Атлантида под водой - Каду Ренэ (лучшие книги онлайн txt) 📗
— Я счастливее других. Мне не нужна бумага. Я помню свои стихи наизусть.
В ответ на просьбу Антиноя прочесть что-нибудь, он продекламировал ему с жаром строки, которые показались Антиною несравненно лучше, чем стихотворения многих известных поэтов.
— Но кто же вы все?
— Звездная палата Атлантиды.
Антиной побледнел. Значит, все-таки сумасшедшие. Но поэт серьезно продолжал:
— Вы пришли к нам из царства мертвых. Но вы живой, и мы живые. Если дать нам свободу, мы взорвем всю коробку Атлантиды. Здесь сидят те, чьи идеи могут быть вредны правительству, церкви, королю, гражданам, всему быту страны.
— Кто же вы? Кто?
— Я — поэт. Старик, рисующий чертежи, чтобы сосредоточиться, — математик. Вот этот юноша — художник. Он рисует свои картины гвоздем на подошве. Странный материал, не правда ли? Что делать, если другого не дают. Приходится же математику держать все формулы в голове.
— Имена? Имена? — лихорадочно крикнул Антиной.
— Вы не знаете их. Мы уходим неизвестными из мира, полиция узнает о нашем существовании раньше, чем общество, а родные отказываются от нас, как только мы попадаем сюда. А те, которые выходят отсюда… о них лучше не говорить. Я не знаю, кто вы. Но, судя по хитону, вы должны все же знать некоторые имена. Вспомните, разве имя Ксенофонт ничего не говорит вам?
— Это он? — закричал Антиной.
— Он. — Кивнул головой поэт.
Ксенофонт, книги которого были настольными пособиями Антиноя. Ксенофонт, величайший математик Атлантиды, неожиданно исчезнувший из столицы голубых солнц лет двадцать назад, — это был старик, которого Антиной едва не заподозрил в безумии, увидев, как он чертит пальцем по стене.
— Что же он сделал?
— Он хотел опубликовать работу по астрономии. Он прочел все земные книги. Но астрономия — вредная наука под водой. Она говорит о настоящем мире и звездах. Его посадили сюда.
— Значит, вы знаете о существовании земли?
— Мы знаем все, что можно знать. — Был гордый ответ. — И мы мечтаем о звездах. Поэтому мы вдвойне вправе назвать себя звездной палатой.
— Отчего же вы не протестуете?
— А вы верите в протесты?
— Нет, я верю в действия.
— Число надзирателей и стражи вдвое больше нашего. Здесь у людей остается только надежда. Безосновательная надежда. Мудрый не предпримет здесь ничего, иначе он потеряет последнее— надежду.
— Ужасно, — прошептал Антиной.
БОГИНЯ
Мы не будем описывать торжественного въезда первосвященника в свой дворец, освобождения министра юстиции, сразу забывшего, что он недавно хотел сделаться потребителем, и вступления старой власти в исполнение своих обязанностей.
На судебной площади снова воздвигался помост, а на помосте опять появились гильотины. На этот раз казнь готовилась для арестованных революционеров. Еще не было допроса, еще не был опубликован состав чрезвычайного суда, но кто же не знал заранее приговора. Первосвященник и правительство простили столичных потребителей. Они, конечно, могли бы вырезать всех своих рабочих, но это было бы слишком невыгодно. Зато те, кто был взят в плен с оружием в руках или арестован по доносу или подозрению, могли спешно готовиться к смерти. В Атлантиде не оказалось бы судьи, который посмел бы или захотел бы вынести им оправдательный приговор.
Сидония, Стиб и Том остались в живых. Приказ Бриггса — захватить последних революционеров живыми — был исполнен в точности. Только Рамзес, убивший профессора, поплатился за это жизнью. Остальные под личным наблюдением Бриггса были обезоружены и приведены во дворец первосвященника. В виде особой иронии — Сидонию и Стиба поместили в те же камеры, которые они занимали и прежде. К ним присоединили и Тома.
Когда Сидония очнулась с безумной болью в голове, она приподнялась на локте, ища Антиноя. Она помнила, как он упал и как она бросилась к нему. Она помнила и его спокойное лицо в своих руках. Но Антиноя не было. У ее постели сидел, сгорбившись и подперев безнадежно опущенную голову руками, Стиб. Он посмотрел на Сидонию и угадал ее мысли.
