Искатель. 1974. Выпуск №2 - Вайнер Аркадий Александрович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Но спуск задерживался.
Май включил сигнал вызова.
— Капитан, — сказал он. — Мы в чем-то ошиблись? Неужели мы в чем-то ошиблись? Но в чем?
Фирн отозвался не сразу, и, по существу, ответа в его словах не было.
— Постарайся заснуть. Не тревожься, Май…
Разведчик вновь остался наедине со своими мыслями.
«Не тревожься», — сказал капитан. Почему он сказал так? Разве не было десятков испытаний и Май не выдержал их? Стать Разведчиком — высшая честь для астролетчика, ибо здесь отбираются единицы из сотен. Разведчик — тот, кто первым вступает в Контакт, его могут ждать неожиданности настолько многочисленные и разнообразные, что диапазон допускаемых версий практически неограничен. Такова самая суть Контакта — встречи с неведомым миром. Конечно, ты можешь погибнуть, но не в этом самое страшное, и так говорят не ради красивой фразы. Просто так и есть на самом деле: ничтожная ошибка, допущенная Разведчиком в процессе установления Контакта, может обернуться последствиями самыми тяжелыми, вплоть до катастрофы в глобальных масштабах. Ведь встречаются два мира — две истории, две цивилизации, два образа мышления, два… Словом, все может оказаться разным, а возможно, противоречивым и даже враждебным. Не так ли было в последней Великой войне, хотя в ней стояли друг против друга отнюдь не обитатели разных планет. Даже океан не разделял их, и тем не менее два мира оказались настолько противоположными друг другу, что исключалась всякая возможность компромисса. Когда в страну Мая вторглись военные машины врагов, каждому стало ясно: победа или исчезновение с лица планеты, дальнейшая жизнь по законам, по которым жил его мир, или смерть. Середины не оставалось. Это понимали даже малыши — такие, каким был в то время он, Май.
Давнишнее, сначала смутное, воплощенное только в чувство, воспоминание всплыло в памяти Разведчика. Оно становилось все четче, краски делались контрастнее, оживали запахи, звуки, все это наполнялось невыносимо резкой жизнью ощущений… Прошлое обретало плоть, пронизанную болью, потому что доминирующей эмоцией был страх, и у нынешнего Мая пойманной птицей билось сердце, кровь все сильнее стучала в висках.
Внезапно все кончилось. Исчез грохот, падающий с пылающего неба, разом погасли зарницы взрывов, не стало ужаса. Мая — тогдашнего, маленького — придавило чем-то тяжелым и мягким, стало трудно дышать, однако он не успел вновь испугаться.
— Май! — отчаянный и пронзительный раздался крик, знакомые руки высвободили его из-под тяжести, и он, как спасение, ощутил родной слабый запах цветов, который в его сознании всегда был неотделим от матери.
Позже Май узнал, что его прикрыл своим телом незнакомый воин и принял на себя смерть, прилетевшую с грохочущего неба.
Великая война была долгой. Агрессоры встретили сопротивление, которого не ожидали. Непоколебимо уверенные на первых порах в своем могуществе, теперь они уже сами боролись за свою жизнь и тем яростнее были в схватке. Впоследствии война получила название Великой — гордое, звонкое название. Но в народе ее окрестили также Кровавой, и тут не было никакой метафоричности. Кровь лилась широким потоком — обыкновенная, красная горячая кровь, ее не хватало для раненых, погибавших в госпиталях, потому что никакие медикаменты не могли заменить алой жидкости, вытекающей из бесчисленных ран.
Многие женщины и те из мужчин, кому не довелось по различным причинам воевать с оружием в руках, отдавали свою кровь Обществу. А чтобы организм мог восстановить ее, им выделяли из скудных запасов питания дополнительную малую толику.
Мать отдавала ее Маю, и он радовался, как звереныш, который умирает от голода, и вдруг ощущает на языке живой вкус пищи, и жадно поедает ее, не задумываясь ни над чем.
