Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
«Тарбаганья болезнь», характерная для Забайкалья и Монголии, семь столетий назад тоже стала причиной страшной пандемии, поразившей в XIV веке почти всю Евразию. Подхваченная от сурков-тарбаганов чума, передаваясь воздушно-капельным путем, как обычная простудная болезнь, тогда свирепствовала не только на Дальнем Востоке, но и по «шёлковому пути» пришла в Европу, убив по разным оценкам от трети до половины населения континента!
«Бысть мор силён зело и по всей земле, смерть же бысть скоро: храхне человек кровию, и в третий день умираше, и быше мертвии всюду…» – так в 1352 году сообщал русский летописец, на удивление точно описавший клиническое течение лёгочной чумы. Кровь в мокроте и в среднем трое суток от первых проявившихся симптомов до гибели – точно такую картину скрупулёзно зафиксируют врачи уже в XX веке.
Семь столетий назад «великий мор», подхваченный от монгольских сурков, в Европе не зря прозвали «чёрной смертью». Эпидемия разила всех, снизу доверху – в Москве тогда умер великий князь Симеон Гордый, старший сын Ивана Калиты. От той же чумы на востоке континента умер монгольский император Китая, а на Западе – король Сицилии, жена короля Франции, сын императора Византии… Эпидемия тогда убила десятки миллионов людей.
«Тарбаганья болезнь»
К счастью для человечества, такие всемирные пандемии были достаточно редки. Обычно вспышки «тарбаганьей болезни» гасли само собой у границ Монголии и Забайкалья – этому способствовали редкость и малочисленность кочевого населения. К тому же местные охотники на степных сурков, монголы, буряты и эвенки-«тунгусы», не имея никаких научных знаний о биологии и чумной «палочке», за много поколений накопили опыт спасения от «тарбаганьей болезни».
По свидетельствам русских очевидцев XIX века местные жители умели по внешнему виду и особенностям поведения отличать больных сурков от здоровых. Тушки больных животных скармливали собакам – на них возбудитель чумы не действовал. Если же болезнь всё же перекидывалась на человека – а её переносчиком нередко выступали блохи, живущие в густом мехе тарбаганов – то монголы, буряты и эвенки поступали решительно. С заболевшими прекращали всякие контакты – в случае надобности с ними общались издалека, крича по ветру и никогда против ветра, а то и просто передавали записочки с помощью стрел, выпущенных далеко из лука.
Монголы всегда откочевывали из местностей, где проявилась «нянь-хара-убучин», как называли они лёгочную чуму – дословно «червячковая чёрная болезнь». Священники-ламы вполне точно определили, что «тарбаганья хворь» передается даже дыханием людей, и советовали для дополнительной защиты смазывать рот и нос ароматическими маслами. Масла едва ли служили спасением, а вот выведенный опытным путём строгий карантин заболевших спасал Монголию и Забайкалье от больших эпидемий – до изобретения антибиотиков смертность лёгочной чумы приближалась к 100 %, умирал всякий заболевший. Но юрты и вещи умерших обязательно сжигали, с заболевшими не общались – и «чёрная смерть» погибала сама собой вместе с немногим носителями заразы, так и не успев превратиться из вспышки в эпидемию…
Зато вспышки заболевания случались регулярно, едва ли не каждые пять лет. С середины XIX века их регулярно регистрировали русские врачи и власти Забайкалья. «В Цаган-Олуевском поселке заболели на покосе несколько человек и вскоре скончались…», «В селе Клички Нерчинского уезда наблюдалось несколько заболеваний после употребления в пищу мяса тарбагана…», «В 1888 г. в октябре в Чиндантской станице заболели и умерли пять бурят, от которых при вскрытии заразились и умерли фельдшер Юдин и врач Ашмак…» – типичные сообщения забайкальской прессы той эпохи. Кстати, все упомянутые поселения существуют и ныне, располагаясь соответственно в Борзинском, Приаргунском и Ононском районах Забайкальского края.
