Осужден пожизненно - Кларк Маркус (читаем книги онлайн txt) 📗
Он был так погружен в свои мечты, что даже не услышал легких детских шагов. Сильвия принесла матери радостную весть о том, что каторжник построил лодку, и миссис Викерс, пересилив свою слабость, ковыляла следом за ней к берегу, опираясь на руку Мориса Фрера.
– Мистер Доуз! Мама идет посмотреть челн! – крикнула девочка, но слова не дошли до его сознания.
Девочка повторила их, однако застывшая у планшира фигура не сдвинулась с места.
– Мистер Доуз! – громко крикнула Сильвия и потянула его за рукав.
От этого прикосновения он очнулся и, опустив глаза, увидел обращенное к нему хорошенькое личико. Едва сознавая, что делает, весь еще во власти своих грез, свободный, богатый и уважаемый, он схватил маленькое создание в объятия, как если бы она была его дочерью, и крепко расцеловал. Сильвия ничего не сказала, но Фрер, по-своему оценивший этот поступок и сделавший свой собственный вывод, был поражен такой дерзостью. Лейтенант считал, что уже занял свой прежний служебный пост, и, держа миссис Викерс под руку, закричал на Руфуса так, как если б это происходило в его ведомстве на острове Марии.
– Ах ты, наглец! – воскликнул он. – Да как ты смеешь?! Помни свое место, несчастный!
Эта фраза вернула Руфуса Доуза к действительности. Да, его местом было и есть – место каторжника. Как смеет он проявлять нежность к дочери своего начальника?! Однако после всего, что он для них сделал И мог еще сделать, такой приговор показался ему жестокостью. Он посмотрел на этих людей, разглядывавших построенную им лодку. На щеках бедной женщины он увидел румянец надежды, а в непреклонном взгляде Мориса Фрера – властность, и тут он понял: вот какой результат всех его усилий! Он сам добровольно отдал себя в рабство. Пока спасение казалось невозможным, с ним считались и его уважали. Теперь же, когда он сделал все для их избавления, он снова превратился для них во вьючное животное. В этом заброшенном диком месте его величали мистером Доузом, он был их спасителем; в цивилизованном мире он снова станет Руфусом Доузом, преступником, арестантом, беглым каторжником. Он молча стоял, предоставляя Фреру распространяться о превосходных качествах маленького суденышка. А затем, почувствовав сдержанность в сказанных миссис Викерс словах благодарности и приписав это проявленной им по отношению к Сильвии вольности, он повернулся и так же молча скрылся за деревьями.
– Чудной он какой-то, – проговорил Фрер, поймав взгляд миссис Викерс, провожавшей глазами удаляющуюся фигуру. – Вечно в дурном настроении.
– Бедняга! Но к нам он был добр, – ответила миссис Викерс. Даже она, почувствовав перемену обстоятельств, поняла, что по необъяснимой причине все ее слепое доверие к каторжнику, пробудившему ее надежды и спасшему их жизни, превратилось теперь в снисходительную жалость, не имевшую ничего общего с уважением и любовью.
– Пойдемте ужинать, – сказал Фрер. – Надеюсь, это будет наш последний ужин здесь! Тот субъект придет потом, когда перестанет дуться.
Но Доуз не возвращался. Миссис Викерс и Сильвия, немного посетовав на это, вскоре погрузились в свои заботы и почти забыли о нем. С поразительной наивностью они смотрели на предстоящее им рискованное испытание как на победу, ими уже выигранную. Им казалось, что чудесное обладание лодкой само по себе уже исключало все опасности морского путешествия. Что же касается Мориса Фрера, то он радовался тому, что арестант не путается у него под ногами. Как был бы он счастлив, если бы тот навсегда убрался с дороги…
Глава 28
СЛОВА НА ПЕСКЕ
Скрывшись с глаз неблагодарных людей, которых он так облагодетельствовал, Руфус Доуз бросился на землю в порыве гнева и отчаяния. Впервые за шесть лет он вырвался из тупика человеконенавистничества, уже привычного его душе. И вот награда за все! Он сдерживал свой вспыльчивый нрав, чтобы не обидеть их. Он отгонял горькие воспоминания о прежних унижениях, чтобы они не бросали зловещую тень на судьбу златокудрой девочки, которая так странно сплелась с его судьбой. Он подавил в себе душевные муки, чтобы не причинять боль своим доброжелателям. Он отказался от планов мести, хотя месть была бы такой желанной. Все эти годы он ждал случая, чтобы отомстить своим мучителям. И теперь, когда неожиданный поворот событий дал ему эту возможность, он не нанес удара своему врагу. Он рисковал жизнью, преодолевая враждебные чувства, шел наперекор своему характеру. Но как только его изобретательность, ум и отвага открыли им путь к спасению, наградой ему явились презрительные взгляды и новые унижения. Истина, открывшаяся ему в ту минуту, когда его душа ликовала от ошеломляющей вести о том, что на родине его ожидало богатство, заставила его в бешенстве стиснуть зубы.
