню, а оставили в казарме.
— Может, дневальный знает? — говорит задумчиво Ахтан.
— Скажут, когда надо, — успокаивающе машет рукой Кожгали и восхищенно чмокает. — Ох, и чаек.
Он обводит взглядом пирамиды для винтовок, прикрытые серыми одеялами топчаны и добавляет:
— Хорош, а все же не такой, какой я пил у себя в ауле.
— Там лучше? — в глазах Ахтана насмешка.
— Конечно, лучше. Разве в большом казане чай сваришь вкусным? Барашка в казане надо варить, а не чай. Это наш ротный повар ничего не понимает.
— Мудрые твои слова, Кожеке, — соглашается с Кожгали широкий в кости Избасар Джанименов. Он после каждого глотка приподнимает похожие на коромысла сильные плечи. — Только в ауле ты, однако, чай не часто пил. Или у вас пастухи лучше баев живут?
Кожгали смеется.
— Хуже нас, чабанов, только собакам приходится. Траву мы с ягодами завариваем, а не чай… Пастухи все травы знают.
— Я тоже все травы знаю, — вёрткий, сухощавый Ахтан Мухамбедиев протягивает порожнюю кружку Избасару, сидящему с краю у солдатского котелка. — Налей!
— А не лопнешь?
— Нет. Места еще есть много — погладил себя по животу Мухамбедиев.
Протянул кружку к Кожгали.
За окнами казармы переменчивый астраханский день. От всех стекол, которых не касаются умелые и охочие до чистоты женские руки, протянулись наискосок к полу радужные снопы света. Они переливаются, скользят по остриям штыков, перебираются на потолок, и по нему бегут повитые золотом веселые ручейки. А через минуту казарма будто съезжает по крутому косогору в темноту. Потом солнце выныривает из-за набежавшего облачка, и у окон снова выстраиваются искристые снопы.
Три друга сидят на двух сдвинутых топчанах. С краю котелок. Над ним курчавится пар. Ныряют в котелок поочередно кружки, обжигает горло пахучий напиток. От него яснеют мысли, становится хорошо на душе. Что может быть лучше таких минут?
И никто из троих не знает, что полковой комиссар о каждом из них подробно докладывал в астраханском кремле лично Кирову.
Тот вызвал его и спросил, кого из наиболее надежных и толковых красноармейцев 291 полка можно послать в тыл к Деникину.
— Сколько? — спросил в свою очередь комиссар. — Пять, десять человек надо послать?
— Хватит троих.
Комиссар назвал троих.
Киров рассмеялся.
— Нужны люди из коренного казахского-киргизского населения. Они под видом ловцов должны пробраться в Гурьев.
— В Гурьев?
И полковой комиссар (в недавнем прошлом он был членом Гурьевского исполкома) уверенно назвал Избасара, Ахтана и Кожгали.
— Расскажи о каждом, — попросил присутствующий при этой беседе председатель военной инспекции Брагинский.
Комиссар подробно рассказал, что представляют из себя рекомендуемые им красноармейцы.
— Как за самого себя ручаюсь. Не подведут, — добавил он в заключение. — Я же политруком первой роты был, когда они в полк явились. В разведку несколько раз с Ахтаном Мухамбедиевым и Избасаром Джанименовым хаживал.
— Ну что ж. По-моему, подходящие хлопцы. На них и остановимся, — сказал Сергей Миронович.
Было это накануне утром. А сейчас пустеет котелок. Избасар с сожалением заглядывает в него и собирается пойти на кухню, выпросить еще чайку у повара. В это время Ахтан хлопает себя по лбу, бросает на Кожгали диковатый взгляд и говорит:
— Ох, забыл. Как мог забыть? Не знаю.
Кожгали поворачивает к нему сухое лицо и ждет.
Но Ахтан, не торопясь, протягивает Избасару кружку: — Наполовину напился, наполовину нет.
— Если вспомнил, так говори, — хватает его за рукав Кожгали.
— Э, теперь буду ждать. Пусть тебя, Кожеке, черная зависть съест, как ржавчина старый казан, — рассыпает дробный смешок Ахтан.
Кожгали соскакивает с топчана. Высокий, жилистый, он стоит перед Ахтаном, слегка покачиваясь, и насмешливо глядит на него из-под густых бровей, убегающих к вискам.
— Ждать будешь?
