Кресси - Гарт Фрэнсис Брет (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Нигде я ее не прячу! И отправляться к ней не собираюсь! Я не знаю, где она. Я не видел ее с тех пор, как утром с ней расстался, и мы даже словом не обмолвились о следующей встрече, — торопливо говорил учитель; и недоумение его было очевидным даже для туманящегося сознания его собеседника.
— Это правда? — проговорил Маккинстри, кладя ему на плечо тяжелую ладонь и подымая сонный взгляд на лицо молодого человека.
— Истинная правда, — горячо сказал Форд. — Как и то, что я никогда не поднимал на вас руку.
Маккинстри поманил к себе Харрисона и еще двоих, оставшихся с ними на лужайке, и снова откинулся на землю, держа ладонь на бедре, где по красному подолу рубахи медленно расходилось темное пятно над кровоточащей глубокой раной.
— Вы, ребята, можете отвезти меня на ранчо, — сказал он спокойно. — А он, — Маккинстри кивнул на Форда, — пусть скачет на лучшей лошади за доктором. У меня такого обычая нет, докторов звать, — серьезно пояснил он, — да только этот выстрел вроде уже не по старухиной части будет. — Он замолчал, потом притянул к себе голову учителя и произнес прямо ему в ухо: — Когда я увижу эту пулю своими глазами, какого она калибра и какой формы, у меня тогда… у меня на душе… прибавится спокою.
Его меркнущие глаза многозначительно сверкнули. Учитель, очевидно, понял, что он хотел сказать, ибо быстро поднялся с колен, побежал к лошади, вскочил в седло и поскакал за врачом, между тем как Маккинстри, опустив тяжелые веки, предвосхитил приход долгожданного своего «спокоя», впав в беспамятство.
ГЛАВА XIII
Из всех сентиментальных заблуждений взрослого человечества относительно детей ни одно так не далеко от истины, безосновательно и нелепо, как приятная уверенность, будто дети пребывают в полнейшем неведении относительно событий, происходящих в мире старших, и совершенно не разбираются в характерах и стремлениях окружающих. А ведь даже случайные разоблачения какого-нибудь enfante terrible — ничто в сравнении с убийственными тайнами, которые тактично хранит иное благовоспитанное чадо в своей аккуратно застегнутой на пуговки или крючки, а то и зашпиленной на булавку невинной груди. Общество в неоплатном долгу перед этой тактичностью и рассудительностью — свойствами, чаще сопутствующими младенческой прозорливости, нежели наблюдательности зрелого ума; и самые искушенные светские львы или львицы могли бы многому поучиться у своих малолетних отпрысков, которые, доверчиво округлив глаза, выслушивают от них очевидную ложь или делают вид, будто свято верят холодному притворству, хотя сами только что подслушали, как оно репетировалось.
Не удивительно поэтому, что маленький народец Индейцева Ключа знал, возможно, больше об истинной природе отношений между Кресси Маккинстри и ее поклонниками, чем сами поклонники. Впрочем, знание это было молчаливым, ибо дети обычно не занимаются сплетнями и пересудами, да его и невозможно было выразить словами, доступными пониманию взрослого. Какой-то шепоток, смех, звучавший со стороны немного странно и беспричинно, передавал целый мир тайных значений, и неожиданный взрыв веселья в классе, отнесенный взрослым критиком за счет «животной радости», гораздо реже охватывающей детей, чем это обычно предполагают, в действительности мог быть просто общим восторгом по поводу какого-то нового открытия, заставляющем забыть о серьезных делах. Детское простодушие дяди Бена было близко и понятно маленьким школьникам, и хотя они по этой же самой причине относились к нему столь же неуважительно, как и друг к другу, зато подчас поверяли ему секреты.
Особенное покровительство оказывал ему Руперт Филджи, к чьей снисходительности, впрочем, примешивалась толика сомнения в здравом рассудке дяди Бена, даже несмотря на обещанную должность личного секретаря, которую Руперт готовился занять при нем.
В тот день, когда произошли события, описанные в предыдущей главе, Руперт, возвратясь из школы, с удивлением увидел дядю Бена, который восседал верхом на заборе перед скромной резиденцией семейства Филджи и, очевидно, дожидался его. Неторопливо сойдя на землю при виде приближающихся братьев, дядя Бен широко и таинственно улыбнулся старшему и сказал:
— Рупи, старина, ты, я надеюсь, уже упаковал свои пожитки, а?
Радостный румянец разлился по красивому лицу мальчика. Но он тут же с тревогой посмотрел вниз на всеведущего Джонни.
— Потому как, видишь ли, в четыре часа мы отбываем почтовой каретой в Сакраменто, — продолжал дядя Бен, наслаждаясь недоверчивой радостью Руперта. — И с этого же часа ты, так сказать, вступаешь в должность личного доверенного секретаря с жалованьем в семьдесят пять долларов в месяц и пропитанием.