Связанный самыми чистыми и священными узами – любовью к матери, он обрек себя на гражданскую смерть, не желая покупать жизнь и свободу ценой разоблачения тайны, которая опозорила бы любимое им кроткое существо. Благодаря случайному стечению обстоятельств судьба поддержала этот обман. Его кузен Фрер не узнал его. «Гидасп», на борту которого молодой Ричард Дивайн якобы отплыл из Англии, погиб со всеми людьми. И не осталось ни единого звена, которое бы связывало Руфуса Доуза, каторжника, с Ричардом Дивайном, пропавшим наследником огромного состояния покойного кораблестроителя.
О, если бы только знать! Если бы там, в мрачной тюрьме, весь во власти сомнений и страхов, придавленный неумолимой логикой обстоятельств, он бы узнал, что сэр Ричард умер, не успев отомстить ему, его жертва была бы ненужной. Суд вынес приговор некоему матросу «без роду без племени», который отказался сообщить судье что-либо о своем прошлом и даже не призвал ни одного свидетеля в свою защиту. Теперь ему стало ясно, что если бы он настаивал на своей невиновности, сохранив в тайне имя убийцы, суд мог бы его оправдать. Судьи справедливы, но общественное мнение – великая сила, и вполне возможно, что сын миллионера Ричард Дивайн избежал бы кары, обрушившейся на Руфуса Доуза, безвестного матроса. Но там, в тюрьме, обуреваемый отчаянием и страхом, балансируя между жизнью и смертью во имя любви, мог ли он допустить столь нелепую мысль, что окажется единственным наследником отца, лишившего его наследства? Если бы он только знал это, вся его жизнь пошла бы по-другому. А узнал он все только сейчас – увы, слишком поздно.
Он то лежал распростертый на песке, то начинал бесцельно бродить между низкорослыми деревцами, белеющими под мерцавшей в тумане луной, или садился, согнувшись, как некогда в тюрьме, обхватив голову руками и слегка покачиваясь, в мучительных раздумьях о своей горькой участи. На что ему теперь это наследство? Беглый каторжник, чьи руки огрубели от рабского труда, а спина покрыта рубцами от плетей, никогда не будет принят в хорошем обществе. Если он даже потребует признания своего имени и своих прав – чего он этим добьется? Ведь он преступник, осужденный законом, отнявшим у него его имя и права. Если он откроется Фреру, сказав, что он его пропавший кузен, тот поднимет его на смех. Если он публично заявит о своем происхождении и своей непричастности к преступлению., он рассмешит всю колонию, а надзиратель постарается перевести его на более тяжелые работы. Даже если он будет без конца рассказывать всем эту невероятную историю и заставит в нее поверить – что это ему даст?
Допустим, что в Англии – после стольких лет – узнают, что некий убийца и каторжник, много лет проработавший в кандальной команде в колонии Макуори-Харбор, чей «послужной список» являет собой длинный перечень нарушений дисциплины и наказаний, заявляет, что он наследник крупного состояния и претендует на то, чтобы лишить достойных людей Англии их ранга и положения, как общество воспримет подобное дерзкое заявление? Вряд ли оно пожелает освободить преступника от оков и предоставить ему почетное место, которое занимал его покойный отец. Подобное известие будет воспринято как катастрофа, как стремление очернить безупречную репутацию всеми уважаемого человека, как оскорбление ничем не запятнанного имени. Даже если все будет ему благоприятствовать, и он вернется к матери, которая успела уже примириться с потерей сына, он в лучшем случае станет для нее вечным олицетворением позора, не менее страшного, чем тот, которого она так опасалась.
