Тени в апельсиновой роще - Мванги Меджа (прочитать книгу TXT) 📗

— Курия! — позвал он.

Тот сразу вошел в кабинет. Аль Хаджи подвел его к висящей на стене карте Восточной и Прибрежной провинций.

— Слушай внимательно, — сказал он. — Ты должен отвезти эти ящики вот сюда.

Он ткнул пальцем в тропу Кулалу — Дака Дима в десяти километрах к востоку от границы национального парка Цаво.

— Водоем Собасо, — продолжал он. — Отметь эту точку у себя в голове, потому что карты с собой брать нельзя. Видищь вот здесь можно срезать расстояние, от Маньяни через парк к горе Лали. Ты не должен, повторяю, не должен ехать по заповеднику с этим грузом. Если охрана тебя остановит и захочет досмотреть, тебе несдобровать. Надеюсь, ты уже догадался, что в этих ящиках.

Курия кивнул.

— Ну вот, — продолжал Аль Хаджи. — Это довольно дорогой товар, и он должен быть доставлен к месту назначения. Поезжай по Момбасскому шоссе до пересечения с дорогой на Макиннон. Вот здесь есть заброшенный проселок от Макиннона до Силалони. По нему через лес Гарибети попадешь в Кулалу. От Кулалу до водоема Собасо всего восемьдесят километров на север. Рассчитай так, чтобы быть на месте завтра к шести утра.

Аль Хаджи повернулся, чтобы разглядеть выражение лица Курии, — тот сохранял полную невозмутимость.

— Возьми «ренджровер», он как раз рассчитан на бездорожье. От Кулалу до Силало — плохой участок. На месте тебя будут ждать мои люди. Помни — ровно в шесть утра! Если опоздаешь хоть на полчаса, там уже никого не застанешь.

Аль Хаджи взял со стола запечатанный конверт.

— Среди них будет один по имени Хамади. Передашь ему этот конверт из рук в руки. Скажешь, что бивни должны быть в Момбасе не позднее, чем через сорок восемь часов. Я все это написал в письме, но ты повтори на словах. Я сам отправлюсь в Момбасу и буду ждать там.

Оба ящика были уложены в потайное отделение багажника, замаскированное ковриком.

— Шесть утра, — повторил Аль Хаджи.

Курия кивнул. Всю ночь придется просидеть за баранкой. Надо будет захватить с собой пару помощников. Он включил двигатель.

— И еще, Курия, — сказал Аль Хаджи, указывая на конверт, лежащий на переднем сиденье, — в конверте пятьдесят тысяч шиллингов. Так что поосторожней с ним.

Глава 7

День уже клонился к вечеру, когда они въехали в Маньяни, пыльный крошечный городишко, жмущийся к шоссе Найроби — Момбаса, словно ища у него защиты. Он представлял собой беспорядочное скопище дука — глинобитных развалюх, рассыпавшихся по голой земле, точно стадо перепуганных оленей. Городок этот кое-как существовал за счет международных перевозок. Водители грузовиков и бензовозов делали здесь первую ночевку на долгом пути из Момбасы в Кампалу и Кигали.

Прогромыхав по немощеной, ухабистой главной улице, пропыленный «лендровер» затормозил у бензоколонки. Служитель неохотно вышел из тени одинокого дерева, росшего позади колонки, где он прятался от невероятного зноя. Казалось, он вот-вот рухнет замертво.

— До краев, — велел ему Кимати, вручая ключи от крышки бака.

Служитель, словно во сне, поплелся к багажнику и принялся вручную качать бензин в бак «лендровера» — в городке не было электричества.

Наблюдая за неуклюжими движениями служителя, Кимати невольно проникся к нему жалостью. Некоторые люди могут прожить в каком-то месте всю жизнь, но так и не привыкнуть к климату.

Потребовалось без малого пять минут, чтобы наполнить бак. Кимати уплатил и спрятал квитанцию. С колонки они направились к «универмагу Фаруда» — самой большой и бойкой лавке в Маньяни.

— Дай мне минут десять, — сказал Кимати, вылезая из кабины.

— Удачи тебе! — пожелал ему Фрэнк.

В лавке было прохладно. Горстка покупателей стояла у прилавка. София Фаруда, обслуживавшая их, старалась изо всех сил, чтобы все были довольны.

Ей было двадцать лет. Она была высокой, стройной и очень хорошенькой, хотя красота ее была мягкой, неброской. Лицо плавной, овальной формы; большие, широко открытые глаза смотрели смело, излучая честность и внушая доверие. Всякий раз, любуясь ею, Кимати поражался тому, как ладно сидят на ней ее незатейливые длинные платья.

Завидев вошедшего в лавку Кимати, София мгновенно расцвела, потом с опаской огляделась и вернулась к покупательнице, платившей за пачку чая и две свечи.

