Опасное задание. Конец атамана(Повести) - Танхимович Залман Михайлович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
— Встречаюсь, — бросил он резко. — И буду встречаться. Только она не телка.
— Ну, ну, — примирительно, хотя и через силу, улыбнулся Алдажар, — понял, понял. Что же предлагаешь?
— Окружить скотный двор и арестовать Токсамбая со всеми его гостями, — сказав это, Махмут, вдруг испугался за Айслу. «А если придется открыть стрельбу… пуля ведь не разбирает», — и он торопливо добавил: — Поручи это, Алдажар, мне. Вот Саттара дай в помощь и еще человек пять.
— Без согласия чека не могу, — твердо, категорическим тоном отказал Чалышев. И, помедлив мгновение, добавил, раскинув в сторону руки: — а может, они уже следят за Токсамбаем и его логовом! Может, не хотят его пока брать. И тут на. Вмешиваемся мы, хватаем не того, кого следует схватить в первую очередь, и спугнем более важных птиц. Что тогда? Тогда Крейз нам обоим головы снимет, — и, посапывая, Чалышев искоса поглядел на Махмута, затем полез за чем-то в стол. Он обдумывал, что можно сейчас предпринять, и был готов живым закопать в землю этого жирного и глупого ишака Токсамбая за его неосторожность.
— Тогда я к Крейзу побегу. Может, он дома.
— Нету его, не приехал.
— К Думскому заскочу, — решительно заявил Махмут и пошел к двери.
Чалышев остановил его. Он уже успокоился, уже не дергалось у него веко.
— Вот что. К Думскому я пойду сам. Саттар же пускай обскачет и поднимет наших людей. На коне он это быстро сделает. Кого мы можем вызвать? Кто налицо сейчас у нас? — повернулся он к Куанышпаеву.
Саттар назвал фамилии шести милиционеров. Махмут добавил еще двоих.
— А сколько надо оставить здесь на охране, если нам разрешат произвести облаву?
— Хватит одного. Арестованные ведь под надежными замками сидят, — уверенно ответил Махмут.
— Ну, гляди, — покачал Чалышев головой, будто сомневаясь, следует или нет согласиться с этим. Затем он попросил протокол допроса Кабира Юлдашева.
Когда Махмут принес его, Чалышев в кабинете уже был один. Протокол он читать не стал, а принялся набрасывать на листке бумаги чертеж скотного двора и в ответ на нетерпеливый изумленный взгляд Махмута пояснил:
— С готовым предложением надо идти к Думскому. Пока Саттар собирает народ, давай решим, как лучше окружить двор Токсамбая и где расставить людей.
…Только через час примерно Чалышев поднялся из-за стола.
— Ну, Маке, оставайся, жди, пока соберется народ, а я пошел, — сказал он и твердой походкой вышел из кабинета.
Махмут сел на стоявший у одной из стен кожаный диван, потом, удобнее примостив голову на валик, решил хоть немножко подремать. Он опять недосыпал все последние ночи. И как только лег, сразу уснул. А тем временем Чалышев добрался до дома, где квартировал Думский, и поднялся на невысокое крылечко. Жена Саввы встретила его не особенно приветливо. Высокая, грудастая, она даже не пригласила в комнату. Так и продержала на кухне у порога.
— Хоть бы кто совесть божескую имел из всех вас, — наседала она на Чалышева и сыпала слова, будто выстреливала их. — Цельну неделю не было его. Наконец, доложу тебе, явился, аж глядеть тошно. Думала, в баню сбегает, отпарится. Баню-то, как ровно кто подсказал, перед этим вытопила. А ему, вишь ты, недосуг. Поел на скорую руку и опять в свою чеку. Да это што ж такое деется на белом свете?
— Значит, он там? — Чалышев повернулся уходить.
— Там. Где ему быть еще. Эдакой вот разбарабаненный ушел, — подставила она к щеке полусогнутую ладонь. — С флюстой возвернулся из поездочки. С такой вот флюстой. Поди и вшей еще насобирал.
Чалышев взялся за скобку дверей.
— Ты уж, Алдажарыч, будь ласков, — удержала его за рукав Думская. — Передай моему. Ежели не поспеет к тому, как выстыть бане, я в постелю к себе его немытого не допущу. Так и передай. Пускай где хоть ночует, — а сама все наступала на Чалышева, все теснила его. Когда он был уже на улице, выбежала и успела бросить еще несколько словесных залпов вслед насчет приготовленных веников, кваса и невозможного характера Саввы.
