Владетель Ниффльхейма (СИ) - Демина Карина (книги без регистрации TXT) 📗
— Разве я травила тебя? — она не спешила уходить и глядела уже с жалостью. — Ты сам себя травил.
— Чем же?
— Сам знаешь, — кубок скрылся в складках плаща, а коровы-фибулы укоризненно закачали рогатыми головами.
— Выдай их. Тех, кого прячешь.
Ульдра не стала врать, будто бы нет у нее никого, но сказала так:
— Выдать гостя на верную смерть? Неживое просит невозможного.
— А ты… ты сама… живая? Живая. Только надолго ли? Скоро уже твои коровы сдохнут! И ты за ними. Много вас осталось? Много?! А могла бы жить! Выведи стадо наверх! Там бессчетно пастбищ! И бессчетно пастухов. И молоко твое… знаешь, сколькие бы там отдали все, что имеют, за один-единственный глоток? Излечиться от всех болезней! Жить вечно! Предвидеть грядущее! Я уже молчу про алмазы…
Ульдра только улыбнулась:
— Мне и тут хорошо.
А Брунмиги плохо. Крови бы… фляга полная до краев и фляга не простая, над нею Варг слово сказал, а после влил один за другим десять раз по десять кувшинов. И стакан собственной крови.
— Чего ты боишься, а? — Брунмиги изо всех сил пытался глядеть прямо, бесстрашно, хотя никогда-то в нем бесстрашия и не было. — Не хочешь ему служить? Не служи. Будешь сама по себе… он ведь ничего взамен не требует. Просто дает. Жизнь дает!
А эта дура упрямится. И злость на нее берет такая, что словами не передать.
— Жизнь, говоришь? Но разве ты живешь?
Ульдра вдруг вцепилась в лицо и заставила голову задрать. Ледяные пальцы вдавили щеки, хотя и щеки были каменными. А лиловые глаза застили свет.
— Я ошиблась. Ты не до конца еще мертвый.
Живой! Живее прочих!
— Уходи, — велела Ульдра, отпуская.
— Нет! Не уйду! Я… я буду сидеть здесь столько, сколько понадобится, — Брунмиги вдруг понял, что победил. Куда им деваться-то? Ульдры камень держат, но в камне не ходят. А значит и те, кто в Ульдрином доме прячется, дальше холма не уйдут. И раз так, то надо просто дождаться.
— Он не дойдет до Хельхейма, — Брунмиги сел и, открыв фляжку, приник к горлу. Пил долго, с каждым глотком возвращая и силу, и уверенность в победе.
Кровь — истинная.
— Или я возьму его тут. Или Хозяин — там.
Часть 4. Время боя
Глава 1. Пространство сна
Там… там-там-там…
Капли воды срывались с острия сталактита и падали на Вершинина, чтобы разбиться о натертую до болезненной красноты кожу.
— Там, там… — напевал беловолосый человек, раскачиваясь на кресле.
Чудно?е у него кресло. Полозья-ребра скользят по полу. Подлокотники-руки держат рукояти мечей. И два каменных ворона на спинке широко раззявили клювы.
— Там-ди-да-ди-там… Хорошо ли тебе, доктор?
Вершинин хочет ответить, сказать, чтобы убирался гость из сна, оставил Вершинина в покое, но стоит открыть рот, как капли-стрелы устремятся в него.
Нельзя глотать лед.
— Ой упрямец… ой упрямец… — беловолосый покачал головой. И косы его — сколько их? Десять? Двадцать? — зашевелились. — Ну скажи, стоит оно того? Зачем мучиться?
Вершинин не знал, вернее не помнил. Наверное, он сделал что-то ужасное, если появился этот человек с ледяными глазами.
Это сон. И надо проснуться. Пошевелиться. Но как, если тело неподвижно? И есть ли оно?
— Есть, — говорит человек.
Есть. Вершинин ощущает руки, приросшие к камню, и спину, пробитую копьем, и водяные иглы, пронзающие кожу.
— Ну что? Хватит на сегодня?
Человек поднимается, и вороны перепархивают на его плечи. Когти их пронизывают волосы. Клювы втыкаются в плоть. Но человеку не больно. Ледяные глаза его спокойны.
— Подумай, Вершинин. Хорошенько подумай.
Он идет. И под ногами его крошится гранит.
— Эй! — крик Вершинина тревожит сталактиты. И те раскачиваются, стряхивают воду. Уже не капли — целые потоки. Еще немного и захлебнешься. — Ты не оставишь меня здесь!