Кимати поплелся в дальний конец длинного прилавка, делая вид, что разглядывает выставленные в витрине товары. Лавка и в самом деле забита всякой всячиной, дело поставлено на широкую ногу.

Отпустив всех покупателей, София устремилась вдоль прилавка к Кимати, поглядывая на занавешенную дверь, ведущую в подсобное помещение.

— Привет, — сказал Кимати.

— Он там, — зашептала она. — Если он тебя застанет...

— Мне надо с тобой поговорить, — сказал Кимати. — О чем разговаривать! — вздохнула она.

— Что это значит? — Кимати повысил голос, забывая об осторожности.

— Потише, — попросила она. — Все уже переговорено. Бесмысленно переливать из пустого в порожнее.

— Нет, нет, не бессмысленно! — перебил он. — Подумай только...

— Он не велит мне больше тебя видеть, — сказала она.

— А ты сама как хочешь? — спросил Кимати. — Чтобы я ушел и не вернулся?

Она прикусила нижнюю губу, нервно оглянулась на раскрытую дверь за занавеской.

— О Джонни, — всхлипнула она, — ну что я могу поделать? Он же мой отец. Я совсем запуталась.

Он потянулся через прилавок, взял Софию за руку. Ее ладонь была теплой и мягкой.

— Я хочу все время видеть тебя, — сказал он с хрипотцой.

Она беспомощно покачала головой.

— Сегодня, — настаивал он, крепче сжимая ее ладонь.

— Джонни, — произнесла она с грустью. — Это невозможно.

— Возможно! — возразил он. — Я должен тебя увидеть. Пусть в последний раз...

— Нет, Джонни, прошу тебя! — На глаза ей навернулись слезы. — Я умру, если ты меня оставишь.

— Тогда приходи сегодня, — повторил он, вновь пожимая ее ладонь, — когда стемнеет.

Она колебалась. В подсобном помещении раздались шаги. Она рывком высвободила ладонь из его руки и спрятала ее в кармашек зеленого фартука.

— Он идет, — взволнованно шепнула она.

— Итак, до вечера!

— Ладно.

— В шесть?

— В семь, — поправила София. — Сестра сменяет меня в половине седьмого.

— А где?

— Где хочешь. Уходи же, он сейчас войдет.

— У нашего дорожного столба! — предложил он.

— Ладно, — отозвалась она.

— Я буду ждать.

— Он уже здесь.

— Не подведи.

— Уходи, — взмолилась она. — Скорей же!

Фаруда вышел из подсобного помещения, привлеченный взволнованным голосом дочери. Отодвинув занавеску, он замер на пороге. Он был рослый, статный старик с проседью в волосах. В его взгляде сквозило явное отвращение.

— Слышал, что она сказала? — негромко произнес он. — Если не хочешь неприятностей, уноси отсюда ноги.

Кимати, не вымолвив ни слова, вышел из лавки.

— Ну и как? — спросил Фрэнк, когда Кимати плюхнулся на сиденье водителя.

— Пока все в порядке. — Кимати завел мотор. — Мы увидимся.

— Когда?

— Вечером, — Кимати медленно вел «лендровер» по разбитой мостовой, — в семь.

— Эй, эй, минутку! — заартачился Фрэнк. — Вечером мы должны быть в Найроби. Сам знаешь — меня там заждались,

— Успеем, — пообещал Кимати. — Не волнуйся, эту ночь ты проведешь со своей блондинкой.

— Брюнеткой, — поправил Фрэнк.

— Тебе виднее, — откликнулся Кимати.

— Сейчас только половина пятого, — сказал Фрэнк, взглянув на часы. — Как убить время до семи?

— Попьем пивка, — предложил Кимати. — Господи, я прямо умираю от жажды!

— Так и быть, брат, но только по одной кружке, — согласился Фрэнк. — Ведь ты же за рулем, а...

— А тебя брюнетка заждалась, — закончил за друга Кимати.

«Лендровер» затормозил у входа в один из двух баров, имевшихся в городке. Только здесь, на всем долгом и жарком пути от Вои до Цаво, был ледник, и поэтому «Обезьяний бар» был всегда забит пестрой, разношерстной толпой мучимых жаждой посетителей. Водители грузовиков и других видов транспорта заворачивали сюда в любое Еремя дня и ночи. Удобно расположенный на одинаковом расстоянии от обоих заповедников Цаво, а также на пересечении Момбасского шоссе с дорогой Малинди — Маньяни, бар был также излюбленным прибежищем сотрудников национальных парков. Кроме того, Кимати имел основания полагать, что среди публики здесь можно нередко увидеть вырвавшихся на денек из саванны браконьеров.