Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир (серия книг .TXT) 📗
— Ах, оставьте нравоучения, господин Романовский, — вздыхал штабс-капитан. — Отечество мы сами ввергли, как вы выражаетесь, в пучину, когда влезли в бессмысленную войну. И основная вина на вас, генералах. Это вы не смогли убедить самодержца в пагубности его решения. Это вы потом не сумели нормально организовать фронт. Алексей Алексеевич Брусилов летом 1916 наголову разбил немцев и астрияков в Волыне и Буковине. Как штабной я знаю — захватили 600 орудий, 2000 пулеметов… Наступай дальше, на Берлин. Но вы, генералы, когда победа уже почти была в наших руках, и здесь не смогли ничего сделать. Поражение за поражением, при миллионных жертвах. Унижение, позор русского человека, который верил своим командирам. А они его подло предали. И чего же вы теперь хотите, чтобы народ был на вашей стороне? Да он вам никогда этого не простит. Потому и за большевиками пошел. А за кем еще ему идти, у кого теперь сила, в ком спасение? Да, многие уже теперь понимают, что большевики обманут, ничего хорошего не дадут. Но, главное, вам-то веры нет! Вот в чем дело.
— Именно по этой причине, господин Половников, вы и решили предать Родину? — спросил Романовский. — Нам, значит, веры нет. А проходимцу Троцкому, немецкому содержанту Ленину, есть. Так что ли? Смею вас уверить, большевики скоро перегрызутся между собой, будут убивать друг друга как заклятые враги. Их не жалко, жалко народ, который при этом пострадает. Впрочем, он и так уже страдает.
Штабс-капитан долго молчал. Потом сказал:
— Я встречался с Алексеем Алексеевичем Брусиловым в Москве. Он лечил руку после ранения. Сказал, что теперь другой дороги у нас нет. И он собирается стать красным командиром.
— Наивный Алексей Алексеевич. Большевики еще отплатят ему за его услуги, как и другим перебежчикам. Скорее всего, господин штабс-капитан, вы будете расстреляны.
Содержали пленного красного офицера в подвале казенной винной лавки?105 за решетчатой дверью. Он нашел за огромной дубовой, пустой бочкой бутыль с вином, пригубил. Так и ожидал своей участи.
Вечером пришла Анна Белоглазова. Пожилой солдат, охранявший подвал, нахмурился: «Не положено». «Да ладно тебе, служивый, — улыбнулась Анна. — Хочу комиссара напоследок своим дыханием согреть. На небесах-то, поди, ему никто такого внимания не окажет. Ха-ха. Хочешь, и тебя поцелую». «Тьфу, — сплюнул солдат, а потом тоже расхохотался, махнул рукой. — Ладно, чего уж там. Помилуйтесь. Только не долго. Но ротмистру все одно доложу».
Когда солдат поднялся по лестнице и скрылся в лавке, атаманша подошла к решетке, за которой на корточках, обняв колени, сидел штабс-капитан. Перед ним стояла бутыль с вином.
— Ну что, Володенька, кукуешь? Жаль если такая красота пропадет.
— Тебе чего? — невежливо откликнулся арестант.
— Как что? Я же тебя на шпагу взяла. По законам военного времени ты мой, а тебя хотят у меня отнять. Неправильно, нечестно. Хоть бы дали разок тобой попользоваться, а там уж и в расход. Ха-ха. Да, теперь с врагами строго. Девчонки из артиллерийской роты говорили, что до Первого кубанского похода, полевой суд пленных, в основном, оправдывал. А вот после позора под Екатеринодаром судьи злыми стали, никого не щадят. Так что плохо твое дело, Володенька.
— Не твоя забота.
— Влюбилась я в тебя. Ха-ха. С первого взгляда. Не веришь? Хочешь, вместе убежим? Убью сейчас этого старика и убежим.
— Иди куда шла.
— К тебе и шла. Никогда еще таких глаз, таких пшеничных волос, таких сладких губ еще не встречала. Люблю. Не веришь?
— Уйди уже. Устал от тебя. Спать хочу.
— А со мной не хочешь? Готова на все. Хочешь, перед тобой прям сейчас разденусь?
Половников ухмыльнулся, прильнул к железной решетке:
— Ну, давай.
Анна хмыкнула, скинула портупею, затем сняла оливковый бекеш.
— Да ты больная, — изумился Половников, когда Белоглазова начала расстегивать гимнастерку.
— Ага, — согласилась Анна.
