На семи дорогах - Хаидов Юсуп (читаем книги .txt) 📗
Белому падишаху это не понравится, когда Николай снова взойдет на трон. А это непременно будет!»
Нужно сказать, что, хотя Джомарт-бай и бравировал всем своим поведением, собственных овец он велел согнать в более укромное место, расположенное в глубине пустыни. Впрочем, и там ему не удавалось уйти из поля зрения советской власти, которая крепла день ото дня.
Не проходило и двух-трех дней после того, как он, покинув со своей отарой старую низину, перебирался на новую, — как его догоняла налоговая бумага, от которой у него волосы вставали дыбом.
Наконец Джомарт-бай заставил перегнать свои отары в отдаленную местность, прозванную Берк, что означает твердый. Пески Берк действительно были твердыми, жесткими, словно наждачная бумага. - Местность представляла собой почти правильный круг километров семи-восьми в диаметре, окамленный по краю песчаными буграми.
Даже при малейшем дуновении ветра песок с бугров поднимался, образуя бушующее море.
Как гласит туркменская поговорка, «щенок похож на отца, сын на дядю». Сын Джомарт-бая походил на своего дядю, которого звали Сулейманом.
С детства Сулейман был болезненным и щуплым. Именно по этой причине Джомарт-бай решил сделать из него муллу и несколько лет назад послал его в Бухару, где определил в медресе — мусульманское духовное училище.
Только у каждого человека бывает свое призвание, и хорошо, если жизненные обстоятельства не препятствуют ему. Так, к счастью для него, случилось у Су-леймана. Он оказался способным учеником, чем в какой-то мере возмещал свою физическую хилость и беспомощность. А чем бы еще он мог заниматься в жизни, если не служением аллаху?..
Сулейман особенно не задумывался над тем, что по годам ему пора бы обзавестись семьей.
Несколько лет назад до Джомарт-бая окольными путями дошло известие, что его сын стал джазидом.
Откуда было Джомарт-баю знать, что джазид — это последователь джадидизма, мелкобуржуазного националистического течения? Джомарт и слов-то таких не слыхивал. Он понял сообщенное ему так, что сын напрочь порвал с мусульманской религией.
Джомарт-бай разволновался и послал сыну письмо, чтобы тот немедленно приехал.
Но ответа от Сулеймана не последовало.
В эти тревожные дни жена Джомарт-бая простудилась и сильно захворала. Охая от невыносимых болей она думала, что, видно, не придется ей больше увидеть единственного сына. Увы, эти печальные мысли оказались пророческими. Вскоре она покинула этот мир.
Приехав б Берк и обосновавшись здесь, Джомарт-бай, не пожалев немалых затрат, послал за сыном специального человека. Наказ Джомарт-бая был коротким:
— Если не найдешь его в Самарканде, езжай в Мары. Езжай куда хочешь, но без Сулеймана не возвращайся.
Дочери Джомарт-бая Арзыгуль исполнилось восемнадцать лет. Широкая и крупная в кости, здоровая и всегда веселая, она внешностью походила на отца.
Смуглое лицо девушки украшали огромные черные глаза, при одном взгляде которых суровые пески Бер-ка, казалось, по-весеннему расцветали. Ее черные толстые косы, по две с каждой стороны, доходили до пояса. Пониже ушей в них были вплетены дорогие серебряные украшения филигранной работы.
Арзыгуль вся светилась красотой. Однако эта красота, не теряя своей прелести, подчинялась строгой и суровой воле отца.
Улыбка Арзыгуль никого не могла оставить равнодушным. Девушка была похожа на одинокую светлую звездочку в небе, до которой никто не мог дотянуться рукой, — ею оставалось только любоваться.
Арзыгуль с детства баловали. И тогда ее любили, хотя она была еще ребенком. Детство Арзыгуль прошло в песках. Она любила играть со сверстниками — мальчишками и девчонками. Отличалась силой и ловкостью: иногда боролась с мальчишками и побеждала их. Побежденному сыпала в рот песок, а вокруг долго не умолкал детский смех.
Когда Арзыгуль повзрослела, эти забавы были забыты. Став невестой на выданье, она попробовала шить и вышивать. Женская работа у нее, однако, никак не получалась.
