Гнев Гефеста (Приключенческая повесть) - Черных Иван Васильевич (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— А я, наоборот, не раз задумывался, почему ты пошел в испытатели? Твоими тонкими пальчиками клавиши аккордеона, рояля нажимать, а не катапультные рычаги. И прежде всего ты — военный человек… Аптечка, йод, бинт. А ты подумал, для чего ты хотел спасти лисенка? Чтобы продлить его мучения? Ведь он и мышонка не поймает, чтобы с голоду не сдохнуть.
— А как же клятва Гиппократа? — удивился Игорь новому откровению в характере стража их здоровья и безопасности.
— Клятва, что и молитва, — мало чего стоит. А я материалист, предпочитаю целесообразное. И не живодер, как ты соизволил выразиться. Не утопил я твоего лисенка, хотя это лучший выход для него… В кустах вон он. А камень… поищи, их тут много.
— Нет!
— Не гуманно? Зато разумно. В этом вся суть нашего бытия. Чувствовать могут и животные, а думать — только мы, люди. И разум должен руководить нами, а не чувства, мой дорогой друг.
— А как в таком случае с совестью?
Ответить Измайлов не успел: из леса вернулись Дина с Любашей, неся букеты из разноцветных листьев.
— Что мы видели, папочка! — с восторгом воскликнула Любаша. — Лису. Рыжую, длиннохвостую. И с лисенком в зубах.
— Только что от вас выскочила, — подтвердила Дина. — Я поначалу подумала, что она у вас что-нибудь стащила.
Игорь метнулся к кустам. Лисенка там не было.
— А у нее, видишь, другая логика, — сказал Игорь Измайлову, кивнув в сторону, куда, по рассказам Любаши и Дины, убежала лиса со своим детенышем.
— Вы это о чем? — поинтересовалась Дина.
— О праве на жизнь, — ответил Измайлов. — Слишком сентиментален твой муженек. При первом удобном случае спишу я его с испытательской работы.
— А теперь нельзя? — умоляюще попросила Дина.
Игорь хотел рассердиться, но лицо Дины выражало такую тоску и переживания, что ему стало жаль ее. Он еще раз шуткой попытался развеять тревогу:
— Посовещайтесь, посовещайтесь, несчастные заговорщики. Оставлю здесь одних, будете знать.
— Не надо, — взмолилась Любаша. — Мама хорошая. — И, обняв одной рукой мать, второй потянулась к отцу.
ПРОСЫПАЯСЬ ОТ ТЯЖЕЛЫХ КОШМАРОВ
Память снова и снова прокручивала прошлое, которое нельзя было ни вернуть, ни остановить, ни изменить. А ведь уже тогда на душе у него было неспокойно и мелкие неурядицы сыпались одна за другой, словно предвестницы большой беды…
Ясноград. 20 сентября 1988 г.
Веденин не раз подмечал — если с утра не повезет, весь день пройдет кувырком. Он еще ночью стал маяться, предчувствуя неприятности, и спал плохо, с перерывами, просыпаясь от тяжелых кошмаров. То ему снилось какое-то болото, из которого он никак не мог выбраться, то пожар вокруг, который он тушил и никак не мог потушить, то всякая другая чертовщина. Встал он с тяжелой головой и плохим настроением. Едва появился на службе, звонок из министерства: срочно явиться к заместителю министра. А у него на 9.00 намечено совещание с начальниками отделов: на завтра он планировал отправить передовую группу на полигон для подготовки испытания «Супер-Фортуны». Пришлось совещание переносить на 14.00.
В министерстве ему накрутили хвоста: за финансовые перерасходы, нарушения финансовой дисциплины и другие грехи — он не очень-то принимал все близко к сердцу (голова была занята катапультой), — и все равно настроение еще более ухудшилось.
Не успел вернуться в кабинет (начальники служб уже поджидали его в приемной), звонок от Гайвороненко:
— Юрий Григорьевич, что там творится с твоими подопечными? — недовольно и сердито спросил генерал.
— Что именно, Иван Дмитриевич? — переспросил на всякий случай Веденин, предполагая, что речь идет о все том же нарушении финансовой дисциплины.
— Кто такая у вас Таримова?
— Понятия не имею, — облегченно вздохнул Веденин — не о финансах.
— А кого Батуров привез в гарнизон? Кто такая Вита?
— А-а, — вспомнил Веденин. — Кажется, ее фамилия Таримова.