Вершинин выгибает шею, сдирая затылок о слюдяные зубы пещеры, выкручивается онемевшим телом, чтобы увидеть, куда исчезнет мучитель, но не видит.
Пещера пуста. Стены ее вращаются, разгоняясь. Приближаясь. Сминая сталактиты в пыль, а воду взбивая в едкий белесый туман. Этот туман наваливается, обнимает, просачиваясь в рот и глаза, забивает нос тленом. Вершинина рвет, но пробка из тумана сидит в горле, не позволяя рвоте покинуть тело.
— Упрямый… упрямый…
Стены доползли до ног и сняли подошвы.
Боли нет! Это сон! Сон!
Вершинин, уже не боясь обрушить сталактитовые зубы, кричит. И просыпается. Но тело его по-прежнему парализовано. Он мокрый и беспомощный.
Бессильный.
Нельзя злить Варга.
Нежное урчание коснулось уха, и рыжее легкое — но живое! — тельце взобралось на гору плоти, улеглось на животе. Аспирин.
Эту болезнь не вылечить аспирином. Но котенок мурлыкал, перебирал лапками и острые коготки раздирали кожу. С царапинами возвращалась чувствительность.
— Хороший мой, — сказал Вершинин, когда сумел заговорить. — Что бы я без тебя делал? Напугал, да?
Котенок ползком двигался от живота к груди. Шерсть его стояла дыбом, хвост-морковка дрожал, а глаза слезились. Надо бы ветеринару показать. И давно надо было. Лишь о себе думаешь, Вершинин?
— Я и сам испугался. Кошмары — они такие… пугают.
Аспирин заурчал совсем уж громко. Он тяжелый. Вроде и махонький — ладонью накроешь — но тяжеленный, как булыжник. А вроде легким был. Когда потяжелел? Стал неудобный. Стряхнуть бы. А лучше взять за шкирку и о стену.
Или за голову схватить. Голова крохотная, кости тонкие, сожми покрепче и треснут.
Подумал и испугался. Мыслишки-то из пещеры родом, чужие, наведенные.
— Не бойся, — Вершинин пошевелил пальцами. — Я ж понимаю… осознаю. А это — никакой не паралич. Обыкновенный сонный ступор. Со всеми случается. Отпустит. Если говорить могу, точно отпустит.
Рассмеяться не получилось. Зато вышло коснуться яркой рыжей шерсти, провести по хребту — тонюсенький, двумя пальцами переломать можно, только ухватить для начала поудобней — и сесть.
Котенка Вершинин поймал на ладонь, и когтистые лапы тотчас вцепились в палец.
— Ну что, спаситель? Есть хочешь?
Аспирин грыз руку, дергал хвостом и притворялся, будто он — самый обыкновенный дворовый кот. Но от шерсти его пахло пещерной сыростью, туманной тленью. Правда запах сгорал, сменяясь обыкновенным — кисловато-молочным.
На кухне — ноги плохо слушались, да и руки еле-еле сгибались — Вершинин вывалил в кошачью плошку фарш, смешанный с яйцом, а себе сделал кофе. И подумал, что с кофе надо бы завязывать.
Потом подумал, что ступор, с ним случившийся, — плохой признак. Сердечко шалит? Или в голове истончился сосуд, грозит лопнуть, пугает призрачным параличом, способным перейти в настоящий? Ну не на Варга же в самом-то деле случившееся списывать?
Кошмары — всем ведь снятся.
Но не такие. Цвет. Запах. Плотность камня. Судорога, вцепившаяся в глотку. Вода в горле и костяные сталактиты, что вот-вот сорвутся с потолка, пробьют смешного упрямого человечка насквозь.
Аспирин вцепился в ногу. А зубы у него острые.
Но Вершинин не обиделся — наклонился и погладил котенка.
Может, действительно не следовало Варгу перечить? Он правду говорил… мальчишку убить проще, чем котенка. И никто не узнает. А кошмары закончатся. И жизнь, которая сама на кошмар похожа, тоже. Начнется другая, успешная и…
Нет. Нельзя так.
— Не по-человечески, — сказал Вершинин. Аспирин мяукнул. Наверное, одобрил решение.
На часах было четверть шестого. Спать не хотелось.
На другом конце города другой человек ворочался в постели. Ему тоже снились сны, но отнюдь не кошмары. Он был гончей породы бладхаунд, с мосластыми лапами, шкурой, стекавшей по острым костям, и чутким носом.
След норовил уползти, страшась этого носа, вывязывал заячьи петли, то и дело нырял в камень, но всегда выползал на поверхность. И текучая вода не смыла с него меркаптановую вонь.