— Это не сон, — сказал он печально. — Все это было. Мы снова в тюрьме. Но мы выходили из нее. Тысячи трупов — тому доказательство. А если этого мало — Антиноя больше нет.
В углу кто-то всхлипнул. Там сидел Том, которого Сидония раньше не заметила. Сквозь слезы он сказал:
— И Рамзеса тоже больше нет.
Сидония закрыла глаза. Если так, зачем же просыпаться?
Кажется, во сне было что-то хорошее, хотя она и не помнила — что. Вот если бы вспомнить… Но Стиб вскочил и с яростью крикнул, насильно возвращая Сидонию к жизни:
— Теперь-то нас убьют, будьте спокойны! Об одном я жалею: что я не убил Бриггса. Ах, собака, ах, негодяй!.. Зато его друг, профессор, карабкается по всем семи небесам в ад. Молодчина Рамзес! Стоит самому умереть, чтобы раздавить такую гадину!
Сидония, сморщась от его крика, посмотрела на него неподвижным взглядом и сказала странным, медленным, далеким голосом:
— Скажите, Стиб, вы уверены, что Антиной умер? Она сощурила глаза, но все-таки не увидела Стиба и настойчиво повторила:
— Уверены?
Стиб съежился. Он сказал тихо, вкладывая в свои слова всю нежность и мягкость, на которые был способен:
— Не знаю, Сиди. Может быть, он и жив. Ведь живы же мы. Но не все ли равно? Если мы сегодня живы, завтра нас убьют.
— Я хочу его видеть, — все тем же странным голосом сказала Сидония.
— Кого? Антиноя? — расширяя от ужаса зрачки, спросил Стиб. Он испугался, что Сидония сходит с ума.
— Да. Пойдите, приведите его сюда.
В ее голосе неожиданно прозвучала капризная нотка. Она торопила Стиба, она не понимала, отчего не исполняют ее просьбу. Стиб сел на кровать, взял ее руки в свои и с мужеством отчаяния, борющегося с непостижимой для него силой, заговорил:
— Сиди, дорогая моя, умоляю вас, придите же в себя! Мы в тюрьме. Выхода нет. Мы не только не знаем, где он, мы не знаем, жив ли он. Нас всех ждет казнь. Сиди, придите в себя, Сиди!..
Как ее имя в его устах не было похоже теперь на страстные заклинания, которые он когда-то произносил на пароходе, под водой и даже уже в Атлантиде!
Сидония вздрогнула и снова посмотрела на него. Она вцепилась руками в Стиба и прошептала:
— Стиб… Том…
— Да, да, это мы.
— Мисс Сиди, — плача, воскликнул Том. — Это я!
Сидония вдруг всплеснула руками и горько зарыдала.
Через минуту она перестала плакать и села на постели. Ее глаза были сухи и воспалены. Она уже все осознала. Она резко спросила, словно продолжая прежний разговор:
— И ничего нельзя сделать?
— Ничего, Сиди, — безнадежно покачал головой Стиб.
— Подумайте, Стиб. Вы мужчина. Я хочу знать, жив ли Антиной. Я не хочу умирать. Я хочу на землю, на нашу землю. Я хочу свободы. Подумайте, Стиб. Вспомните, гробница человеколошади. Я помню все указания Антиноя.
— Но нам не добраться до нее, — так же безнадежно прошептал Стиб.
— Стиб, — настойчиво продолжала Сидония, — я знаю, что вы мой друг. Стиб, если Антиной умер, нам нечего больше делать здесь. И у нас есть средство. Свобода и месть. Стиб, подумайте же! Разве вы не хотите жить и вернуться на землю?
— Хочу ли? Но я ничего не могу придумать.
— Значит, мы погибли, Стиб? Стиб, мы погибли? Стиб молчал. Сидония вскочила и заломила руки.
Дверь неожиданно открылась, и вошел первосвященник. Несколько кастратов остановились в дверях. Первосвященник посмотрел на Сидонию и, обращаясь только к ней, спокойно сказал:
— Нет, вы можете еще сохранить вашу жизнь. Вы помните мое предложение?
Сидония сразу поникла, как только он вошел. Она сделалась маленькой, бешенство сейчас же схлынуло, уступив место детской робости. Она прошептала:
— Сделаться богиней?
— Да. Я слышал ваш разговор. Антиной умер. У вас нет больше защитников. Если вы хотите жить и спасти жизнь ваших спутников, примите мое предложение.