Жангада. Кораблекрушение «Джонатана». - Верн Жюль Габриэль (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
«Уэл-Киедж» встрепенулась, сделала разворот и вырвалась за пределы порта. Там ее подхватил свежий северо-западный бриз. Кау-джер задумчиво сидел у руля, прислушиваясь к мелодичному плеску волн о борта шлюпки.
Когда он обернулся, было уже поздно. Спектакль окончился, занавес опустился. Новый поселок, Либерия, остров Осте исчезли в ночи. Все это ушло в прошлое…
15. Снова одинок!
Дик, точно следуя указаниям Кау-джера, при первых же проблесках зари вскрыл полученный конверт. В нем находилось письмо:
«Сын мой!
Я устал от жизни и хочу покоя. Когда ты прочтешь эти строки, я уже навсегда покину колонию. Вручаю тебе ее судьбу. Хотя ты молод для этой задачи, но я знаю, что ты справишься с нею.
Строго выполняй договор, заключенный мною с Чили, но требуй неукоснительного выполнения его и другой стороной. Нет никаких сомнений в том, что, когда запасы золота иссякнут, чилийское правительство само откажется от чисто формальных суверенных прав.
По этому договору остельская колония временно лишается мыса Горн, переходящего в мою личную собственность. Там я намереваюсь жить и умереть. Остров будет возвращен колонии после моей смерти. Если Чили нарушит свои обязательства, ты вспомнишь о моем местопребывании. Но, за исключением этого случая, ты должен вычеркнуть меня из памяти. Это не просьба, а приказ. Последний!
Прощай! Пусть в твоей жизни будет только одна цель — Справедливость. Одна ненависть — Рабство. Одна любовь — Свобода».
В ту минуту, когда потрясенный Дик читал завещание человека, которому был стольким обязан, тот, отягощенный мучительным раздумьем, все плыл и плыл, удаляясь от острова Осте, и вскоре затерялся на бескрайних морских просторах.
Но вот заря обагрила небосвод. Первые золотые лучи пробежали по трепещущей глади океана. Кау-джер поднял голову и окинул взглядом горизонт. Вдали, на юге, в свете расцветающего утра показался остров Горн. Кау-джер жадно вглядывался в вившийся над ним легкий дымок. Это было его последнее путешествие, эпилог его жизненного пути.
К десяти часам утра он пристал к берегу в глубине маленькой бухты, куда не достигал прибой. Сойдя на землю, он сразу же выгрузил все свое имущество. На это ушло лишь полчаса.
Тогда, стремясь поскорее избавиться от тяжкой и мучительной обязанности, Кау-джер сильным ударом топора пробил дно шлюпки. В пробоину хлынула вода. «Уэл-Киедж» покачнулась, будто раненое насмерть живое существо… накренилась на левый борт… и медленно погрузилась в морскую пучину. Кау-джер с болью в сердце смотрел, как она тонет. При виде искалеченной шлюпки, сослужившей ему добрую и долгую службу, он ощущал такой стыд, такое раскаяние, точно погубил что-то живое. Уничтожив лодку, он словно уничтожил все свое прошлое. Порвалась последняя нить, связывавшая его с остальным миром.
День ушел на переноску привезенных вещей и на осмотр новых владений. На маяке все было закончено: фонарь и машины готовы к действию, помещение обставлено мебелью. Благодаря большим запасам продовольствия, множеству морских птиц и привезенным семенам, которые Кау-джер собирался посеять в расщелинах скалы, не могло быть и речи о голоде.
Под вечер, закончив все дела, он вышел из дому. Неподалеку от порога лежала груда камней, оставшихся после кладки фундамента. Один камень, валявшийся на самом краю площадки, привлек внимание Кау-джера. Если подтолкнуть его ногой, он скатился бы в море.
Кау-джер подошел ближе. И вдруг его взгляд загорелся ненавистью и презрением… Действительно, этот камень, исчерченный блестящими прожилками, был золотоносным кварцем. Возможно, в нем заключалось целое состояние, которое в свое время рабочие не сумели распознать. И вот он валялся тут как простой булыжник…
Итак, даже здесь проклятый металл преследовал Кау-джера!.. Ему снова припомнились все несчастья, обрушившиеся на остров Осте: безумие колонистов, нашествие бродяг со всех концов света… Голод… нищета… разорение…
Покачав головой, Кау-джер столкнул огромный самородок в морскую бездну и направился к крайней оконечности мыса Горн.
