Взлетная полоса - Беляев Александр Павлович (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Глава 28
Кольцову нравились учения. Он даже любил их. Как и все, выматывался на учениях, недосыпал; если они проводились зимой — мерз, если летом — обливался в раскаленной стальной коробке ручьями пота. Но какой бы напряженной ни складывалась на учениях обстановка, как бы круто и быстро ни разворачивались события, он всегда оставался бодр душой, в любой ситуации мог найти для себя что-то новое, интересное. Он любил учения потому, что в поле куда чаще, чем в казарме, действовал самостоятельно. Там он не только принимал решения, но и сам претворял их в жизнь. Его инициатива на учениях чаще, чем обычно, находила поддержку. И еще он любил учения за то, что на маршах, при выполнении боевых задач, когда неожиданно и резко менялась обстановка, когда экипажам приходилось напрягать все свои силы и нередко выручать друг друга из сложных ситуаций, у людей необычайно обострялось чувство ответственности за порученное им дело, а сами они преображались до неузнаваемости, раскрывая лучшие качества своих характеров, ярко и устремленно проявляя способности. В такие минуты и Кольцов испытывал необычайный прилив энергии, забывал все свои неурядицы и сомнения.
На исходе вторых суток, когда рота заправлялась топливом, к Кольцову подошел старшина Доля и протянул письмо. На конверте стояли штампы: «Заказное», «Авиа». «Кому это так не терпится?» — подумал Кольцов. Почерк отправителя, однако, был незнаком. Кольцов взглянул на обратный адрес. И тоже ничего не понял. И вдруг его осенило: «Да это же квартира Кулешова! От Юли!» Сердце у него взволнованно забилось. Он хотел было вскрыть конверт и тут же прочитать письмо. Но так же быстро передумал, сунул конверт в карман и, стараясь не выдавать волнения, спросил старшину:
— Давно пришло?
— Только что заправщик привез.
— Я хотел напомнить тебе, Иван Семенович, — сменил тему разговора Кольцов, — что, когда вчера второй взвод перетаскивал через болото машины и ребята возились с тросами, у кого-нибудь наверняка промокли ноги. Но сами солдаты в этом ввек не признаются. Так ты проверь…
— Напрасно беспокоитесь. Две пары сапог еще утром заменил, — поджав губы, с обидой доложил старшина. — Это ж надо ухитриться: так грязи было по щиколотку, а они через голенища ее начерпали… Нарочно, что ли?
— Старались…
— То-то и видно. А сапоги я потом специально в воде проверял. Как паяные, хоть бы каплю где пропустили.
— Хорошо, — одобрил действия Доли Кольцов. — Проследи, чтобы при заправке второпях чего-нибудь не оставили на дороге. Бывает…
Доля козырнул и побежал к роте. А Кольцов, оставшись один, с нетерпением вытащил письмо из кармана.
«Сергей Дмитриевич» — писала Юля. — Мне очень жаль, что я опоздала к отходу поезда и не смогла проводить вас. Мне кажется, что вы уехали обиженным. И я, поверьте, расстроена этим. Конечно, я не имела права отпускать вас, не сказав несколько теплых слов. Но вы настоящий мужчина и простите меня. По крайней мере, мне этого очень хочется…»
Далее Юля писала о себе. Она здорова, хотя и устала. Год выдался напряженным. Было бы неплохо в конце концов уехать отдохнуть. Но ситуация складывается так, что, пока не будет закончена работа, об отпуске можно только мечтать. В связи с этим настроение у нее не ахти какое бодрое и даже выглядит она не очень хорошо. Не так уж, конечно, чтобы плохо. Но и совсем не так, как, допустим, летом или даже тогда, когда они ходили в театр.
Дочитав до этого места, Кольцов невольно улыбнулся. Юля раньше никогда не была так с ним откровенна. А он никак не мог представить себе, как это Юля может выглядеть неважно.
