Завещание таежного охотника - Лускач Рудольф Рудольфович (читать хорошую книгу txt) 📗
Он как бы отодвинул к северо-западу границу распространения маньчжурского дуба и женьшеня, а также тигра, кабана и пятнистого оленя. От этого повесть стала более насыщенной ботаническими и зоологическими фактами, правда менее достоверными с точки зрения действительности. Вымышлены также и некоторые географические названия.
Таковы особенности книги, о которых следует предупредить читателя. Следует помнить, что события в повести происходят в начале тридцатых годов, и тайга тех лет — безразлично, уссурийская она или забайкальская — значительно отличается от тайги сегодняшней, в которой пролегли дороги, протянулись провода, появились многочисленные крупные механизированные леспромхозы, посёлки, города.
Можно не сомневаться, что советские читатели с интересом прочтут книгу своего зарубежного друга, которая проникнута любовью к нашим родным краям, к их природе, широкому сибирскому раздолью, к милой нашему сердцу отчей земле.
Г. Халилецкий
Глава 1
ДОРОГА В СИБИРЬ
Я торопился.
До отправления поезда оставались минуты, а я только выходил из машины у Ярославского вокзала.
С этого вокзала отходят поезда дальнего следования, и здесь очень людно. Пробравшись сквозь толпу, я, наконец, остановился перед своим вагоном. Проводник встретил меня обычным приветствием, проверил билет и проводил до купе, где на мягких диванах уже сидели два пассажира. Таким образом, создавалась компания, которой предстояло провести не один день в общем доме на колёсах — до Сибири ехать долго!.. Разместив багаж, я присел у окна и взглянул на часы, через несколько минут мы поедем.
Поезд уже тронулся, когда в купе вошли проводник и четвёртый пассажир — высокий молодой человек. Проводник поучал:
— Поезд дальнего следования не пригородная электричка, второго поезда сегодня уже не будет…
— На вокзал меня вёз товарищ, у него своя машина, — оправдывался юноша, — а по дороге лопнула камера…
Проводник кивнул головой и снисходительно добавил:
— Случается. Только надо всегда рассчитывать, чтобы время в запасе было… Так, пожалуйста, ваше двенадцатое место.
Пассажир поблагодарил и, уложив свои чемоданы, сел, громко вздохнул и вытер высокий лоб. Улыбнувшись нам так, что сверкнул ряд ослепительно белых зубов, молодой человек начал разминать затёкшие пальцы рук. Потом, окинув нас взглядом, сказал:
— Поезд едва не ушёл у меня из-под носа.
Полный, круглолицый мужчина средних лет, лежавший на верхней полке, спросил:
— Далеко едете?
— В Сибирь, — лаконично отозвался юноша.
— В Сибирь?.. — мужчина усмехнулся. — Сибирь — понятие растяжимое. Не то что я любопытен, но, когда говорят о Сибири, для меня это всегда звучит по-особенному…
— Вы сибиряк? — живо спросил молодой человек.
— Да. И родом и по месту жительства, — он назвал город, в котором живёт. — Если к нам едете, рад быть вам полезным.
— Спасибо, только я еду дальше, в Приамурье.
— Ну тогда звать не могу. Небось не на прогулку едете, — произнёс сибиряк.
Я невольно улыбнулся.
— А есть люди, которые в Сибирь едут именно на прогулку. Скажем, из Ленинграда на Амур.
— Хотел бы увидеть такого человека, — засмеялся юноша.
— Могу вам представить его, — я привстал и поклонился. В купе стало тихо, взгляды трёх пассажиров устремились на меня.
— Шутите? — бросил сибиряк.
— Ничуть. Я еду как раз на прогулку. Вернее, в отпуск. Хочу там поохотиться…
— Смотри ты, в какую даль теперь забираются туристы, — засмеялся молчавший до сих пор третий пассажир.
— Доеду до станции Сковородино, — пояснил я, — а дальше на какой-нибудь попутной машине. Вы, случайно, не в те места направляетесь?
Мой вопрос был самым обычным, и потому меня удивило, что молодой человек посмотрел на меня изумлённо и ответил после короткого раздумья.
— Это действительно поразительное совпадение! Я тоже еду туда…
— Вот видите, значит, попутчик, — обрадовался я.