— Солдат! — крикнул, поднявшись Владимир.
Когда страж появился, попросил немедленно вывести «эту даму». «Твоему начальству расскажу. Вместе со мной расстреляют». «Да ну вас, — вздохнул пожилой солдат, уверенный, что девица пришла к своему возлюбленному. Он и представления не имел, что она командир партизанского отряда. Надо ему то знать? Теперь все сажают — и те, и эти. Горе кругом, несчастье, хоть как-то людям жизнь скрасить. Зачтется.
Опять рассмеявшись, Белоглазова пошла к выходу. По пути сунула служивому полтинник. Тот замялся, но взял.
— Эй, как там тебя… — остановил её штабс-капитан. — Если в самом деле любишь, помоги жизнь сохранить.
Анна быстро вернулась, схватилась за железные прутья:
— Все для этого сделаю. Моим будешь.
Генерал Деникин безмятежно отдыхал в своей комнате, когда к нему ворвалась Белоглазова. За руки сзади ее хватал адъютант командующего поручик Востряков: «Я ей говорю, что Антон Иванович отдыхает, а она и слушать не желает, ваше превосходительство». Генерал несколько смутился, что дама застала его на кровати, да еще в полуразобранном виде — в исподней рубахе, с босыми ногами. Хорошо хоть галифе не успел снять. Ну, девица, ну огонь. Хотел спросить, что ей надобно, но Анна опередила Деникина. Подскочила кровати, схватила генерала за локоть — невиданная вольность в армии.
— Отдайте мне штабс-капитана Половникова! — выпалила она.
— Что? — не понял Деникин. — Извольте изъясниться понятнее, госпожа Белоглазова.
В штабе так пока и не придумали, какое воинское звание присвоить атаманше. Московское училище ведь не закончила, переворот Октябрьский помешал. А потому обращение к ней по чину среди офицеров-добровольцев вызывало затруднение. Между собой они звали просто Бестией. В глаза — госпожа атаман. В это они вкладывали некоторый сарказм и пренебрежение. Баба она и есть баба и не следует ей командовать мужиками.
— Ну тот красный офицер, которого я взяла на шпагу в станице Плоской, брусиловец.
— Помню, — кивнул Деникин, показывая рукой поручику Вострякову, чтобы тот подал ему китель. — Позвольте привести себя в порядок.
Анна отвернулась. Одевшись, генерал сел за стол. Сапог надевать не стал, сунул ноги в просторные валеные тапочки.
— Помню, — повторил генерал. — Так что же вы хотите?
— Полевой суд наверняка приговорит его к расстрелу.
— Возможно, — согласился Деникин. — Зверства сорокинцев невозможно описать словами. Впрочем, вы сами все прекрасно знаете.
— Спасите его, ваше превосходительство, — вдруг взмолилась Анна. — Я что хотите для вас сделаю.
Она опустилась перед командующим на колени, чем напугала и его, и поручика.
— Что вы, встаньте, мадемуазель… тьфу, госпожа Белоглазова. Анна Владимировна, извольте подняться!
Под локти атаманшу подхватил поручик Востряков, но она больно ударила его по рукам.
— Ноги вам целовать буду.
— Да что же это такое…,-поднялся Деникин, сдвинув своим грузным телом круглый стол с закрытыми картами. — Вам-то что за дело до штабс-капитана?
— Люблю его!
— Что? Ах, вот как. Были с ним разве ранее знакомы?
— Нет.
— Когда же тогда успели?
— Не знаю, ваше превосходительство. Сердце как шашкой пронзил. Пощадите его.
Генерал собирался возмутиться, сказать, что здесь армия, а не девичий пансион, где можно предаваться любовным мечтаниям. Но прикусил язык. Сам ведь женился недавно на девице Ксении Чиж, которая младше его аж на 20 лет. Любит её больше всех на свете, готов за нее на все, кроме одного-предать Родину. Сердцу не прикажешь и никакая война его желаниям не помеха.
— Так вы что ж…, - замялся генерал, подбирая нужные слова, — хотите сочетаться узами брака?
— Я готова! — выпалила Анна.
Антон Иванович не смог сдержать улыбки.
— Ну а он, то есть штабс-капитан?
— Куда он денется!
Деникин развел руками, восприняв эти слова по-своему.
— Ну, ежели за ним суд не признает серьезных воинских преступлений, коль он захочет искупить свою вину… свой промах кровью в рядах Добровольческой армии, пожалуй, я замолвлю слово.
