Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир (серия книг .TXT) 📗
«Наш химический заслон у Егорлыкской остановит белых. Для того, чтобы открыть баллоны с газом много бойцов не нужно. Поэтому обойдемся малыми силами. Штук двадцать противогазов Зелинского есть. А когда ветерком кадетов проветрит, тех, что уцелеют, мы кавалерией помнем. Остальные побегут к Кагальницкой. У станицы Мечетинской, мы их окончательно добьем двумя засадными дивизиями». «Лихо», — сказал несколько дрогнувшим голосом, как показалось Бекасову, Ларнак. «Да, лихо. Только одна беда — нет у нас специалистов по химическому оружию. Разве что… Петя поможет».
Бекасов зажмурился так, что заболели глаза, чем чуть себя не выдал-вдруг бы в этот момент посмотрели на него. Получается, Думенко поверил, что добровольцы начнут наступление на Егорлыкскую. Но почему о подложных картах ему ничего не сказал Васнецов? И если бы Ларнак не побежал тогда в штаб, как бы липовые карты попали к красным? Никак. То есть получается… Нет, этого не может быть…
«Ладно, пусть пока Бекасов поспит. Если ранение несерьезное, завтра очухается, он парнем крепким был. Странно, что еще в себя не пришел». «Фельдшер ему морфина вколол».
Хлопнула дверь, это, вероятно, вышел Думенко. Вскоре ушел и Ларнак. Ротмистр приподнял голову. Заломило в затылке то ли от ранения, то ли от морфина. Оглядел себя. Туловище до пояса перевязано холщовыми бинтами. Именно бинтами, а не какими-то тряпками. Неплохо у красных поставлена медицинская помощь, подумал ротмистр. И морфин даже есть, не то что у добровольцев. Все обезболивающие, в том числе и кокаин перевели в Ледяной поход. И не только по прямому санитарному предназначению.
Дотянулся с лежанки до маленькой беленой печки, взял чайник, влил в себя почти все содержимое. Когда пил, осознал, как жадно требовал жидкости организм. В спине болело, но не сильно. Поднял правую руку, сжал и разжал пальцы. Слушаются, значит, действительно не сильно зацепило.
Что же делать дальше, как общаться с Ларнаком? Ясно, что он тоже человек Васнецова. Но как он мог зарезать, словно поросенка пожилого охранника в тюрьме? Или для достижения глобальной цели все средства хороши? Ладно, царство небесное служивому, но почему в штабе оказался полковник Васнецов и, главное, для чего Ларнак предложил Бекасову с ним разобраться? А если бы он его убил? Что, и это средство было бы приемлемо для выполнения особого задания? Какое же задание у Мокея? Вопросы, вопросы, на которые нет ответа. Ясно только, что вагоны с химической отравой в Торговой и до них нужно во что бы то ни стало добраться.
Как и обещал полковник Васнецов, к Бекасову перед посадкой в тюрьму, привели «знатока», служившего в химическом подразделении. Правда, как выяснилось, в хозяйственном взводе. Тем не менее азы применения боевых отравляющих веществ прапорщик знал. Описал как выглядят снаряды с хлорпикрином и синильной кислотой, как маркируются. Что представляют собой баллоны с хлором, как их располагать на передовой, как и когда открывать, учитывая направление и силу ветра. В общем, ничего сложного. Обладая хорошей памятью, Бекасов все это легко запомнил.
За крохотным окном домика железнодорожного смотрителя, а Бекасов не сомневался, что находится именно в нем (рядом пути и паровозная водяная колонка), послышались голоса.
Прыгнул на топчан, закрыл глаза. Дверь скрипнула.
«Я тебе говорил, Тимофей, что нужно слушать Ларнака, с ним не пропадешь». «Поглядим, — ответил Тимофей. — Хитрый ты больно, Ильюха, гляди как бы на свою хитрость тебе не напороться». «Не пугай, еще хуже будет». «Не сомневайся».
Бекасов открыл глаза, изобразил улыбку.
— Принесли вам каши, — сказал без всяких эмоций Тимофей, — товарищ Мокей велел. Говорит, как очнется есть захочет.
Великан поднял котелок с кашей. Запахло вареной кукурузой.
— Будете, что ль?
— Обожди, — сказал Илья. — Пусть глаза-то хоть нормально продерут, все же раненный.