«Тем не менее все это мелочи. И никакого серьезного значения я им не придаю, — заключила она. — Куда больше меня интересует и волнует ваше настроение и то, чем вы теперь заняты. Я не получила от вас еще ни одной весточки, хотя вы и обещали писать часто. Ладно. Наверно, и без меня дел много. Однако, несмотря на это, и мысли не допускаю, что вы забросили работу над прибором. Конечно, продолжать ее в ваших условиях неимоверно трудно. Но я помню, как горячо отстаивали вы свою идею во время нашей беседы на балконе, на дне рождения вашего друга, кстати, передайте им всем от меня самый большой привет, помню записи в вашей тетради, которую тогда же вы передали мне, и очень хочу надеяться на то, что вы эту идею воплотите в жизнь. Не берусь предугадывать, каким путем вам это удастся, но я твердо верб в ваши силы, в ваше будущее. Не разочаровывайте меня. Если вы не дойдете до финиша, мы все потеряем нечто гораздо большее, чем просто новая система. Учитывая вашу занятость, мне не хотелось бы отрывать вас от вашего основного поиска и на минуту. И тем не менее обращаюсь к вам с просьбой: не предавайте забвению и того, о чем говорили у нас на разборе. Нам, во всяком случае молодым специалистам, ясно, что самое оригинальное и перспективное решение проблемы намечено вами. Скоро у вас отпуск. Вы будете в Москве. Непременно дайте знать о себе. Нам очень нужна ваша консультация. И пишите мне. Не забывайте, пишите…»
Заканчивалось письмо коротким «Юля» и небольшой припиской: «Вчера разговаривала с вашим Братом по телефону. Он звонил Ирине. Не знаю, пишет ли он вам. Но мне он сказал, что у него все в порядке. Того и вам желаю».
Кольцов аккуратно свернул письмо и убрал в карман. Он знал, что перечитает его еще и еще раз, что время для этого будет, еще раз все обдумает, прочувствует. Но и сейчас уже он чувствовал огромное удовлетворение от сознания, что Юля все же была на вокзале. Если бы он знал об этом раньше!.. Тяжелый, как танковый каток, груз скатился у него с души. Ему даже показалось, что много светлее стало в воздухе, ослепительнее и ярче заблестел снег. Напрасно она беспокоится, он и не думал останавливаться на половине дистанции. И если у него в эти дни совершенно не было времени, чтобы присесть за свои записи, то мозг не прекращал работы ни на минуту. Иногда Кольцову казалось, что он даже во сне продолжает напряженный поиск, так как по утрам совершенно неожиданно находил ответы на те вопросы, которые еще поздно вечером накануне казались почти неразрешимыми.
«А буду в Москве, конечно, позвоню и дам не только консультацию, а всю трансформированную схему «Совы» с вариантом «дельта». Теперь после встречи с Владиславом Андреевичем она стала совершенно мне ясна, — подумал он. Ему захотелось ответить Юле немедленно. Он огляделся, подыскивая удобное местечко, чтобы присесть, и неожиданно услыхал голос Звягина:
— Товарищ капитан, вас вызывает Десятый.
Это был позывной Семина. Кольцов подошел к своему танку, включился в сеть.
— Я — Ноль-первый. Прием! — доложил он.
— Я — Десятый. Заправку закончили? — спросил Семин.
— Заканчиваем.
— Возьмите карту! — приказал Семин. — Слушайте задачу.
Кольцов быстро раскрыл планшет.
— Готовы? — торопил Семин.
— Так точно.
— Немедленно вышлите взвод для разведки переправы в изгибе реки. Понятно?
— Так точно!
— Там их будут ждать саперы. Понятно?
— Понятно.
— Переправу разведать в трех, минимум в двух местах. Ясно?
— Так точно!
— Самому в десять тридцать быть на западной опушке леса, квадрат двадцать четыре ноль-семь. Нашли?
— Нашел.
— Повторите!
Кольцов повторил задачу.
— Кого высылаете в разведку?
— Старшего лейтенанта Аверочкина.
— Высылайте!
Кольцов переключил переговорное устройство и скомандовал:
— Аверочкин, ко мне!
Чтобы выиграть время и уложиться в срок, Аверочкин повел свой взвод напрямик через высоту. Танки легко перевалили через гребень высоты и проворно скатились по ее западному склону к ледяной ленте Кульи. Аверочкин выглянул из люка башни и увидел, что почти одновременно со взводом по дороге, тянувшейся по склону, к берегу подъехал газик. Из него вылезли два офицера и направились к реке. Это были проверяющие. В одном из них Аверочкин сразу же узнал Ланового. Аверочкин понял, что прибыл именно в ту точку, в какую надо, и приказал остановиться. Механик-водитель завел танк в кусты погуще и заглушил двигатель. А Аверочкин спрыгнул с брони на снег и побежал к саперам, работавшим на льду.
