Гнев Гефеста (Приключенческая повесть) - Черных Иван Васильевич (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— Людмила.
— А меня зовут Марат Владимирович, — представил теперь себя Измайлов. — Тоже декан, и тоже доцент. Только по другой части, по медицинской. Уроки даю, разумеется, в своей поликлинике, с семнадцати до девятнадцати, приемы после двадцати. Плата по согласию.
— Спасибо, — поблагодарила Светлана. — К счастью, в медицинской помощи мы пока не нуждаемся.
— Отлично. В таком разе займемся умственной гимнастикой. Во что сыграем? В преферанс, в «двадцать одно»?
— Нет, нет, — запротестовала Людмила. — Мы на деньги не играем.
— Жаль. А я хотел состояние вам проиграть. — Измайлов забрал у Светланы карты и стал раздавать. — Сыграем в подкидного, или, как говорят в народе, в дурака.
— А вы подарите мне его? — нашлась Светлана.
— Дурака? — не остался в долгу Измайлов.
— Ну, если с состоянием, можно и дурака, — захохотала Светлана.
— А вам, девочки, палец в рот не клади, с рукой откусите, — признал свое поражение Измайлов. — Наш ход — у меня шестерка.
Около них остановились два парня, крепко сложенных, тоже хорошо загоревших, с серфингами в руках.
— Привет, — небрежно бросил один, обращаясь к Светлане. Изучающим взглядом окинул Измайлова и Игоря.
— Привет, Валера! — отозвалась Светлана. — Поучишь сегодня?
— Посмотрим.
Парни положили вещи и направились к воде.
Игорь обратил внимание, как смутилась Малышка, даже не ответила на приветствие; Светлана же вела себя так, словно парни были случайными прохожими.
— Сокурсники? — полюбопытствовал Измайлов.
— Кавалеры, — уточнила Светлана. — Только мелко плавают и мамки боятся.
— Впору вашей подружке, — уколол Измайлов.
— Вы так думаете? А знаете, сколько ей?
— Лет семнадцать.
— Глубоко ошибаетесь, — обиженно встала на защиту себя Людмила. — Мне давно двадцать два стукнуло.
— У-у! — сделал удивленное лицо Измайлов. — В таком случае, прошу прощения. Эти юнцы действительно до вас еще не доросли.
Игорь, забыв про игру в карты, залюбовался парнями: они вошли в воду и, выждав, когда волна стала накатываться, легко вскочили на серфинги и заскользили по самому гребню, словно на лыжах по крутому склону.
Игорь видел водные лыжи, не раз катался на них, буксируемый стремительным глиссером, а о серфингах только слышал. И вот они — на фоне лазурного неба и изумрудного с белыми прожилками моря парни казались античными героями, скользящими по волнам; солнечные лучи золотили их тела, а кипящая у ног вода пенилась и бурлила, обдавала серебряной россыпью.
Вспомнились слова Веденина: «Настоящий испытатель тот, у кого глаза загораются при виде новой техники, сердце учащенно бьется, руки зудят от желания потрогать ее и попробовать в действии». Наверное, он, Игорь, настоящий испытатель: ему так захотелось прокатиться на этих коньках-горбунках, что он не выдержал, отложил карты, встал и пошел к воде.
Парни неслись по гребням, прыгая с волны на волну, легко, неощутимо, словно акробаты высшего класса, которых море пыталось сбросить со своих плеч и не могло.
К Игорю присоединились Измайлов с девушками, потом и Свиридов.
— Во дают! — восхитился Измайлов. — Таких хлопцев и к нам можно.
Свиридов смерил доктора уничтожающим взглядом, как ничего не смыслящего в испытательском деле человека.
— Уж лучше слаломистов, они позамысловатее пируэты выписывают.
— Не скажи, не скажи, — замотал головой Измайлов. — Удержаться на таком гребешке — акробатом надо быть.
Свиридов передернул плечами — что ты, мол, понимаешь — и не стал спорить.
Парни катались минут десять, так же легко спрыгнули со своих пенопластовых досок и вернулись к девушкам.
Тот, которого Светлана назвала Валерой, протянул ей доску.
— Давай учись.
Светлана повертела доску, взглянула на гулко разбившуюся о прибрежные камни волну, зябко передернула плечиками.
— Разрешите попробовать мне? — попросил Свиридов.
— Ты что, шею решил свернуть? — воспротивился вдруг Измайлов. — А на эксперимент я за тебя пойду?
— Не сверну. — Свиридов взял охотно протянутую Светланой доску. — Не боись, доктор, не таких коней объезживали. — И пошел к воде.
— Ну, ну… Только в случае чего я тебя на пляж не брал и здесь не видел, — предупредил Измайлов.
— Договорились.
Свиридов довольно легко повторил прием парней — вспрыгнул на доску — и заскользил по волне. Один гребень перевалил, второй… А на третьем то ли замешкался, то ли поторопился — волна ударила его, подбросила и, опрокинув головой вниз, потащила на глубину.
Девушки и парни громко захохотали. Засмеялся и Измайлов, хотя глаза обеспокоенно приковались к тому месту, где упал Свиридов. Но опасность ситуации все поняли тогда, когда волна обнажила распластанное и беспомощное тело.
Игорь, парни и Измайлов кинулись в воду.
Поймать и вытащить на берег Свиридова удалось быстро, но когда спасатели взяли его под руки, он взвыл от боли.
Его опустили на гальку.
— Что с тобой? — склонился над ним Измайлов.
— Рука, — заскрипел зубами Свиридов.
Измайлов стал ее прощупывать — раны не было, — а у предплечья уже обозначилась опухоль; и едва врач коснулся его, Свиридов дернулся всем телом.
— Ну натворил! — Измайлов был вне себя. — Говорил же! Что теперь? Конец месяца, весь коллектив без прогрессивки… Веденин голову снимет…
Свиридов лишь стонал на его причитания.
— Перестань! — прикрикнул на него Игорь. — Идти можешь?
Свиридов умолк и, опираясь на левую, здоровую руку, стал подниматься. Игорь и Измайлов помогли ему.
— В автобус! — скомандовал врач.
Прибежали Козловский и Грибов. Они то ли видели «акробатический этюд» Свиридова, то ли без слов поняли, что произошло, — оба были в растерянности, обескураженные. Игорь искренне им сочувствовал: руководителя завтрашнего эксперимента с планирующим парашютом и начальника парашютно-десантной службы ждут пребольшие неприятности.
— Вывих, перелом? — наконец вымолвил Козловский, просительно заглядывая в глаза доктора, словно тот ответом мог помочь делу.
— Какая разница, — раздраженно буркнул Измайлов. — Все равно к испытанию он не годен.
Козловский схватился за голову.
— Что же делать? Что делать?..
Отсрочка эксперимента с планирующим парашютом расстроит и Веденина, подумал Игорь. Конкуренты и без того зуб на него точат, где только могут ставят подножку, порочат его изобретения, а теперь появится еще один повод. И коллектив не очень-то будет доволен, если не получит прогрессивку. И он принял решение.
— Не паникуйте. На эксперимент пойду я.
— Ты? — Козловский недоверчиво уставился на Игоря. В глазах блеснула надежда и тут же погасла.
— Веденин ни за что не разрешит.
— Разрешите вы, Венедикт Львович, — твердо сказал Игорь. — У Веденина без этих мелочей забот хватает.
— А что, идея! — обрадовался Измайлов. — В случае чего объясню, что надо было проверить Арефьева после госпиталя на более простом и легком эксперименте.
Козловский облегченно вздохнул.
«Унылая пора! Очей очарованье!..» Не зря великий поэт любил осень. Несравненно прекрасна она ранним утром, когда солнце еще не взошло, но уже обагрило небосвод и высветило все многоцветие красок — нежных, чуть притушенных почти невидимой дымкой тумана. Все еще спит — бархатные георгины и пестроцветные астры на клумбе, вьющиеся розы у входа в КДП и стреловидные тополя вдоль дорожек, застывшие как часовые; виднеющийся за аэродромом лес и далекие вершины гор; спят еще и самые ранние птицы — самолеты, опустив в сладостной истоме крылья; только у вертолета уже суетятся люди, словно тормошат его, будят от крепкого сна. И небо, чистое и бездонное, кажется от этой благостной тишины еще прекраснее, еще притягательнее; оно светлеет на глазах, багрянец поднимается выше, а у горизонта уже появляется золотистая каемка, преображающая и вторую, западную половину небосвода — из фиолетовой в синюю, из синей в лазоревую.