— А-а, — махнул свободной рукой Тимофей, — у меня таких ранений на фронте десяток было. Подумаешь, пуля слегка мясо порвала.
— Да-а, повезло вам, ваше благородь.
— Спасибо, товарищи, — наконец ответил Бекасов. — Умыться бы.
Тимофей помог ротмистру дойти до рукомойника, который был прибит у входной двери. Под ним стояло ржавое ведро.
Не успел как следует сполоснуть лицо, в комнатку вошел Ларнак. Велел Илье и Тимофею удалиться.
— Вижу вы в полном порядке, — весело сказал он.
— Думать и ходить могу, — ответил Бекасов.
— Это главное. Чудом мы спаслись. Я обязан вам жизнью, товарищ Бекас, вы закрыли меня своей грудью, вернее, спиной.
— Полно, товарищ Мокей, — сделал вид, что засмущался ротмистр. Он, разумеется, не собирался выкладывать своей догадки Ларнаку. Сам рано или поздно раскроется. — Пустяки.
— Мы на станции Торговая. Завтра сюда приедет помощник главкома Красной армии Сорокин, — продолжал уже по-деловому комиссар Ларнак. — Ваш приятель Думенко уже здесь. Он, кстати, заходил когда вы спали. Будет военный совет, на который хотят пригласить вас. Так сказал Думенко.
— Зачем?
— Не знаю, — соврал Ларнак. Не сказал, что Бекасов нужен красным, как специалист по химическому оружию.
Лихого казака, помощника главкома Красной армии Северного Кавказа Ивана Лукича Сорокина встречали помпезно, с хлебом солью и оркестром. Думенко расцеловался с ним три раза в обе щеки, крепко стиснул в объятиях.
Сорокин теперь был в силе. Алексея Автономова, командовавшего до Карла Калнина Северокавказской армией и обеспечившего оборону Екатеринодара от Корнилова, за непослушание Троцкому, отозвали в Москву. Творил Алексей Иванович что хотел, никто ему был не указ. Да еще напрочь поругался с гражданской властью Кубано-Черноморской республики, из-за чего затруднилось снабжение армии продовольствием, а часть ее бойцов и вовсе перешла к белым. Положение латыша Калнина тоже, как многие считали, было шатким. И он чем-то не угодил Троцкому. Возможно, тем, что когда возглавлял войско Кубано — Черноморской республики, не смог предотвратить конфликт гражданских властей с Автономным. Такого раздрая и бардака Москве на Дону и Кубани было не надо.
Сорокин же оказался на белом коне в прямом и переносном смысле. Нарком Красной армии Лев Троцкий очень его ценил. Именно Сорокин в марте 1918-го занял Екатеринодар, который без боя оставил генерал Покровский, а затем умело организовал его оборону. По расхожей легенде, именно Сорокин выпустил снаряд из пушки, которым убило командующего Добровольческой армией Лавра Корнилова. Кто ж знает, может так и было. И именно по его приказу тело погибшего генерала от инфантерии было выкопано из могилы, раздето донага, изрублено шашками и провезено на телеге по станицам. Вот, глядите казаки и казачки, что стало с командующим армией, которая нам противостоит — тлен и гадость.
После торжественной встречи красноармейцы встали в большой круг. Вдоль него на лихих конях понеслись Сорокин и Думенко, выделывая на ходу лихие фигуры — то на седло ногами встанут, то через шею жеребцов перелезут, то на коленях задом наперед поскачут. Не командиры, а циркачи. Бойцы хлопали, одобрительно свистели. Вслед за командирами кавалерийские навыки стали показывать обычные казаки.
Думенко и Сорокин с адъютантами и остальной свитой расположились за столом, который был накрыт на берегу реки, под вишнями. Угощали помощника главкома довольно скромно, но обильно — высокими белыми караваями, вареными курами, мамалыгой и кукурузным же самогоном. Он почти ничего не ел, только пил.
— Известен конкретный день начала наступления Деникина? — спросил Сорокин, кроша на стол серый хлеб.
— Из тех бумаг и карт, что удалось добыть товарищу Мокею, следует, что наступление начнется 10 июня, то есть через полторы недели. Удар будет нанесен по станице Егорлыкской, — ответил Думенко.
Помглавкома ухмыльнулся:
— Если белые знают, что их планы у нас, они наверняка перенесут дату и направление удара.
— Откуда им знать? Штаб, как утверждает Мокей, полностью сгорел, никто его там не видел.
