Время желаний. Другая история Жасмин - Брасвелл Лиз (книги бесплатно полные версии txt) 📗
А потом он столкнул султана с балкона.
Коленопреклонение как знак почтения
Глубоко-глубоко под песками пустыни Аладдин копал.
Оттаскивал камни. Отгребал в сторону сыпучие кучи щебня и песка и снова копал.
Он занимался этим уже два дня без передышки.
Пожалуй, любой другой на его месте уже давно бы сдался.
Его язык так распух от невыносимой жажды, что он уже почти не мог глотать. Аладдин так ослаб от голода, что даже сидел с большим трудом, поэтому теперь копал в основном лежа. Он устал и почти не чувствовал разницы между сном и бодрствованием.
Вокруг него царил абсолютный мрак, который лишь изредка нарушали багровые отсветы бурлящей внизу лавы. Время потеряло всякий смысл. Аладдин почти не смыкал глаз из страха, что если он вдруг уснет, то уже не проснется.
Но он все еще не терял надежды. Неизбывная вера в то, что все непременно будет хорошо, которая поддерживала его мать в борьбе за выживание до самой ее смерти, не оставляла и юношу.
Он ведь не так уж глубоко под песком, правильно? И тот гигантский каменный тигр – он ведь устроен одинаково, спит он или двигается, верно? Значит, Аладдин по-прежнему находится где-то в его «горле», то есть неподалеку от «пасти», ведущей на поверхность. К тому же сейчас этот великанский кот поврежден и разрушен, а значит, в его каменной шкуре вполне могут оказаться прорехи...
Так?
Кроме нескончаемого оптимизма, у Аладдина были еще две замечательные вещи, которых не было у других людей.
Во-первых – маленькая обезьянка.
Сказать по правде, помощи от Абу было немного, зато он поддерживал в Аладдине здравый рассудок и волю, чтобы продолжать пробиваться к спасению.
А во-вторых, у него был волшебный ковер, который как раз приносил немало пользы. Он неутомимо оттаскивал на себе отброшенные Аладдином кучи щебня, а иногда даже прикладывал усилия своих кисточек, чтобы расшатать особо неуступчивый камень. Отдыхая, Аладдин сворачивался на нем калачиком и готов был поклясться, что ковер тихонько укачивает его, словно баюкая.
Кроме того, у него было чем занять свои мысли, пока он работал. Иногда его разум обращался к тому безумному старикашке, который пытался его убить. В этих размышлениях Аладдином двигало вовсе не стремление к мести: ему случалось видеть, как это разрушительное чувство коверкало жизни многих обитателей Квартала Пличных Крыс. Он просто никак не мог понять, почему тот старик, заполучив наконец свою дурацкую безделушку, непременно хотел уничтожить Аладдина. Ведь он получил то, что хотел, и Аладдина совершенно не интересовало, что он будет делать дальше со своей глупой лампой. Он вовсе не собирался ее отнимать. Значит, дело здесь в чем-то другом... и он непременно разрешит эту загадку, когда выберется наконец из пещеры.
Но чаще всего Аладдин думал о принцессе Жасмин. Если бы не их случайная встреча, султанские стражники не схватили бы и не бросили его в темницу, он никогда не связался бы с сумасшедшим злобным стариком и сейчас не срывал бы кожу с рук, пытаясь выкопаться на поверхность из темной удушливой ямины где-то посреди пустыни.
И все же, даже если бы у него была такая возможность, он не стал бы ничего менять.
Аладдин вспоминал ее глаза, когда она смотрела на него. И ее взгляд, когда она увидела тех нищих ребятишек. Он стал свидетелем того мига, когда принцесса вдруг начала понимать мир, в котором он жил. Аладдин снова и снова вызывал в своей памяти ее изящные точные движения, когда она орудовала своим серебряным кинжальчиком, и непередаваемую грацию, с которой летела к нему, сжимая в руках шест, прекрасная и бесстрашная, как ангел небесного воинства.
При мыслях об этом он забывал о том, как саднят его ободранные в кровь пальцы, как горит его пересохшее, словно забитое песком горло.
К концу второго дня – а может, к середине третьего, он не мог сказать точно – у Аладдина начались галлюцинации.
Ему мерещилось, что рядом с ним копошится маленькая обезьянка в крохотной курточке, а еще что ему помогает живой волшебный ковер, время от времени обмахивая его от пыли своими кисточками, как заботливая мамаша.
Аладдин решил, что ему следует смотреть только вперед и продолжать копать, не позволяя всяким видениям отвлекать его от дела.