Чалышев не слушал больше. Он свернул в переулок и вскоре уже входил в здание ЧК. На душе было неспокойно: чем-то кончится история с Токсамбаем? Успеет этот жирный бурдюк удрать быстро, сумеет замести следы или не сумеет?
— Здесь Савелий Иванович?
— У себя, — кивнул дежурный.
Дверь к Думскому полураскрыта. Чалышев ступил на порог кабинета и застыл там на мгновение. Савва, с перекошенным свирепым лицом, выпучив глаза, распялив рот, орудовал в нем клещами.
«Зуб хочет выдрать!» — содрогнулся Чалышев.
А Думский уже присел, будто собрался ринуться с высоты, энергично мотнул головой, крякнул и рванул изо рта клещи. Послышался скрежет.
— Агхы, агхы, — заплясал Савва, пытаясь хоть этим заглушить боль. Он очумел от нее. Схватил графин и, обливаясь, стал глотать воду, полоскать во рту и плеваться.
Чалышев шагнул в глубь кабинета.
— Ну, чего тебе? — простонал Савва. — Не видишь? Сломался, вот… Что б ему… — выругался и сунул под нос Чалышеву ладонь с обломком коренного зуба. Ладонь у него мелко подрагивала, на обветренном загорелом лице застыла гримаса.
— Вижу, Савелий Иванович. Да дело-то уж очень срочное.
— Какое к лешему дело, какое! Он же тычет, так тычет, — и Савва опять полез в рот клещами.
Чалышев отвернул лицо, чтобы не смотреть.
— Есть подозрение, — сказал он, — что Токсамбай на бывшей своей заимке, тут, за городом, собирает кое-кого.
— Ну? — скривился Думский.
— Домулла там как будто, из бывших купчиков кое-кто. Может, устроить облаву?
— Почему как будто?
— Ходжамьяров сообщил о байских гостях. Но я не особенно ему верю. Есть соображения на этот счет, да и молодой он, опыта мало…
— Ты про Ходжамьярова тово, брось, — вспылил Савва. Но боль опять подсекла его. — Да катись ты отсюда к дьяволу. Сам решай, — почти завыл он, лихорадочно ощупывая пальцами остатки зуба.
Чалышев, пожав плечами, ушел.
Облава
Было далеко за полночь.
— По ко-оня-ям!
И вслед еще одна команда резанула слух.
— Смирн-аа!
Качнулись и замерли в седлах двенадцать всадников. Только лошади хрустели удилами и, переступая с ноги на ногу, били подковами.
— Товарищи милиционеры! — вскинул руку Чалышев. И эта его рука, словно взмах крыла неведомой птицы, заставила насторожиться, подправить опущенные стволами вниз короткие кавалерийские карабины.
Начальник милиции коротко рассказал о предстоящей облаве на врагов советской власти.
«Ими всегда были и останутся такие, как Салов, Токсамбай, Домулла. Все, кто привык жить за счет народа и только ждет не дождется, чтобы снова накинуть ему петлю на шею. Такие не остановятся ни перед чем. Они ненавидят нас и всех, кто с нами. Мы сегодня должны…»
Жгучие, полные ненависти, слова падали, как глыбы. Они волновали и тревожили одновременно. Может потому, что все в этой речи было предельно ясно, потому что текла ночь и потому что скоро придется схлестнуться насмерть с теми, о ком сейчас говорит Чалышев. Именно с Саловым, Домуллой, бывшим баем Токса. Все они затаились недалеко от города, в полуразрушенном саманном доме. Когда-то там жили пастухи Токсамбая. Когда-то он пригонял туда на стрижку свои отары. «Сегодня, благодаря Махмуту Ходжамьярову, — это он раскрыл, где сошлись наши враги, — мы их обезвредим».
Алдажар закончил говорить и ловко вскочил в седло.
— Ааарш!
Всадники пересекли площадь и зарысили по залитой лунным потоком улице. Вслед лениво побрехивали собаки и умолкали тут же. Город спал. Он выглядел мертвым. Бугрились, тонули в своих же собственных тенях дувалы. На крыше мечети холодным светом поблескивал ущербленный серп полумесяца. Ветерок, набегавший со степи, был свежий, он пропах травами. Когда город остался позади, разговоры умолкли. Кто курил, тот торопливо притушил цигарку, послюнив на пальцы, кое-кто глотнул из фляжки холодненькой водицы и оттер обмокшие усы. Каждый знал, где ему стать, откуда затем по команде стремительно ворваться во двор Токсамбая, а оттуда к дому. И если те, на кого устраивается облава, качнут отстреливаться, то бить надо не по ним, а поверх. Брать их следует живыми. Мертвые они не нужны. «Ох, и трудно это — брать повыше».
