По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих (версия книг .TXT) 📗
– Я только тогда назову тебе сумму денег, когда смогу реально оценить твои финансовые возможности.
– Попробуй!
– Три тысячи пиастров!
– Это опустошит мой кошелек полностью, – сказал макредж мрачно.
– Тогда ты дашь мне четыре тысячи пиастров!
– Господин! Это ведь еще больше!
– Макредж, скажи, ты вообще хочешь выйти отсюда? И запомни: мутеселлим никогда не торгуется. Не согласишься сейчас, придется платить тебе еще раз.
– У меня просто нет таких денег. Две тысячи я бы еще тебе дал.
– Твоя рука сжата в кулак, но ты, чувствую, охотно ее откроешь. Теперь я не уступлю ниже пяти тысяч пиастров.
– Господин, ладно, остановимся на трех тысячах.
– Пять, пять сказал!
Макредж гневно взглянул на мутеселлима, и на его лице отчетливо был виден страх за деньги. Но свобода ему, наверно, была дороже.
– Ты мне обещаешь, что, когда я тебе отдам деньги, меня отсюда выпустят?
– Обещаю!
– Поклянись Пророком!
– Клянусь! – не думая пообещал комендант.
– Возьми деньги и посчитай, – сказал макредж.
Он сунул руку в карман своих широких штанов, вытащил пакет, замотанный в шелковый платок, и отдал деньги коменданту. Тот начал считать их при свете лампы, которую охотно держал судья за его спиной.
– Все в порядке? – поинтересовался Селим-ага, когда мутеселлим закончил эту «работу».
Мутеселлим еще раз пересчитал деньги и затем со вздохом сказал:
– Это бумажные деньги, всего пять тысяч, но ты наверняка знаешь, что эти деньги не имеют особенной ценности. Фунт стерлингов стоит, например, если расплачиваться этими купюрами, сто сорок вместо ста десяти пиастров, так что добавь к этой сумме еще две тысячи пиастров, и мы квиты.
– Учти, что на эти купюры начисляют шесть процентов.
– Раньше было так, но только на часть этих денег, да и тогда падишах не платил никаких процентов.
– Ты несправедлив!
– Ну что же! Иди в свою конуру!
У макреджа выступила на лбу испарина.
– Это все равно не составляет двух тысяч.
– Сколько же?
– Одну тысячу триста шестьдесят три.
– Все равно ничего не меняется. Давай деньги!
– Господин, ты более жесток, чем тигр!
– А тебя угробит твоя скупость!
С суровым и яростным лицом макредж принялся отсчитывать деньги заново.
– Вот, бери! – наконец-то сказал он, глубоко дыша.
Мутеселлим еще раз пересчитал деньги, аккуратно сложил их и положил в карман.
– Все верно! Возблагодари Пророка, давшего тебе просветление ума, иначе я был готов просить еще больше.
– Ну, давай, отпусти меня! – потребовал макредж, снова заворачивая оставшиеся купюры в шелковый платок.
Мутеселлим смотрел на него с хорошо сыгранным удивлением.
– Отпустить? Ах да, ты же заплатил!
– Да, я заплатил.
– Верно, мне ты заплатил, а Селиму?
– Аллах-иль-Аллах! – гневно вскрикнул судья. – Ты же просил лишь пять тысяч.
– Аллах затемнил твой рассудок. Почему ты не спросил, кому эти деньги? Они предназначались для меня. Еще ага должен получить свою долю.
– Сколько же?
– Столько же, что и я.
– Господин, в тебя вселился дьявол!
– Заплати, и он исчезнет.
– Я не буду платить!
– Тогда добро пожаловать в камеру!
– О Мохаммед, о халифы, вы внимали, как он клялся. Шайтан уже в нем, и он его убьет.
– В лампе скоро закончится масло. Ты платишь или…
– Я дам ему только одну тысячу пиастров!
– Пять тысяч! Не торгуйся, иначе я еще повышу цену!
– Да нет их у меня!
– Есть, есть! Я видел и думаю, что должно хватить.
– Тогда я плачу.
– Я могу и дальше повышать цену. Начинать?
– Ты – тиран, даже сам дьявол!
– Итак, макредж, мы с вами разобрались. – Он тихо и выжидающе поднялся.
– Стой! – закричал заключенный. – Я заплачу!
Свобода все-таки прельщала макреджа больше, чем деньги. Он начал снова, слюнявя, считать деньги, комендант в это время уселся. Денег и в самом деле хватило, правда, у чиновника осталось всего несколько купюр.