Однажды в темной холодной комнате (энергия была нужна для войны) мать сидела с ним над жалким, грозящим погаснуть огоньком, а потом сразу упала на этот огонек, лишившись сил от полного истощения. Тихо плача, Май с величайшим трудом оттащил ее в сторону. Они долго лежали рядом на полу в изнеможении. Потом мать поднялась, достала из какого-то тайника крошечный кусочек лакомства и отдала его Маю, и он, как всегда, жадно и бездумно проглотил его. В комнате было несколько таких тайников. Мать прятала в них крохи съестного, чтобы Май не нашел и не съел сразу. Спрятав же, плакала, но и об этом Май узнал много позже.
Шло время, война не кончалась, Май подрастал и начал понемножку понимать, что мать отдает ему львиную долю еды. Теперь он протестовал, получая содержимое тайников. Однако мать уверяла, что она сыта, и отказывалась от доли, которую он упрямо выделял ей. Стыдясь и ненавидя себя, Май в конце концов съедал все без остатка.
Те, из враждебного мира, были повержены. Часть их — безнадежные фанатики — предпочла погибнуть. Остальные постепенно учились видеть мир не в кривом зеркале, как прежде. Наступила эра Гармонии. Это был мир, о котором еще никто не рассказал по-настоящему. А сейчас такая задача была возложена на Мая, и ее сложность неизмеримо возрастала оттого, что рассказывать надо было неведомым представителям неведомой планеты, открытой экспедицией после четырех больших циклов межзвездного полета.
В замкнутом пространстве поисковой капсулы, по-детски свернувшись клубочком, крепко спал одинокий Разведчик Май, с блеском окончивший Университет Контактов, впитавший в себя мудрость великих знаний. Май, выдержавший труднейший экзамен на право называться Разведчиком. Май, находившийся в зените зрелой молодости, безукоризненно владеющий собой, холодный и четкий в минуту действия, ясный и наделенный девственной чистотой помыслов, — совершеннейший продукт Общества, которое жило по законам Гармонии.
Он крепко спал в своей капсуле, которая описала уже множество витков вокруг единственного спутника планеты, где экспедиция нашла жизнь, но пока что не сумела установить с нею Контакта. Поскольку же со второй задачей предстояло справиться именно Маю, выходило, что он потерпел неудачу.
Однако сейчас, выключенный наконец из действительности безмерной усталостью, Разведчик был далек от этих горьких мыслей. В его сознании сменялись картины прошлого. Он заново переживал ужас смерти, которая может обрушиться в любое мгновение, но неизвестно откуда, и муки голода, тяжкие для живого существа, ибо они отнимают у него волю и желание жить и действовать, но особенно жестокие, когда они терзают существо неразумное, лишенное еще защитной брони здравого смысла и надежд. Он вновь видел увиденное однажды и неискоренимо врезавшееся в детское сознание — живое еще и тем более страшное тело мужчины, разорванное бомбой. Перед его глазами опять пылали и рушились, чернея, как сухие поленья в огне, остовы многоэтажных домов. Он слышал звериные крики смертельно раненных и тихий, похожий на безнадежный ропот затяжного дождя, льющего бессонной ночью, плач тех, кто хоронил близких… Заново переживал Май мучительный стыд перед неспособностью превозмочь себя и не съесть то, что, он знал, по праву принадлежит матери. В тысячный раз он, уже юноша, кричал «нет!» смерти, которая холодила руки матери, и в тысячный раз радовался ее возвращению к жизни. Он повторял — как молитву, сказали бы мы — клятву всю свою жизнь делать все от него зависящее, чтобы не повторилась война, какими бы гордыми и звонкими названиями ни окрестили ее потом историки.
Такое бывало с Маем редко, но не однажды. Эта непостижимая для подавляющего большинства окружающих способность облекать в кровь и плоть, в живые звуки и ароматы мысли и чувства, которые они могли выражать в лучшем случае в словах, да и то бледных, невыразительных и почти мгновенно превращающихся в пепел, безжизненно сворачивающихся, как паутина в пламени спички, — этот редкий дар едва не помешал ему стать Разведчиком.
Воображение — бесценное преимущество художника перед остальными и проклятие его. Таково было заключение мыслящих машин-экзаменаторов после испытания на душевную полноценность. Разведчик должен руководствоваться в своих поступках логикой и здравым смыслом, вытекающими, разумеется, из Кодекса высшей морали. Эмоции — ненадежный спутник исследователя чужих миров. Между тем у экзаменуемого они преобладают над логикой…
