Золото императора династии Цзинь (СИ) - Гусев Анатолий Алексеевич (книги без сокращений .TXT) 📗
Гордея быстро перевязали, подняли саквояж и осмотрели место схватки. Подошли к полу разгруженной лодке, вытащенной на берег. Оттуда выпрыгнул китаец и помчался в лес. Дудек и Кумарёв выстрели, но промахнулись, китаец ушёл.
В лодке лежали новенькие трёхлинейки, в основном казачьи карабины, патроны к ним, револьверы «смит и вессон» в русском варианте и опять же патроны. Эссеры взяли по коробке патрон, по десять трёхлинеек и десять револьверов и поспешили удалиться, правда, задержались на секунды у трупа Рогачёва, постояли, прощаясь, сняв шапки.
- Прощай, дорогой товарищ Ван, не обессудь.
С тем и ушли, нагруженные добычей. В саквояже оказались деньги ассигнациями и золотыми царскими червонцами. Пуля китайца прошила насквозь пачку ассигнаций и застряла в червонце, расплющилась о царскую голову. Дудек ругался:
- Вот, гад, испортил пачку денег! Заметили, что за косоглазые ушли? Того, кто нас туда привёл мы убили или он ушёл?
- Да кто его знает, - ответил Кумарёв, - они все на одно лицо.
- Плохо, - сказал Дудек, - свидетелей оно бы не надо. И своего потеряли, хорошего мало, но и пустыми не ушли.
- Убил ты его – сказал Пилипчук. – Вон он лежит. Пошли отсюда от греха.
Добычу спрятали в сопках, в город возвращались налегке.
Утром Домбровский был в ярости. Он метался по избе, размахивал газетой «Владивостокский листок», где было написано, что сегодня ночью на берегу Амурского залива были обнаружены полицией два трупа, по виду, русские и два китайских трупа, а, так же, оружие.
- Вы что анархисты? - орал Домбровский. - Вы клешами улицы подметаете? Только что с палубы? Анархия - мать порядка? Кто разрешил «экс» устраивать? Вы знаете на кого вы напали? Нет! И я не знаю! Понятно, что контрабандисты! Люди чьи? Ясно, что не Иванова! Он этим не занимается! Слишком мелко для него! И вы хороши! Один убит, другой ранен. Слава Богу, легко, врача не надо. И на том спасибо!
- Всё же прошло удачно, Пан!- оправдывался Дудек.- Не понятно, правда, почему два китайских трупа, должно быть три! Неужели промахнулся?
- Вот! Ничего ещё не прошло! Всё только начинается! Всем затаиться и на улицу не показываться. Хотя, - Домбровский задумался на секунду, - сегодня ночью саквояжик мне принесите и подумайте, как «трёхлинейки» в город незаметно переправить. Лучше не сам саквояжик, а его содержимое. А саквояж уничтожить. Понятно? Так, что бы его никто ни когда не нашёл! Действуйте, товарищи.
Поздно вечером в дом Домбровского в простом мешке из рогожи, вперемежку с огурцами было принесено содержимое саквояжа. Содержимое саквояжа отделили от огурцов. Огурцы высыпали опять в мешок, а ассигнации и монеты пересчитали. Оказалось двадцать пять тысяч ассигнациями и пять тысяч царскими николаевскими червонцами – пятьсот золотых монеток! Огромные деньжищи!
Домбровский ко всему этому был настроен как-то скептически.
- Откуда такое счастье привалило?- сказал он. - И, главное, кому?
Он закрыл окна ставнями, зажёг керосиновую лампу. Потом Домбровский покопался в своём столе и тумбочке, достал оттуда сильно увеличивающею лупу, какие-то пробирки, колбы, банки, порошки, забрал деньги и прикрыл за собой дверь, оставив скучать на лавке за большим столом, под иконостасом, где не было икон, Кумарёва и Ганина.
Через некоторое, довольно таки продолжительное время он вышел и сказал:
- Что, товарищи, можно сказать? Ассигнации выполнены похуже настоящих, а монеты даже лучше настоящих.
- С детства не любил загадок, товарищ Пан – сказал Кумарёв.
- Я тоже, товарищ Зверь – откликнулся Домбровский.- Только загадка – вот она! Ассигнации фальшивые, но нарисованы хорошо, даже очень хорошо.
- Манзы, они рисовать умеют – сказал Ганин.
Домбровский посмотрел на Ганина как на умалишённого и продолжил:
- А вот монетки, сделаны из золота более чистой пробы, чем казённые.