Лишь к концу XIX столетия ученые предположили, что «забайкальская тарбаганья хворь» и периодически появлявшаяся в Европе чума – это одно и то же заболевание. В конце того столетия выделили «чумную палочку», определили возбудителя чумы и уже немало знали о данной болезни, но всё ещё совершенно не умели её лечить. До изобретения антибиотиков, надёжно побеждающих «чёрную смерть», она же «тарбаганья болезнь», оставалось еще более полувека. В ту же эпоху человечество могло противопоставить чуме лишь строгий карантин и чёткую организацию противоэпидемических мероприятий, не дающих смертельной болезни расползтись по новым краям и собрать новые жертвы.
«Это шанхайские барсы…»
Привычную ситуацию с регулярными маленькими вспышками болезни на дальневосточных границах России изменил начавшийся XX век. Во-первых, резко выросло население этих регионов Дальнего Востока. Вместо немногочисленных кочевых и полукочевых обитателей с обеих сторон российско-китайской границы (а век назад, здесь проходило пограничье всего двух государств – России и маньжуро-китайской империи Цин, включавшей всю Монголию) появились крупные города и массы населения. Во-вторых, построенные через весь континент железные дороги – Транссиб, КВЖД и прочие – резко повысили перемещения людей и связность Дальнего Востока с иными регионами России и Китая. А ведь чем быстрее и дальше перемещаются люди, тем быстрее и дальше распространяются вместе с ними и их болезни…
И в-третьих, забавный и периодически очень опасный тарбаган, монгольский сурок, носитель качественного меха и заодно чумной палочки Yersinia pestis, стал объектом охоты не только относительно немногочисленных монголов, бурятов и эвенков. К промысловой охоте на тарбагана к концу XIX века присоединились и многочисленные китайцы.
Много веков маньчжурские властители Китая под страхом смертной казни запрещали этническим китайцам селиться в Монголии и Маньчжурии. Земли к югу от Амура и его истоков в империи Цин оставались «заповедными», свободными от китайцев. Однако к исходу XIX столетия ситуация изменилась, в Маньчжурии обосновались сотни тысяч переселенцев из густонаселенного центрального Китая. Многие из них были бедны и искали любой промысел, способный прокормить. Одновременно китайские коммерсанты освоили прибыльное дело – шкурки степных тарбаганов перекрашивали и экспортировали в Европу под видом более ценных мехов.
Вспомним написанный почти век назад сатирический роман «Двенадцать стульев», где «Эллочку-людоедку» подначивает главный герой Остап Бендер: «Вам дали гораздо лучший мех. Это шанхайские барсы. Ну да! Барсы! Я узнаю их по оттенку. Видите, как мех играет на солнце!.. Изумруд! Изумруд!» Вот все эти «шанхайские барсы» и фабриковались дельцами Китая главным образом из шкурок сурков-тарбаганов.
Словом, век с лишним назад тысячи китайцев бросились охотиться на этих степных грызунов. По оценкам современников, в начале XX века каждый тёплый сезон не мене 10 тысяч бедняков отправлялись из центрального Китая в степи Маньчжурии, к границам нашего Забайкалья, чтобы к осени сбыть купцам добытые шкурки.
Но в отличие от аборигенов – монголов, бурятов, эвенков – пришлые китайцы не знали древних обычаев, как распознать и минимизировать опасность «тарбаганьей болезни». Встреча многочисленных выходцев из Китая с переносимой монгольским сурком чумной палочкой стала лишь вопросом времени, а перед человечеством, уже тесно связанным трансконтинентальными железными дорогами, вставала ещё не осознанная опасность повторения средневековой пандемии «чёрной смерти».
«Борьба с чумой дело государственное…»
Датой начала эпидемии считается 12 октября (25 по новому стилю) 1910 года – в тот день на станции Маньчжурия, всего в шести верстах от границ нашего Забайкалья, властям стало известно о первых жертвах. В одном из бедных домов за 5 дней умерло 9 китайцев.
Станция Маньчжурия, как и прочие поселения в зоне КВЖД, Китайско-Восточной железной дороги, тогда входили в сферу управления русской администрации. Служивший на КВЖД доктор Николай Писемский провел вскрытие одного из умерших и первым установил признаки чумы. Выяснилось, что в доме с умершими ранее жили китайские охотники на тарбаганов – когда начались первые смерти, они разбежались, разнося чумную палочку по окрестностям.