— Знаете, чем она у вас там занимается?
— Понятия не имею.
— Как же так? — возмутился Гайвороненко. — Твой подчиненный привозит в закрытый гарнизон неизвестно кого, оставляет в квартире, а ты не удосужишься спросить, зачем и почему.
— Я и так знаю, зачем привозят женщин в квартиру, Иван Дмитриевич, — сострил Веденин. — Батуров мне докладывал: хочет жениться. Просил разрешить пожить ей временно в его квартире. Я разрешил.
— А чем она занимается, тебе не докладывали?
— Извините, Иван Дмитриевич, мои подчиненные к подобным докладам не приучены. У них других дел хватает.
— Не зарывайся, Юрий Григорьевич, — сбавил тон Гайвороненко. — Знаю, что ты и твои подчиненные заняты другим делом. Но не видеть, что у вас под носом творится, не делает вам чести. Сегодня же разберитесь и доложите мне. — Начальник центра положил трубку. Веденин был настолько ошеломлен услышанным, что сидел с трубкой в руках, не обращая внимания на гудки, на настороженно наблюдавших за ним начальников отделов, сидевших напротив за длинным столом. Что имел в виду Гайвороненко? Неужто Батуров привез в гарнизон?.. Этому не хотелось верить. Таримову он не видел, но не раз слышал, как офицеры говорили о ней, восторгались ее красотой. Когда же она успела — не прошло и десяти дней, как уехал Батуров?..
— Разрешите, Юрий Григорьевич? — поднялся подполковник Козловский. — Вы, наверное, не в курсе дела, я кое во что вас посвящу.
До Веденина наконец дошел смысл сказанного, и он положил трубку.
— Прошу, Венедикт Львович.
Козловский откашлялся.
— В субботу, Юрий Григорьевич, моя жена услышала в квартире Измайлова женский голос. Решила — вернулась жена Марата Владимировича, Галина Георгиевна. Позвонила. А вместо жены вышла эта самая Таримова, сожительница Батурова, в шубе Галины Георгиевны. Жена, понятно, растерялась, извинилась и обратно. В воскресенье спросила у Измайлова, не продает ли он, случаем, шубу Галины Георгиевны. А он в ответ: «Не продаю. Просто подарок сделал любимой женщине». Вот так… Жена подруге, разумеется, шепнула. Вот, наверное, и дошло до генерала Гайвороненко…
Веденин еще более опешил от такого посвящения и не знал, что сказать.
— Вот это Измайл-бей! — захохотал Грибов.
— Гнать ее из гарнизона! — возмущенно приподнялся Щупик, и кадык на его длинной шее решительно прыгнул вверх, вниз.
— А Измайлова — под суд офицерской чести, — выкрикнул кто-то.
— За что? — Грибов даже встал, чтобы обратили на него внимание. — Вы только вспомните, товарищи, каким мы знали Измайлова. Вспомните, как он собирал обрывки лески на катушку спиннинга. Рубля ему было жалко. Человек, который копейки ни на что не истратил, шубу любимой женщине не пожалел! Подумайте только, какое прозрение или даже перерождение! Это ж подвиг! И не судить его, а наградить надо!..
Хохот смешался с голосами, и Веденин пристукнул ладонью:
— Довольно. Передайте, Венедикт Львович, этой самой Таримовой, чтобы зашла ко мне.
— Упаси бог! — подскочил Козловский как ужаленный, с испуганным лицом. — Она же поймет, что это я… Батурову нажалуется.
Офицеры снова загалдели, перенеся остроты на Козловского.
— Тихо! — еще раз пристукнул ладонью Веденин. — Хорошо, я сам вызову ее и Измайлова. А теперь обсудим главный вопрос. Прошу доложить о состоянии своих дел и высказать предложения по намеченному испытанию «Супер-Фортуны». Начинайте, Федор Борисович.
Матушкин долго поднимал свое тучное тело, не спеша вытер платком лицо и шею, еще дольше собирался с мыслями. Наконец выдохнул, будто разродился:
— У пиротехников все в порядке. Можно испытывать хоть завтра. — И сел.
Встал Козловский.
— Мы еще раз продули «Супер-Фортуну» с манекеном в аэродинамической трубе. Отклонений от нормы, как и прежде, не наблюдалось. Предлагаю, пока погода не испортилась, провести испытание на этой неделе. Более конкретно — послезавтра.
— А испытатель? — возразил Грибов. — Ему же нужна акклиматизация.