– Вот деньги, и да проклянет Аллах того, кто их берет.
– Верно, верно заметил, макредж, – отвечал спокойным голосом его недавний союзник и теперешний противник.
– Этот ага арнаутов не возьмет денег.
– Почему?
– Здесь только пять тысяч! Ты забыл добавить еще две тысячи пиастров.
Макредж встал, и видно было, что его охватило неистовое желание вцепиться коменданту в горло, но он сумел обуздать свои эмоции.
– Вот все мои деньги! – Он указал на три лежащие перед ним купюры.
– Тогда я тебя снова запираю. Может, ты нам расскажешь, в каком месте ты зашил деньги. Пошли!
Лицо макреджа разом сделалось несчастным, будто он задыхался. Он снова залез в карман и вытащил мешочек, держа его так, что только он мог видеть содержимое.
– Ну, я постараюсь, может, удастся что-нибудь наскрести! Но твое сердце из камня, а душа превратилась в скалу.
– У меня только серебряная мелочь и несколько золотых монет. Ты получишь деньги, если их достаточно.
Он положил три купюры и принялся методично выкладывать золотую монету за монетой.
– Вот! Теперь я нищ, так как у меня осталось лишь сорок пиастров. Они мне необходимы. Я не собираюсь дохнуть от голода!
Должен сознаться, мне было жаль этого человека, но я уже понимал, что ему придется оставить все, вплоть до последнего геллера. Похоже, вид денег отрезвил мутеселлима. У аги тоже не наблюдалось и следов похмелья. Он уже собрался наложить руку на всю сумму, причитавшуюся ему.
– Стоп! – повелел комендант. – Пусть эти деньги хранятся тоже у меня. – Сказав это, он собрал все деньги и спрятал.
– Теперь-то я окончательно свободен! – обрадовался макредж.
Комендант с величайшим удивлением замотал головой:
– Свободен? А что, ты уже заплатил?
– Ты что, совсем ополоумел? У тебя же все мои деньги.
– Ты заплатил только лишь мне и Селиму-аге, а вот этот эмир ничего еще не получил.
– Он же вообще ничего не должен получать!
– Кто тебе это сказал? Он здесь, значит, ему причитаются деньги.
– У него нет ни малейшего права приказывать мне!
– А не он ли схватил тебя и раскрыл твою сущность? Ты, наверно, нездоров, макредж, иначе ты бы сразу понял, что ему, собственно, еще больше нашего причитается.
– Ему ничего не причитается! – крикнул в ярости бедный мучающийся заключенный. – Он ничего не получит, потому что с меня ничего нельзя взять! Даже будь у меня миллион, я сам не дал бы ему ни пиастра!
– У тебя еще есть деньги.
– Только сорок пиастров, о которых я тебе говорил!
– О макредж, ты вызываешь во мне сочувствие. Не считаешь ли ты, что я не отличу звук золота от звука серебра? В твоем кошельке еще полно золотых меджиди по пятьдесят и сто пиастров, а твое пузо так велико, что у тебя наверняка найдется и побольше денег, чтобы заплатить эмиру. Ты сейчас превосходно экипирован для поездки!
– Ты заблуждаешься!
– Тогда покажи кошелек!
– Он мой!
– Да хоть твоей бабушки! Можешь держать его у себя, дай мне только лишь деньги. Плати!
Макредж крутился и изворачивался как червь под давлением немилосердного хапуги. Эта картина была просто отвратительна, но разыгрывающаяся среди нас сцена проливала свет на истинное положение дел в среде турецкого начальства, особенно в тех провинциях, которые удалены от сферы влияния падишаха.
– Не могу, – проговорил макредж.
– Ну идем тогда в твою дыру!
– Не пойду. Я заплатил.
– Мы тебя заставим пойти.
– Тогда верни мне мои деньги!
– Они уже мои. Кстати, учти, что это я поймал тебя и просто обязан все отобрать!
– Я заплатил бы и за это, если бы у меня было столько денег!
– У тебя они есть! Ну ладно, если в кошельке на самом деле мало денег, то мне приглянулись твои хорошенькие часики. К тому же все твои пальцы в перстнях, которые дороже, чем та сумма, что ты должен заплатить.
– Нет, ничего не получится, я не могу. Пятьсот пиастров я еще готов дать этому человеку, моему злейшему врагу.