Бросив шитье или вышивку, она выбегала из дому и прыгала на жеребца, приученного к верховой езде, который всегда стоял привязанным близ дверей.
Гикнув, Арзыгуль уносилась в пески. Ее особенно радовало, когда после возгласа жеребец поднимался на дыбы.
Хотя и с большим опозданием, но Джомарт-бай наконец понял, что белый падишах никогда больше не вернется на трон. Понял он и всю безвыходность своего положения: граница к этому времени была уже надежно перекрыта.
Но Джомарт-баю не хотелось лишаться своего богатства, которое он копил всю жизнь.
Спасти богатство можно было только одним путем: деньгами или оружием открыть себе путь через границу и перейти на ту сторону.
Однако несколько попыток, предпринятых Джомарт-баем, оказались безрезультатными. «Этих проклятых пограничников не купишь ни деньгами, ни золотом, их никак не перехитришь», — думал бессонными ночами Джомарт-бай.
Теперь ему оставалось ждать возвращения пропавшего сына, чтобы обсудить с ним многочисленные вопросы. Кто же, как не сын, может быть опорой стареющего отца?
Вечерами Джомарт-бай взбирался на песчаный бугор, обдутый вечными ветрами, и подолгу смотрел на дорогу, ожидая, не покажется ли на ней сын. Обводил взглядом горизонт, затем, устав, садился на остываю-щий песок.
Вот и на этот раз, когда солнце висело низко над горизонтом, разбросав по бархану красноватые отблески лучей, Джомарт-бай снова пришел на облюбованное место.
В руках старика была тростниковая дудка, к концу которой была приделана гильза. До сих пор, пока ему не перевалило за пятьдесят, он не брал ее в руки, и дудка лежала на дне сундука, завернутая в тряпицу.
По привычке Джомарт-бай сначала внимательно оглядел окрестности.
Недалеко от маленького песчаного бугорка вылезла из норки крыса. Присев на задние лапки, она сложила передние, словно бы в знак почтения к Джомапт-баю. По какой-то ассоциации старику припомнилась Бухара тех времен, когда там правил эмир. Да, люди эмира, в толстых халатах были похожи на крысу и внешне так же почтительны и вежливы, как-она...
С разных сторон, оставляя на песке прерывистый след и взрыхляя его ровную поверхность, проскакали тушканчики. Громко, почти оглушительно прочирикала маленькая птичка с длинным хвостом и длинным клювом.
Джомарт-бай, не без труда взобравшись на самую вершину бархана, сел на песок и стал наблюдать за заходившим солнцем. Затем размял свои крупные, все еще сильные пальцы, взял в рот гильзу дудки и принялся дуть в нее.
Звук сначала получился слабоватым — сказывался долгий перерыв. Однако, вспоминая свою молодость, Джомарт-бай заиграл веселее, и тростниковая дудка, словно оживая, стала петь все громче и громче.
Скрылось солнце, на потемневшем небе высыпали первые звезды. Старик продолжал играть и, казалось, вся вселенная заполнилась стойкой заунывной мелодией. В ней старик выражал любовь к сыну, задержавшемуся в чужих краях, рассказывал о несчастьях, которые одно за другим начали сваливаться на его слабеющие плечи. «Пусть же мой человек разыщет и привезет тебя, мой сын...».
Приятная мелодия, без конца лившаяся из тростниковой дудки, заставила приподняться над песками наполовину кобру, очарованную звуками, и голова ее, похожая на столовую ложку, начала ритмично колыхаться в такт музыке. А ночная птица, хлопая крыльями, опустилась так низко, что едва не задела поющую дудку, чтобы также вдосталь насладиться музыкой.
Она растрогала до глубины души и самого Джо-март-бая.
Внезапно вдали послышался конский топот, который быстро приближался.
Всадник, подъехав, остановился, ожидая, когда старик закончит свою мелодию.
Это была Арзыгуль.
Джомарт-бай спросил:
— Что случилось?
— Отец, Сулейман приехал.
Услышав долгожданную новость, Джомарт-бай вскочил с места и побежал в сторону круглой кибитки, которая еле виднелась с вершины бархана, залитой слабым лунным светом. Кибитка была окружена зарослями гормолы — растения, которое старые туркмены считали лекарственным.
