Один на дороге - Михайлов Владимир Дмитриевич (библиотека книг .txt) 📗
«А мне-то что до вашего мнения», – подумал я, но вслух не сказал этого, а лишь вернулся к началу разговора.
– Не беспокойтесь, там хорошие люди. Военный в годах и его жена.
– У вас есть знакомые среди военных?
– И немало, – сказал я.
– Они кажутся вам интересными людьми?
– Как кто. Как и среди всех остальных.
– Не знаю, – сказала она, – мне они кажутся людьми достаточно ограниченными.
– Ну, с этим я не согласен, – возразил я. – Армия настолько велика, что люди в ней бывают самые разные.
И в самом деле, подумал я. Мы редко пытаемся понять, что такое армия, в самом общем виде. Армия – это особая страна, особое мировоззрение и образ жизни. В армии есть все, что есть в гражданской жизни, и сверх того многое, чего в ней нет. В армии есть своя аристократия и свой плебс. Своя интеллигенция и свои тупицы. Свои ученые и писатели. Свои артисты и композиторы. Свои таланты и бездари. Свои изобретатели и исполнители. Свои художники и инженеры. Свои философы и люди действия. Люди необходимые и люди случайные. Люди принципа и конъюнктурщики. Свои спортсмены и свои гиподинамики. Свои герои и свои трусы. Свои независимые и свои подхалимы. Свои мечтатели и свои прагматики. Свои карьеристы и свои работяги. Свои удачники и неудачники. Свои трезвенники и пьяницы. Свои мудрецы и свои дураки; правда, говорят, что уж если дурак армейский, то он всем дуракам дурак. Может быть. Но какими бы ни были люди в армии, они – кроме всего прочего, или прежде всего – солдаты, люди приказа и подчинения, люди не самой легкой судьбы…
Я чуть было не проскочил мимо нужного нам дома и остановился в самый последний миг. Ольгу, кажется, охватила нерешительность, она смотрела на меня чуть испуганно. Я взял ев за руку и сказал строго: «Ольга, не советую пререкаться со старшими, куда попало я вас не повел бы, можете мне поверить. Пошли!»
Мы вошли в тесный, кособокий лифт; дергаясь и поскрежетывая, спотыкаясь на каждом этаже, он тем не менее поднял нас на нужную высоту. Мы вышли; на двери была все та же табличка со знакомой фамилией,
И я позвонил.
II
Открыла нам Варвара. Годы почти не изменили ее, разве что чуть отяжелили, в рыжеватых волосах не было и намека на седину; впрочем, в прихожей было сумеречно. Она не узнала меня и спросила: «Вам кого?», я молчал и, улыбаясь, смотрел на нее, и она узнала и чуть покраснела и сказала: «Ох!», и тут же из глубины квартиры донесся знакомый, зычный и хрипловатый голос Семеныча: «Кто там, Варя?», а она ответила тоже своим всегдашним, резким голосом: «Ваня, Вова приехал, Вова!» Из комнаты раздался рев, и Семеныч выкатился в прихожую, приземистый, массивный, в прошлом гвардии майор, сейчас уже в отставке. Прошла минута похлопываний и междометий, и только тут я вспомнил об Ольге; она, вроде бы обидевшись, стояла в самом углу, рядом с вешалкой: не привыкла, наверное, чтобы на нее не обращали внимания. Я взял ее за руку и сказал: «Знакомьтесь, Ольга», – хозяева поздоровались с ней – сдержанно, хотя и не сухо; статус ее был им неясен, но, по старой памяти, они мне верили. Нас пригласили в комнату; это была старая комната, а не другая, бывшая моя, которую они отвоевали у КЭЧа, когда мне дали квартиру и мы переехали. Я им тогда немного помог в этой кампании, и мы остались навсегда если не друзьями, – мы были слишком разными людьми, – то, во всяком случае, хорошими приятелями. На это, собственно, я и рассчитывал сейчас.
Обстановка в их комнате осталась прежней, и мы сели за знакомый стол; Семеныч что-то буркнул, и Варя тут же убыла на кухню, где загремела посудой. Я из вежливости сказал: «Не надо, Семеныч, мы в общем не голодны», – это было чистое вранье. Он мотнул головой: «Это не но правилам, не знаю, я ничего не видел». Варя вошла, неся бутылочку, из серванта были извлечены рюмки и тарелки, и я перестал изображать сопротивление. Семеныч смотрел на бутылку теплым дружеским взглядом, Варвара перехватила его взгляд, но ничего не сказала:.видимо, повод был признан достойным. Появилась селедочка, помидоры, огурцы, лучок; здесь любили кушать просто, но помногу. Пока Варвара хозяйничала, Семеныч критически обозрел меня и приготовился что-то спросить. Когда Семеныч собирался задать вопрос, тому предшествовал определенный и неизменный ритуал: он глубоко вздыхал раз, другой, кашлял, вытирал губы тыльной стороной ладони, одновременно прикрыв глаза, и только после этого начинали звучать слова. Так что при желании любой его вопрос ничего не стоило предупредить; так я и поступил сейчас, потому что знал, о чем он спросит: почему я в гражданском – вышел в отставку, что ли? Или же… Он не успел еще вытереть губ, как я сказал:
– Ну что же, Семеныч, первым делом разреши доложить: у меня никаких особых перемен, я все там же и занимаюсь тем же – копаюсь в земле понемножку. И давай больше не будем на эту тему, ладно?
Семеиыч выглядел, как велогонщик, которому на старте кто-то сунул палку в спицы. Однако вопреки первому впечатлению, он был мужиком сообразительным; вместо вопроса он пробормотал «Я сейчас», вышел на кухню, побыл там немного и вернулся, неся хлеб и, видимо, не забыв предупредить Варвару о необходимой сдержанности. Но она, кажется, вряд ли поняла это в нужном смысле, у женщин всегда другое на уме, и решила меня не щадить. Мы уселись, Семеныч, торжественно откашлявшись, стал наливать. Я перевернул свою рюмку вверх донышком и он, вторично оскорбленный в лучших чувствах, застыл с бутылкой в руке.
– Ты что, завязал? – недоверчиво спросил он. Я решил не пускаться в объяснения.
– Нет. Просто я на работе.
– Так-так. Тут, у нас? Я ничего не слыхал…
– Не совсем. Невдалеке. Он кивнул.
– А то сейчас все завязывают, – сказал он. – Мода такая пошла. А зачем? Не по-русски. Ты лучше не перебирай, а завязывать тоже, понимаешь ли, крайность.
– Ладно, – сказала Варвара, – не принуждай человека, раз он на работе, тебе же сказано. Сейчас, Вова, я тебе принесу. – Она отлучилась и вернулась с каким-то питьем в глиняном кувшине. Я понюхал – это мне годилось. Семеныч нетерпеливо сопел.
– Ну, за встречу, – провозгласил он, едва я успел налить Ольге водки, а себе водички – и он лихо выпил, крякнул, провел по губам рукавом домашней куртки и подцепил селедочку. Варвара опрокинула рюмку, не отставая; она была вовсе не против такого времяпрепровождения, если только и сама принимала в нем участие и если Семеныч не перебирал – правда, в годы нашего знакомства такое случалось не часто. Но тогда бутылки стояли в серванте, а не где-то на кухне, в каком-то, наверное, тайничке; что поделать, со временем многое меняется… Ольга взглянула на меня, и я сказал ей:
