Категория трудности - Шатаев Владимир Николаевич (книга жизни .TXT) 📗
В тот день связи больше не было. Женщины начали спуск. Но о событиях этого вечера стало известно из утренней передачи 7 августа. Запросив Шатаеву, лагерь услышал:
Шатаева – базе: «Вчера в 23 часа при спуске трагически умерла Ирина Любимцева…»
…Да. Там у болезней особое время – равнинный час подобен горной минуте… Там от простуды умирают быстрее, чем истекают кровью… Мне знакомо состояние человека, потерявшего в по-ходе товарища. Все, к чему рвался, теряет цену, становится лживым и злым…
Они – женщины… Убитые несчастьем, изнуренные высотой, закостеневшие от холода, нашли в себе силы сопротивляться. На узком, продутом ледяными ветрами гребешке – слева обрыв, справа крутой склон – поставили две палатки. В самом широком месте помещалась только одна, вторую разбили ниже…
7 августа в два часа ночи на вершину обрушился ураган. Ураган – в самом энциклопедическом понимании этого слова. Как объяснить, что это значит?... Тот, что приходит вниз и срывает крыши, ломает стены, рвет провода, корчует деревья, сносит мачты… наверху намного свирепей. Здесь он свеж, не истрепан хребтами… А человек, попавший в него, подобен мошке, затянутой пылесосом, так же беспомощен, и если по сути, то с тем же непониманием происходящего…
Ураган разорвал палатки в клочья, унес вещи – рукавицы и примусы в том числе, – разметав их по склону. Кое-что удалось спасти, и самое главное – рации.
Они передали об этом утренней десятичасовой связью. Лагерь слышал плохо, и Борисенок повторил передачу на базу.
Через пятнадцать минут после принятого сообщения, несмотря на плохую погоду, из базового лагеря вверх вышел отряд советских альпинистов. Самостоятельно, по собственной инициативе на помощь потерпевшим отправились французы, англичане, австрийцы.
Японцы покинули свой бивак на 6500 и двинулись в сторону гребня. Два часа бесплодных, с риском для жизни поисков во мглистой беснующейся круговерти… Они сделали все, что могли… Увы! Ничего не смогли сделать и американцы.
Следующая связь была около 14 часов. Шатаева – базе: «У нас умерли двое
– Васильева и Фатеева… Унесло вещи… На пятерых три спальных мешка… Мы очень сильно мерзнем, нам очень холодно. У четверых сильно обморожены руки…» Гаврилов, слышавший это сообщение, попросил их через 30 минут связаться с лагерем и повторить его непосредственно базе. Около 14.30 группа повторила информацию для базы. База: «Двигаться вниз. Не падать духом. Если не можете идти, то шевелитесь, находитесь все время в движении. Просим выходить на связь каждый час, если будет возможность».
Около 15.15.
Шатаева: «Нам очень холодно… Вырыть пещеру не можем… Копать нечем. Двигаться не можем… Рюкзаки унесло ветром…»
17 часов.
База – Клецко: «Японцы на гребне ничего не обнаружили. Сами обморозились из-за сильного ветра. Все безрезультатно».
19 часов.
База – Клецко: «Наверху трагедия заканчивается. По всей вероятности, протянут недолго. Завтра на утренней связи в 8 часов сообщим, что вам делать. Видимо, подниматься вверх…»
20 часов. Сверху пришло еще одно сообщение о безнадежном состоянии группы. База – группе: «Сделайте яму, утеплитесь. Завтра придет помощь. Продержитесь до утра». 21 час 12 минут. Передачу на этот раз ведет Галина Переходюк. Слышен выход в эфир, но не больше – молчание. Потом плач. Очень трудно понять слова – «простить» или «прости»? Наконец: Переходюк – базе: «Нас осталось двое… Сил больше нет… Через пятнадцать-двадцать минут нас не будет в живых…»
Еще дважды чувствовалось нажатие кнопки рации – попытки выйти в эфир…
8 августа, 8 часов утра.
База – Клецко: «Шатаеву все известно. Он прибывает сюда».
…Еще один небольшой, но крутой взлет. Сверху склон перегнулся и выпирает остро заструганным поперечным снежным ребром. Может быть, там, за перегибом? Уже пора… Я выхожу на пологий участок. Впереди, шагах в сорока, виден темный крестообразный, вросший в снег предмет… Немного повыше еще один…
Хочу сдвинуться с места, но ноги… Цепляюсь за ледоруб, торчащий из снега, и вглядываюсь со страхом, боясь узнать… Отсюда не различишь – нужно подойти ближе… Но я знаю, что это она…
Сзади Соколов и Давыденко. Смотрят растерянно и оба опускают глаза, когда встречаемся взглядом. Они не знают, как поступить… Обогнать меня, подойти самим или предоставить эту возможность мне? Надо идти…
Я так и знал – это Эльвира. Она лежит лицом вверх, головой к северу, раскинутые руки без рукавиц…
Ребята тактично оставили нас вдвоем и спустились вниз за перегиб. Спасибо им – мне нужно побыть с ней наедине…
Кто-то должен надиктовать на пленку. Магнитофон у меня под одеждой – достать его нелегко… И нужно ли? Шнур микрофона короткий. Если это сделает кто-то из них, я должен стоять на привязи и слушать чужой деловой голос… Стоять и ждать… Лучше самому.
Нажав кнопку пуска, поднес к губам микрофон и сказал: «Эльвира Шатаева… Ногами к югу. Голова в капюшоне. Анарака голубого цвета, пуховка. Брюки-гольф, черные, вибрам двойной, на ногах «кошки». Очков нет. В четырех метрах найдена резинка от очков… В карманах карабин и разные дамские мелочи – маникюрная пилка, щипчики для ногтей, карандаш «Живопись», круглое зеркальце – разбитое (в трещинах).
…Десятью метрами выше. Кажется, Галя Переходюк – узнать трудно… Да, это она – узнаю по ша-почке, которую ей связала Эльвира. Пуховка серая. Пояс зеленый на груди. На нем два карабина – один из них «папа Карло». Обута в валенки, сверху чехлы из палаточной ткани. На руках красные шерстяные носки. С правой руки носок сполз, и видно кольцо…»
Мы нашли всех восьмерых. Восьмая – Нина Васильева – лежала в разорванной по коньку палатке под телом Вали Фатеевой, и японцы ее не заметили. Они изучили обстановку визуально, не трогая ничего руками, ибо сочли, что это могло бы противоречить национальным обычаям, этике, ритуалу.
…Мы вырыли две могилы. В одной из них захоронили Нину Васильеву, Валентину Фатееву, Ирину Любимцеву. Во второй Галину Переходюк, Татьяну Бардышеву, Людмилу Манжарову, Эльвиру Шатаеву, Ильсиар Мухамедову. Над могилами из снега торчат черенки лопат и флажки. В туре на куске желтой материи положили консервную банку с запиской о том, что здесь временно захоронены участницы женской команды Эльвиры Шатаевой. В записке перечисление имен с указанием места расположения каждой…
Прошел год. Все это время ко мне приходили, писали письма, звонили – на Скатертный переулок и домой друзья, знакомые и незнакомые альпинисты. Они выражали соболезнование и обращались с одинаковой просьбой: зачислить в экспедицию, которая будет отправлена на пик Ленина для спуска тел.
Незнакомые называли свои восходительские звания перечисляли заслуги, иногда забывая о скромности, не стесняясь преувеличить, лишь бы попасть в утвержденный список. Иногда на такие звонки я отвечал: «Учтите – вершины не будет…» Но скоро понял, что многих этим попросту обижаю.
Не стану греха таить – слушая эту просьбу от незнакомых, я задавал себе вопрос: «Чего хотят, какую выгоду ищут?» «Выгоду» не нашел, зато нашел ошибку в своих рассуждениях. Оказалось, у задачи неверные данные: они не чужие – они свои. Они альпинисты. Им очень важно сознавать эту братскую близость, быть уверенным в ней, ведь они знают и другое: альпинистская солидарность делает каждого сильнее. Это скорее знание сердца, чем головы. Знание огромной ценности, без которого жизнь альпиниста будет пуста, которое следует закреплять, которому нужно постоянное подтверждение. Они просят включить их в список, потому что всегда ищут повода, чтобы упрочить эту братскую связь. И в этом, пожалуй, их выгода. Им выгодно пойти на риск и лишения, но взамен получить прочную, неколебимую веру в альпинистское братство. Они не могут не пойти еще и потому, что их зовут туда души истинных рыцарей.
Получился конкурс. Утвержденная численность экспедиции – двадцать пять человек. Заявлений – устных и письменных – около сотни. Как отказать, никого не обидев? Я все же думал, не освободившись до конца от своих заблуждений, что многие отпадут сами по себе, что их заявления сделаны в минутном порыве. Но таких оказалось меньшинство. Большая часть все это время аккуратно справлялась о судьбе своих кандидатур. Пришлось пускаться на всякого рода уловки, придумывать формы отказа.