- И как это объяснить? – спросил Кумарёв.
- Вот я и думаю. Если вы не ошиблись, то получается, что денег больше, чем товара.
- Да плевать! – сказал Кумарёв. – Больше - не меньше.
- Нет, не плевать. Это значить, продавец знал, что ему дадут фальшивые деньги и, потому и взял за оружие в два раза больше. Значить надеяться получить выгоду и с фальшивок. Ну и кто это может быть? Только Крабель! Сам посуди, Дмитрий – обратился Домбровский к Кумарёву, - оружием Крабель торгует? Торгует. Опять же связи в Америке. И что получается? А получается то, что монетки он здесь сплавит. Кто будет проверять? Золото оно и есть золото! А ассигнации отвезёт куда-нибудь в Сан-Франциско и там обменяет их на доллары, на доллары купит товар и привезёт сюда. Здесь товар продаст, получит уже настоящие рубли и будет у него приличный навар. Ай да Крабель! Молодец! Вот вы кого пощипали, дорогие мои товарищи! Так по всему выходит. А какие связи у Крабеля вы догадываетесь. Что теперь делать будем?
- Да ерунда! – отмахнулся Кумарёв. – Кто докажет? Кто узнает, что это мы?
- Он доказывать ничего не будет. Узнает, что это мы, просто пристрелит! Боюсь, что мы и хунхузам соли под хвост насыпали. Ох, чую, забегают!
- Давай мы его пристрелим – с ленцой произнёс Кумарёв. – Одним буржуем будет меньше.
- Ещё один деятель нашёлся! Вам бы только стрелять. Нет, это не разумно. А вот держать за жабры Пашку Краба, это дорогого стоит! Есть над чем, поразмыслить! Согласитесь? Подождём недельку, а потом скажем товарищам социал-демократам, что мы добыли денег. Не будем объяснять, каким образом. Будем считать, что нам наша партия помогла!
- Что, в сущности, так оно и было – заключил Кумарёв.
Утром «Владивостокский листок» и другие газеты города сообщили о дерзком нападении неизвестных, предположительно, хунхузов, на участок полиции и о похищении хранившегося там оружия.
ГЛАВА 9. РАНЕННЫЙ КИТАЕЦ.
На следующее, после событий на берегу Амурского залива, утро, социал-демократы Уваров и Шинкаренко возвращались из порта, куда ходили по партийным делам. На углу Светланской и Алеутской улиц, они встретили Софью Левицкую.
- Здравствуйте, Софья Андреевна, - приветствовал её Уваров. – Учительствовали?
- Да. А почему вы, Илья, не здороваетесь со мной?
- Я вам кивнул – сказал Шинкаренко и покраснел.
- Он сражён вашей красотой и потерял дар речи, Софья Андреевна – улыбнулся Уваров.
- Неужели?
- Вы прекрасны!
- Это, да. Но это не повод со мной не здороваться.
- Ой, да далось вам это, Софья Андреевна – сказал Шинкаренко. - Здравствуйте.
- Здравствуйте, Илья – улыбалась Соня.
- При коммунизме – серьёзно сказал Уваров, а в его серо-голубых глазах мелькала озорная искорка – все женщины будут распределены между мужчинами по справедливости. И никто при виде красивой женщине дара речи терять не будет!
- Ой-ёёй! Какое печальное будущее вы нам рисуете, Василий. А женщин вы спросили? Я не хочу быть «распределена», даже по справедливости! Женщина – человек, а не вещь какая-то! Я хочу, что бы меня любили! И самой любить! А вы «по справедливости»!
- Это вы просто по молодости, не хочу сказать, по глупости.
- А сказали!
- Это по глупости.
Софья засмеялась. Шинкаренко не сводил с неё восхищённых глаз. Софья это заметила.
- Так вот!- продолжил прерванную мысль Уваров.- Разве сами женщины не хотят по справедливости? Война идёт. А война из женщин вдов делает. Вы в курсе? Мне кажется, что для женщины лучше иметь четверть мужа, чем вообще ни кого! Зря смеётесь, Софья Андреевна.
- Так вы ещё и многожёнство хотите ввести?
- Нет! Избавить женщин от семейного рабства! Все женщины будут общими! А питаться все будут в общественных столовых, а не на собственной кухни. Освободим женщин от кухонного рабства!
- Это мужской шовинизм, Василий! А как же равноправие? Для мужчин все женщины будут общими? Да? А для женщин – мужчины? Тоже общими?
- Конечно! По справедливости!