Диамат (Роман) - Дуленцов Максим (читать книги без регистрации .txt) 📗
— Во-первых, вы измеряете зло категориями Библии, что уже неверно: если вы атеист, то не ссылайтесь на Священное Писание. А во-вторых, то, что вы считаете злом сейчас, раньше злом могло и не быть, да даже и в наше время не считается таковым в других землях. Да и сами вы разве не грешили? Не прелюбодействовали, например?
Василий Андреевич смутился, скрыл румянец и растерянность в прищуре.
— Ну хорошо, пусть так, но человек сам себе хозяин. Он делает то, что захочет сам, есть ведь сила воли, решимость, самопожертвование. В конце концов, даже самым дорогим, что есть у человека, — жизнью он распоряжается по своему усмотрению.
— У вас так и вышло?
— У меня? Да… — Василий Андреевич на мгновение увидел лицо Вареньки, проступившее на солнце, с восхитительной улыбкой и легким румянцем на щеках, как будто от мороза, и заплакал.
— Ну-ну, будет. Вижу, что не так. У всех не так. Что есть у нас без веры? Только наше сегодня, сейчас, а будущего нет ни на йоту. Представьте, что Бога нет. Хотя вам не надо представлять, вы и так не верите. Прекрасно. Тогда подумайте: как вам надо жить? Жизнь одна, только один шанс. Надо жить так, чтобы добыть себе максимум комфорта, надо стяжать, убивать, лезть наверх, к благоденствию, по головам других. Да? Так живите именно так.
— Я так не могу. Не приучен. Так комиссары живут сейчас.
— И то не все. Потому что нет плохих людей, есть люди заблудшие, те, кто в результате соприкосновения с обществом не справился с соблазнами бытия. Ведь не рождаются дети плохими? Теперь подумайте, что душа ваша бессмертна, а Бог — высшее воплощение вашей души, ее квинтэссенция — есть. Что тогда?
— Тогда нет смысла жить.
— А для чего дана вам эта материальная жизнь тогда? Ведь, если есть Бог, то она дана вам не просто так, а для чего-то. Бессмысленные действия и поступки присущи животным, а одухотворенным существам они присущи в меньшей степени, Богу же, соответственно, и вообще чужды. Стало быть, можно предположить, что жизнь дана нам для испытания души, для проверки ее стойкости к внешним воздействиям материального мира. А сколько этих миров еще? Трансцендентных, не поддающихся разуму. И в каждый, возможно, попадет ваша душа и пройдет еще немало испытаний на пути к совершенствованию и воссоединению с высшим, с Богом. Тогда стоит жить и бороться, улучшать себя, помогать другим найти истинный смысл бытия. Так интереснее, не правда ли?
Василий Андреевич задумчиво покачал головой, рассматривая серебристо-седые волоски на шкуре крупного черного зверя, который сидел рядом и пошевеливал мягкими бархатными ушами, будто вслушивался в разговор людей.
Монах Феодор помер по осени, тихо, по дороге в Семисосны. Присел под кедр отдохнуть и заснул навсегда. Василий Андреевич нашел его на третий день, похоронил, жалея, что плохо учил Закон Божий и не мог помолиться по правилам. Просто постоял, подумал, вспомнил Феодора, а потом деда, Вареньку и Марью, слезы на глаза навернулись.
В деревню больше он не ходил вплоть до войны, когда германцы вновь на Россию пошли. Тогда только начал приходить. Придет, бывало, молча в сельпо, выложит связку шкурок куницы и белки, заберет крупы с мукой да солью и вновь исчезнет. Заезжие милиционеры из Ныроба пытались было его искать для выяснения, да плюнули: места топкие, болота кругом, среди местных знающих тайгу почти никого не осталось — вымерли, новые поселенцы дальше своих вырубок, где колхозный хлеб сеяли, не ходили, а уж зэкам и подавно такое дело запрещено. Так и ходил Василий Андреевич: то в Семисосны, то в новый поселок, образовавшийся уже после войны из базы Ныроблага по лесозаготовкам. Носил косачей, иногда лосятину, пряча от лесника, который не обращал на него внимания, считая сумасшедшим, менял у деревенских на продукты. Его подкармливали, но он нигде не оставался, всегда упрямо уходил в свою тайгу, за что и прозвали его Васькой-лешим. А как-то и вовсе не пришел, потерялся, молва разнесла, что помер. Даже искать не пытались: никто не знал, где он жил.