На щеках смущенного Руперта заиграли прелестные женские ямочки.
— Н-но… как же отец? — пробормотал он.
— С ним все в порядке. Он согласен.
— А..?
Дядя Бен проследил за взглядом Руперта, устремленным на маленького Джонни, который, однако, казался всецело поглощен яркой клеткой новых брюк дяди Бена.
— С этим все улажено, — сказал дядя Бен с понимающей улыбкой. — Нами будет выплачиваться особая премия, чтобы можно было нанять китайца ходить за ним.
— А учитель… мистер Форд? Ему ты говорил? — спросил Руперт.
Дядя Бен кашлянул.
— Он тоже не против, я думаю. То есть, — он задумчиво утер рот ладонью, — он в одном разговоре неделю назад вроде как в целом дал свое согласие.
Быстрая тень сомнения мелькнула в карих глазах Руперта.
— Кто-нибудь еще с нами едет? — подозрительно спросил он.
— В этот раз никто, — мирно ответил дядя Бен. — Понимаешь ли, Руп, — продолжал он, с таинственным и довольным видом отводя мальчика в сторону, — это дело как раз и относится к разряду личных и доверительных. Нами, знаешь ли, получена информация…
— Нами? — переспросил Руперт.
— Ну да, нашей фирмой, — подтвердил дядя Бен, принимая серьезный, официальный вид. — Так вот, нами получены кое-какие сведения через разных там адресатов и грузополучателей, и теперь мы, то есть ты да я, отбываем в Сакраменто с целью навести некоторые справки касательно положения одной вышеперечисленной особы и узнать… ну да, то есть вступить в переговоры для выяснения, состоит ли она на данное время в браке или же в разводе, о чем смотри по накладной. — Он оставил сугубо деловой стиль и добавил уже проще, снисходя к необразованности Руперта: — То есть, понимаешь ли, замужем она сейчас или нет, — и продолжал не столь сложно, однако и не без уснащения своей речи деловой терминологией: — Выясним ее положение и контракты, ежели таковые имеются, где проживает, какой образ жизни ведет, изучим записи и деловые книги касательно брачных намерений и проведем кое-какие совещания общего характера, — ты в доме, а я на улице, готовый объявиться в случае надобности, ежели окажется желательной личная встреча высоких договаривающихся сторон.
Видя, что Руперт несколько растерялся от такого способа изъясняться, дядя Бен тактично умолк, потом заглянув в записную книжицу, объявил: «Я тут пометил, о чем нам с тобой надо будет потолковать в дороге», — напомнил Руперту о времени их назначенного отъезда и бодро удалился.
Лишь только он исчез из виду, Джонни Филджи без единого слова объяснения набросился на брата с пинками, тычками и щипками, осыпая ими его ноги и прочие доступные ему части тела, нечленораздельно бормоча что-то и всхлипывая, и, разразившись в конце концов бурей слез, повалился на спину прямо в пыль, описывая башмаками в воздухе круги. Эти характерные знаки оскорбленной привязанности Руперт принимал стоически, лишь приговаривая миролюбиво: «Ну ладно, Джонни, будет, перестань», — и наконец поднял его и брыкающегося отнес в дом. Здесь, после того как Джонни решительно объявил, что убьет всякого китайца, который сунется его одевать, и дотла сожжет весь дом, так подло покинутый братом, Руперт тоже пролил две-три тревожных слезы, в ответ на что Джонни, согласившись принять возмещение в виде апельсина, ножика с четырьмя лезвиями и солидной доли от всего личного имущества брата, несколько успокоился. Так в обнимку они сидели в лучах яркого солнца, освещающих бесприютную пустоту их сиротского дома и разбросанные вокруг по полу дешевенькие, скудные игрушки, единственные, которые они видели в жизни, и предавались обычным в их возрасте прекрасным фантазиям о будущем, сами не очень-то в них веря. Руперт определенно знал, что вернется через несколько дней при золотых часах и привезет Джонни подарки. А Джонни, страдая от предчувствия, что никогда уже больше его не увидит, пресекающимся голоском гордо утверждал, что сам будет таскать дрова, разводить огонь и мыть посуду, «все-все сам!». Далее последовал обмен мнениями по поводу отсутствующего отца — увлеченно сражающегося тем временем в покер за одним из столиков салуна «Магнолия», — мнениями, от которых этому веселому, общительному человеку, доведись ему их услышать, наверное, стало бы слегка не по себе. Потом снова были улыбки сквозь слезы и минуты храброго молчания, поистине душераздирающие, а потом, неожиданно быстро, наступило время, когда Руперту пора было ехать. Они расстались, бодро покричав друг другу на прощание что-то веселое, и тут Джонни, потрясенный внезапно нахлынувшим на него сознанием отвратительной бессмысленности всего земного и тщеты всякого существования, принял немедленное решение бежать из дому.
