Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур (е книги .TXT) 📗
***
Сантен ехала, опустив поводья и позволив своей лошади самой выбирать темп и дорогу. Шаса был привязан к бедру, чтобы удобнее держать. Она положила его голову на свою согнутую руку. Малыш крепко спал.
Ветер хлестал по пустыне уже пятые сутки без перерыва. Сдвинутый с места песок с шипением несло по поверхности, как морскую пену по пляжу, а круглые колючие шары перекати-поле летели по равнине, словно футбольные мячи. Маленькие стада антилоп поворачивались спиной к холодным порывам ветра, зажав хвосты между ног.
Сантен обвязала голову шарфом наподобие тюрбана и набросила на плечи одеяло, прикрыв себя и Шаса. Она съежилась в седле, но холодный ветер все равно растрепал концы одеяла и спутал лошади длинную гриву. Сантен прищурила глаза от колючего ветра и увидела Перст Бога.
Еще далеко. Неясно различимый сквозь пропитанный пылью воздух, уходивший шпилем в небо, он был виден даже в такой дымке с расстояния пяти миль. Именно по этой причине Лотар де ла Рей выбрал его. Это было уникальное природное сооружение, и спутать его с чем-нибудь невозможно.
Наездница пришпорила лошадь, перейдя на рысь. Шаса захныкал во сне, почувствовав перемену, но Сантен лишь выпрямилась в седле, пытаясь скинуть с себя невыносимую тяжесть ярости и горя, которые сковали ей душу.
Постепенно силуэт Перста Бога вырисовался на фоне желтого неба все яснее — тонкий каменный столб, устремлявшийся к небесам, с утолщением на самой верхушке в двухстах футах над равниной, похожим на раздувшуюся голову кобры. Вглядываясь в неподвижный камень, Сантен вдруг ощутила необъяснимый суеверный страх, какой, наверное, парализовывал и древних готтентотов, назвавших этот столб коброй.
От самого основания каменного гиганта в глаза ударил сноп света. Сантен прикрылась одеялом, пристально вглядываясь в даль.
— Шаса, — прошептала она. — Они там. Они ждут нас.
И пустила уставшую лошадь легким галопом, приподнявшись на стременах.
В тени столба стоял автомобиль, возле которого была натянута маленькая зеленая палатка. Перед ней горел костер. Струйку голубого дыма, похожего на перо цапли, разносило ветром над равниной.
Стянув с головы тюрбан, Сантен стала размахивать им, как знаменем.
— Эй! Я здесь!
Две неясные человеческие фигуры поднялись от костра, глядя в ее сторону.
Сантен махала и выкрикивала приветствия, несясь полным галопом. Одна из фигур рванулась навстречу. Это была женщина, крепкая женщина в длинных юбках. Она задрала их высоко над коленками, отчаянно спеша, но утопала в мягком песке. От обуревавших ее чувств и усилий лицо стало пунцовым.
— Анна! О, Анна!
Слезы струились по широкому красному лицу. Опустив юбки, Анна остановилась и широко расставила руки.
— Моя крошка! — вскрикнула она, и Сантен, судорожно прижимая к себе Шаса, вылетела из седла и в то же мгновение оказалась в объятиях.
Обе рыдали и смеялись, вцепившись друг в друга и что-то бормоча, но сквозь этот смех и рыдания слова разобрать было невозможно, пока Шаса, стиснутый между ними, не издал протестующий вопль.
Схватив малыша, Анна крепко обняла его.
— Мальчик, это мальчик!
— Мишель, — счастливо всхлипнула Сантен: — Я дала ему имя Мишель Шаса. — Малыш, смешно охнув, обеими ручками потянулся к восхитительному большому лицу, такому красному и мягкому, что оно было похоже на спелый фрукт, который хочется тут же съесть.
— Мишель! — Анна рыдала, целуя крошку, а Шаса, отлично зная, что такое поцелуи, широко открыл свой слюнявый ротик и мусолил ей подбородок.
Держа ребенка на руках, Анна потащила Сантен к палатке и костру.
Нескладная, с ссутулившимися плечами фигура застенчиво двинулась им навстречу. Редеющие, покрытые сединой волосы откинуты назад с высокого лба ученого, оттенок мягких, слегка близоруких глаз был не таким ясным, как в голубых глазах Мишеля, а нос, точно такой же крупный, как у генерала Шона Кортни, казалось, стеснялся сам себя.
— Я отец Майкла, — смущенно произнес человек. У Сантен было такое впечатление, что она смотрит на выцветший и пожелтевший снимок ее Мишеля. В тоже мгновение нахлынуло острое чувство вины, ибо ее клятвы оказались фальшивыми, а память Мишеля оскверненной. Будто сам Мишель предстал сейчас перед ней. На какой-то краткий миг она опять представила его изуродованное тело в кабине горящего самолета и, охваченная невыносимой скорбью и чувством вины, кинулась к Гарри и обхватила его за шею.
— Папа! — выдохнула Сантен. От одного этого обращения обычная сдержанность Гарри дала сбой, он вдруг закашлялся и крепко прижал к себе девушку.
— Я оставил надежду… — Гарри не мог продолжать, вид его слез снова выбил Анну из колеи. Даже для Шаса это оказалось слишком большим испытанием — он издал горестный вопль. Все четверо стояли под Перстом Бога и плакали.
Казалось, фургоны плывут им навстречу сквозь пыль, громыхая по неровной земле. Пока ждали их прибытия, Анна пробормотала:
— Мы должны быть бесконечно благодарны этому человеку.
Она сидела на заднем сиденье машины, держа на коленях Шаса, Сантен была рядом.
— Ему хорошо заплатят. — Гарри поставил здоровую ногу на педаль «фиата». Свернутый трубочкой и перевязанный красной лентой документ он держал в руке, постукивая им по протезу.
— Сколько бы мы ему ни заплатили, все равно будет недостаточно, — подтвердила Анна, обнимая Шаса.
— Этот человек вне закона и ренегат, — нахмурился Гарри. — И вообще во многом мы идем наперекор…
— Пожалуйста, отдайте ему все, что вы ему должны, папа, — тихо сказала Сантен. — И пусть идет куда хочет. Я не хочу больше слышать об этом человеке.
Маленький, голый по пояс мальчик из племени нама, управлявший быками, свистнул, чтобы животные остановились. Лотар де ла Рей осторожно спустился с сиденья, морщась от боли при каждом движении.
Ступив на землю, он помедлил и ухватился свободной рукой за корпус фургона. Вторая рука покоилась на перевязи на груди. Цвет лица был болезненно-желтым, его не мог скрыть даже мягкий загар. Вокруг глаз черные круги, губы как-то страдальчески морщились. Скулы заросли густой светлой бородой, которая золотилась даже при скупом свете.