Так и сложилась в тех краях легенда про императрицу, что проезжала мимо Семисосен, осматривая свои владения, да захотела помыться. Построили ей у большого озера баньку, пошла она в нее, а там леший: баню-то не освятили, вот нечисть всякая и пришла, — а леший императрицу утешил, и она тут же родила ему сына, из бани не выходя — леший же не человек, у него девять месяцев не ждут. Вот сын-то их и бродит все по лесу: то волком обернется, то стариком. То он косноязычен, как манси с севера, то велеречив, как царский отрок. Сторожит он сокровища, золото, которое последний царь велел сюда свезти после революции, да Колчак которое увез с Казани и не довез до Омска. Кто сунется — того водит за нос и в болото заводит, потому и пропадают люди там. А чтобы не водил и не кружил по лесу, не губил людей, так на заимках надо ему продукты оставлять, задабривать. А про золото вообще говорить нельзя, и лес тревожить нельзя — не то точно конец. Даже пример имелся про ученых, которые тайгу портили, бомбы взрывали, чтобы реки повернуть: мол, потревожили Ваську-лешего — вот и не вышло ничего у них, как текли реки по велению Божьему, так и текут до сих пор.
Часть третья
ОЗЕРО
У майора милиции Ивана Гавриловича Терехова золота отродясь не водилось. Ну, не считая обручального кольца, что уже не снималось с пальца лет двадцать ввиду утолщения оного с возрастом, да пары золотых монет, изъятых у цыган при осмотре дома и оставленных себе. А так Иван Гаврилович был гол как сокол, чем очень тяготился. Все его товарищи уже остепенились, особенно те, кто из милиции ушел, на сладкие должности устроились, начальниками служб безопасности. Работа у коммерсов непыльная: сиди, договаривайся со своими бывшими сослуживцами, дели денежки, что директора отстегивают на безопасность. Да только не попал туда Иван Гаврилович, места все заняты хорошие, а абы куда ему идти с теплой, хоть не очень прибыльной должности участкового не хотелось. Тут все-таки хоть что-то можно урвать: с алкоголика-буяна — мзду, чтобы не в каталажку его тащили сержанты, с пьяного спящего — деньги из кошелька, все благодарен будет, что не замерз, не обобрали его до нитки преступники. Милиция только свое берет. Да только это мелочи, стыдно было Ивану Гавриловичу в таком возрасте и звании все побираться, как нищему.
Другие знакомые в том же звании, а тоже вон на хороших должностях — кто в уголовке, кто в ОБЭПе, — и зарабатывают немало. Его и туда не берут. Там место денег стоит. А он немолод, и денег нет.
Вот от такого бедственного положения и решился Иван Гаврилович на серьезный поступок. Но сначала посоветовался с супругой — привык так. Детей у них не было, жили одиноко. Квартирку недавно справили трехкомнатную, не новую, но хорошую, в кирпиче, обставили, а на дачку не хватало. Машина старая уже, «семерка», давно просилась на рынок. Хотел продать Иван Гаврилович свои червонцы, но на семейном совете решили все-таки оставить их на черный день, а сделать так, как придумал глава семьи. И пошел на следующий день с утра участковый по трем адресам вверенного ему участка, где недавно обосновались три новенькие фирмочки.
По первому адресу был киоск с газетами и журналами. Иван Гаврилович дождался своей очереди, снял фуражку, сунул голову в окно:
— «Комсомолка» есть?
— Есть, — ответил молодой парень внутри.
— Дай-ка мне ее, и еще… Кто хозяин?
— Нету, ушел пока, будет в обед.
— Вот скажи ему, пусть придет в участок милиции. Сегодня к вечеру.
— А что случилось?
— А разрешения у вас нет.
— Какого? Все есть!
— Не все! И не препирайся, сказал, придет пусть — значит, пусть придет. А не придет — приведут. В наручниках. Понял? Так и передай.
По второму адресу располагался ларек с пивом и сигаретами. Поставили недавно, молодые, неопытные. Иван Гаврилович наблюдал за ними несколько дней и даже купил у них пиво. Бандиты еще до них не дошли, так что можно было прибирать киоск к своим опытным рукам.