Невдалеке высилась стройная башня с фонарем на вершине, откуда сейчас впервые засияет мощный луч света, указывающий кораблям верный путь.
Кау-джер повернулся к морю и обвел глазами горизонт.
Однажды вечером он уже побывал здесь, на границе обитаемой земли. В тот вечер среди бури раздавался зловещий грохот пушки «Джонатана», терпевшего бедствие и безнадежно взывавшего о помощи… Какое тяжкое воспоминание!.. С тех пор прошло уже тринадцать лет…
Но сегодня горизонт был пустынным. Повсюду, насколько хватал взгляд, простирался величавый океан. И если бы даже Кау-джер смог пронизать взором недоступное ему пространство, он все равно не увидел бы ни единого живого существа. Там где-то, далеко-далеко отсюда, лежала таинственная Антарктика, мертвый мир, край сплошных льдов.
Что ж, он достиг своей цели и нашел пристанище. Но каким роковым путем пришел он к нему!.. Однако Кау-джер не испытывал страданий, свойственных людям. В своих переживаниях он сам оказался и мучителем и жертвой. Вместо того чтобы кончать жизнь на этой скале, затерянной в водяной пустыне, он мог бы в любой момент стать одним из тех счастливцев, которым завидуют все, — одним из сильных мира сего, перед которыми склоняются головы… И все же он здесь.
Правда, нигде в другом месте, кроме этой голой скалы, у него не хватило бы сил нести дальше жизненное бремя. Ведь самые тяжкие драмы разыгрываются в сознании людей; и для тех, кто их пережил и вышел из них опустошенным, разбитым, лишенным тех устоев, на которых зиждилась вся прежняя жизнь, нет иного исхода, как смерть или одиночество. Кау-джер избрал одиночество. Эта скала стала для него настоящей кельей со стенами из воздуха и воды…
В конце концов, его участь стоила любой другой. Мы умираем, но дела наши продолжают жить, увековеченные теми силами, которые мы вызвали в себе. Мы оставляем на жизненном пути неизгладимые следы. Все, что происходит, предопределено предшествующими событиями, и будущее — не что иное, как неведомое для нас продолжение прошлого.
Каково бы ни было будущее, все равно творение Кау-джера никогда не погибнет.
Так размышлял Кау-джер, застыв на вершине скалы, неподвижный и величественный, словно статуя. Освещенный лучами заходящего солнца, он созерцал беспредельное пространство, где, вдали от всех и нужный всем, будет отныне жить — навеки свободный и одинокий.
Евг. Брандис. РОМАНЫ ЖЮЛЯ ВЕРНА «ЖАНГАДА» И «КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ «ДЖОНАТАНА»
Жизнь Жюля Верна, небогатая внешними событиями, была заполнена всепоглощающим творческим трудом. Каждая новая книга была новой вехой на его жизненном пути. Шестьдесят пять романов, образующих гигантскую серию «Необыкновенных путешествий»,— главный труд его жизни. Не прерывая работы над романами, он написал еще шеститомную «Историю великих путешествий и великих путешественников», где художественный вымысел уступает место подлинным фактам — изложению истории в действительности осуществленных географических подвигов. Кроме того, перу Жюля Верна принадлежат драмы и комедии, повести, рассказы и очерки. В общей сложности он написал за свою долгую жизнь более ста томов.
Не многие писатели получали такое быстрое и безоговорочное признание. Уже первые романы принесли ему мировую известность. После выхода во Франции книги Жюля Верна немедленно переводились на разные языки и распространялись по всему свету.
Современники поняли и по достоинству оценили значение его новаторского труда.
Один из самых содержательных и глубоких отзывов принадлежит Андре Лори, ученику и последователю Жюля Верна, написавшему с ним в соавторстве роман «Найденыш с погибшей «Цинтии».
Андре Лори так оценил его творческий подвиг:
«И до него были писатели, начиная от Свифта и кончая Эдгаром По, которые вводили науку в роман, но использовали ее главным образом в сатирических целях. Еще ни один писатель до Жюля Верна не делал из науки основы монументального произведения, посвященного изучению Земли и Вселенной, промышленного прогресса, результатов, достигнутых человеческим знанием, и предстоящих завоеваний. Благодаря исключительному разнообразию подробностей и деталей, гармонии замысла и выполнения его романы составляют единый и целостный ансамбль, и их распространение на всех языках земного шара еще при жизни автора делает его труд еще более удивительным и плодотворным».