Все присутствующие представились друг другу. Я узнал, что молодого человека зовут Олегом Андреевичем Феклистовым, работает он в Ленинградском геологическом институте научным сотрудником; Иван Иванович Рогаткин — сибиряк, возвращается в Иркутск из Москвы с конференции меховщиков. Наконец, последний пассажир — агроном Борис Степанович Холкин, из Красноярска.
Что касается меня, то я еду по приглашению сибирского охотника, с которым познакомился примерно год назад, во время моей первой поездки по Сибири.
Несколько лет я работал в Ленинграде, в тресте лесной промышленности. В прошлом году в Омске проходила конференция по вопросам заготовки древесины в Западной Сибири. Там я познакомился со старым охотником — Петром Андреевичем Чижовым. Он так увлекательно рассказывал о своих удивительных приключениях в тайге, что я решил провести свой отпуск в глухом таёжном уголке.
Мои спутники сразу узнали во мне иностранца, хотя я уже восьмой год жил в Советском Союзе и хорошо владел русским языком. Поговорив, мы пришли к общему выводу, что для чехов некоторые тонкости русского произношения представляют немалую трудность.
— Не огорчайтесь, — заметил агроном. Главное, что у нас вы нашли себе отличное применение. А это для специалиста — счастье!
Потом разговор перешёл на Прагу; мы вспоминали её исторические памятники, вспомнили Яна Гуса, Жижку, других борцов за независимость чешского народа.
Признаться, я был немало удивлён тем, что мои собеседники так хорошо знают историю моей родины, в особенности агроном, поразивший меня глубиной знаний.
— Всё очень просто, — объяснял он с улыбкой. — Я родился в бывшей Волынской губернии, а там жило много чехов. В молодости я неплохо умел объясняться по-чешски, даже с чешскими скороговорками справлялся.
Он дружелюбно рассмеялся:
— Чешских охотников я знавал, но не встречал никого, кто жертвовал бы своим временем и ехал тысячи километров ради охоты в тайге. А тем более летом. Летом-то ведь нет охоты на пушного зверя. Видимо, вы страстный охотник.
— С ружьём и удочкой я прошёл леса Карелии и Севера, но тайги не знаю, — сознался я. — Для меня тайга — книга за семью замками…
— Вот это настоящий охотничий характер, — перебил меня Рогаткин. — Я вас понимаю, Рудольф Рудольфович. Тайга, честное слово, стоит того, чтобы пожертвовать ради неё отпуском. Но эго, конечно, по плечу только тому, кто охотник с большой буквы!
— По-вашему получается, — вступил в разговор наш молодой геолог, — что обычному человеку не выдержать в тайге?
— Позволю себе утверждать: да! Конечно, я не хочу сказать, что все, кто охотится в тайге, люди необычные. Взгляните хотя бы на меня… — воскликнул Рогаткин, встал, раскинул руки и повернулся кругом.
Мы рассмеялись. А Рогаткин снова сел, закурил папиросу и продолжал:
— В тайге шага не шагнёшь без того, чтобы тебе не грозили неожиданные трудности и препятствия. Но нашего брата-охотника почему в тайгу тянет? Потому, что она полна сокровищ! Ещё никто не сумел подсчитать всех богатств тайги. Не только тех, что под землёй или в недрах гор, но и тех, что бегают по земле: мягкое золото.
— Вы говорите о пушнине? — переспросили мы.
— Конечно, о ней. И ведь тут, как и в геологии, без знаний, без наблюдательности охотнику в тайге делать нечего. Допустим, соболь. Он осторожен, хитёр, когда его преследуют, может целый день идти «поверху»: перепрыгивать с дерева на дерево, и хоть бы ему что!
Сибиряк помолчал, тяжело вздохнул и сказал:
— Нет, что ни говорите, трудный кусок хлеба у охотника!
Феклистов с нескрываемым интересом следил за рассказом Рогаткина. Я спросил: не охотник ли он? Геолог ответил утвердительно и добавил, что с нетерпением ждёт охоты в тайге.
— Значит, нашего полку прибыло, — заметил я, — вы, конечно, охотитесь на крупных хищников — на медведя, на тигра?
— Что вы, что вы! Я не настолько опытен, чтобы отважиться идти на медведя. А уж о тигре и говорить нечего. Больше всего меня интересует одно сокровище тайги — соболь.