Прошло еще сколько-то времени, и у него возникла новая галлюцинация: теперь ему привиделся свет. Чистый, желтый свет, проникающий в темноту неведомо откуда.
Спустя несколько минут, отпихнув в сторону несколько камней и процарапав слой песка, он обнаружил, что это вовсе не видение: его глазам и впрямь предстало крохотное, не шире муравьиного хода, отверстие, пропускающее солнечный свет, который темная пещера всасывала с голодной жадностью.
– Я вижу солнце! – возбужденно прохрипел Аладдин обезьянке и ковру, забыв на мгновение, что его друзья – не что иное, как морок. – Я его вижу!
Он принялся копать еще быстрее, отгребая в стороны камни, но при этом не давая себе слишком увлечься, чтобы не вызвать обвала. И если при этом ему мерещилось, что обезьянка и ковер энергично помогают ему, – что ж, тем лучше.
Содрав еще пару ногтей, Аладдин наконец сумел расширить отверстие настолько, чтобы в него пролезла его голова и плечи. Когда остальные камни отказались поддаваться его усилиям, он хрипло застонал от разочарования. Ну уж нет... он не собирается застревать в этой проклятой пещере, дожидаясь смерти. Такого не случится.
Собрав остатки сил, он еще поднапрягся и наконец выбрался на солнечный свет.
Потом он полежал немного, щурясь и смаргивая, давая глазам постепенно привыкнуть к слепящему, белесо-голубому небу.
А потом он засмеялся, как безумный, лежа посреди пустыни. Ощущая на лице тепло солнечных лучей, он чувствовал, что жив. Это было настоящее, родное солнце, а не обжигающий жар подземной лавы. И если уж ему все-таки суждено умереть, он умрет не во мраке, а глядя в небеса.
Но умирать он не собирался...
Рядом с ним на горячем песке распластались Абу и волшебный ковер.
Теперь Аладдин недоумевал – как он мог сомневаться в их реальности?
– Ребята! – радостно вскричал он, дотянувшись до них руками. – Вы настоящие! Мы все настоящие! И мы живы! Теперь вставайте – нам пора домой!
Ковер распростерся рядом, и Аладдин кое-как закатился на него, с трудом борясь с головокружением.
– В Аграбу. Отнеси меня в Аграбу.
Ковер тут же взмыл в воздух и направился на восток.
Несмотря на изнеможение, Аладдин старательно держал глаза открытыми, а потому увидел, как Аграба возникла на горизонте. Это была именно она – ее стены выглядели слишком уж обветшалыми и запыленными, чтобы их можно было принять за мираж.
Летя по воздуху, они преодолели расстояние до города куда быстрее, чем раньше они проделали это со стариком – один пешком, другой верхом. Мягкий ветерок обдувал лицо Аладдина, золотистые барханы проплывали внизу, как волны на воде. Если бы он чувствовал себя чуть получше, то наверняка получил бы огромное удовольствие от этого путешествия. Он готов был поспорить, что, будь у него чуть больше сил, чтобы править, он непременно заставил бы ковер лететь быстрее и нырять поглубже. Это было похоже на полет верхом на орле...
Ковер сам собой остановился возле верблюжьего водопоя у входа в город. Затормозил он при этом чуть резче, чем следовало, отчего Аладдин с шумом плюхнулся прямиком в один из желобов, не сдержав при этом пары весьма цветистых выражений.
– Пытаешься что-то сказать мне, Коврик? – с ухмылкой поинтересовался Аладдин, наслаждаясь ощущением того, как драгоценная вода стекает ему за шиворот. Абу уже вовсю лакал воду прямо из желоба рядом с ним, но Аладдин встал, подошел к колодцу, зачерпнул полное ведро и, не обращая внимания на лежавший поблизости черпак, принялся жадно пить прямо через край, чувствуя, как сладкая, живительная влага струится ему в горло.
Напившись вдоволь и утерев лицо тыльной стороной ладони, он вдруг обратил внимание, что они по-прежнему одни. Он подозрительно огляделся. Вокруг не было ни единой живой души: ни один караван не приближался к водопою по длинной пыльной дороге, вившейся через пустыню. Никакие погонщики не суетились у колодцев, наполняя водой верблюжьи бурдюки и снаряжая их к новому походу. Никто не расхваливал свой товар у прилавков со сладостями и лепешками, желая накормить проголодавшихся путешественников. Зазывалы не кидались к вновь прибывшим, чтобы затащить их непременно в свою харчевню или уговорить поставить шатры именно на их участке. Вокруг не сновали мальчишки, предлагая за мелкую монету понести поклажу или показать городские достопримечательности.
