Визит «Джалиты» - Азов Марк (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— А знаете, — сказала Мария, — здесь нашёлся один человек, который предложил мне сбежать от всего этого на коралловые острова. Он даже показывал картинку: зеркальная лагуна, белая яхта…
— Вот кто действительно лгал, как его картинка!
— А вы? Почему вы, Виля, не предлагаете мне помощь? Уж для вас-то найдётся место на пароходе. Почему вы не берете меня с собой?
Наконец-то Мария поставила свой вопрос прямо, без обиняков. Дубцов не мог не ответить, но он не спешил отвечать. Некоторое время они с Марией шли молча вдоль полосы прибоя по космам гниющих водорослей. Волна беспрерывно перекатывала гальку пляжа.
— Никуда вы не уедете, — сказал Дубцов. — Я вырос в вашем доме, уж я-то знаю, если к вам забредала кошка или приблудная грязная собачонка, она меняла все планы семьи: откладывались выезды, переезды… А тем более — больные дети. Вон вы даже на автомобиле не хотели ехать без них.
Она посмотрела на него потемневшими от слез глазами:
— И сейчас не поеду на вашем автомобиле. Мы с вами прощаемся… навсегда.
И пошла вдоль моря по космам гниющих водорослей обратно в санаторий пешком.
Дубцов догонять не стал. Он посмотрел на часы и поспешил к машине.
Подъезжая к городку, он ещё издали заметил над особняком, где размещалась контрразведка, столб дыма.
«Свершилось», — подумал Дубцов и прибавил скорость. Действительно, солдаты выносили из дверей особняка папки с делами и жгли их во дворе.
Гуров в своём кабинете тоже поспешно перебирал бумаги: одни совал в портфель, другие швырял в камин, в котором тоже пылал огонь.
— Красные полностью овладели перешейками, — сообщил он Дубцову, — взяли Перекоп, Чонгар, прорвали Ющуньские позиции и наступают на Джанкой. Врангель подписал приказ отходить к портам Крыма.
ПАРОХОДЫ НАДО ВЕРНУТЬ
У ворот Феодосийского порта казачья цепь сдерживала толпу беженцев. Некоторые из них уже давно ждали погрузки и сидели на чемоданах, баулах, тюках с подушками. Закусывали разными припасами из кошёлок с торчащими бутылями молока.
Какие-то господа наседали на казачьего офицера, который дежурил у пулемёта, повёрнутого рыльцем к толпе.
— Почему вы не берете людей?
— Неслыханно! Люди ночуют на пристани.
— Чего вы ждёте? Большевиков?!
Офицер с трудом их перекрикивал:
— Господа! Все уедут, господа! Но сперва — грузы.
Решётчатая ограда порта сменялась красной кирпичной стеной, над которой торчали ржавые железные буквы вывески: «Слесарные мастерские Феодосийского порта».
Внутри царило запустение, с балок потолка свешивались закопчённые бороды паутины.
Один слесарь лениво водил рашпилем, извлекая из железа звук, от которого болят зубы. У других станков и верстаков никого не было: обед. Четверо сидели в закутке среди железного хлама, уминали из одного чугунка толчёную картошку.
— Ты бы, Денис Петрович, туда сметанки запустил, — говорил один из них, заглядывая в чугунок, — хотя бы для конспирации.
— Ешьте, товарищ Радчук, что дают. Мы вас слушаем, товарищ Баранов!
— Решение Крымревкома, — сказал Баранов, — суда не выпускать, сорвать белым эвакуацию, а значит, и вывоз продовольствия.
— Можно песочку в золотники, а можно и масло выпустить, — посоветовал Радчук.
— Кустарщина. — Баранов взял горбушку хлеба и стал натирать её чесноком.
Четвёртый отложил ложку, достал чернильный карандаш, послюнил и что-то отметил на клочке бумаги. На его нижней губе от чернильного карандаша отпечаталась лиловая риска. Только по этой риске, пожалуй, и можно было узнать обросшего седоватой щетиной Степанова-Грузчика. Уполномоченный ВЧК по Крыму переправился позапрошлой ночью из Новороссийска на катере «Аджибей», доставившем боеприпасы и оружие партизанам для решающей схватки с белыми.
— Я вот тут отметил для резолюции, — сказал Грузчик, — русские пароходы, те, что в крымских портах, надо задержать во что бы то ни стало. (Для посторонних эта запись выглядела так: «Забрать у прачки бязевые кальсоны».) Существует декрет Советской власти о национализации торгового флота. Значит, суда наши. Почему белые адмиралы в Лондоне и в Константинополе должны торговать русскими моряками на всех морях и океанах? Пароходы надо вернуть Советской России в целости и сохранности.
— Ну и как же мы это сделаем? — спросил Радчук.
Грузчик покосился на слесаря, который водил рашпилем по железу. Баранов подошёл к слесарю:
— Так не работают, а саботируют. На станке точи!
Слесарь подмигнул — понял.
Со звоном и визгом заработал станок.
— Вот теперь нас никто не услышит, — сказал Грузчик. — Сообщаю главное: по общему плану восстания мы захватываем город, а значит, и порт. Сигнал к началу восстания — взрыв артиллерийских складов на железнодорожной станции. После взрыва берём тюрьму, мастерские и порт с пароходами. А партизаны в это время захватывают Судак и перерезают белым дорогу на Феодосию. Придётся им, не сворачивая к морю, катиться прямиком на Керчь.
Вбежал парнишка в замасленной спецовке:
— Петрович! До инженера.
Денис Петрович вышел вслед за парнишкой и очень скоро вернулся.
— Депеша от Гарбузенко, — сообщил он, улыбаясь.
— Как?! — удивился Баранов. — Разве он не арестован?
— Выходит, не арестован, раз у них там работает собачья почта…
Степанов-Грузчик взял Дениса Петровича под руку, как барышню, и сказал:
— Передайте, пожалуйста, по этой вашей почте — пора заняться санаториями.
ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ
Веста с корзиночкой в зубах толкнула лапами вертушку двери и вошла в шкатулочное нутро кофейни Монжоса. В кофейне было пусто, буфетчик переворачивал стулья. Взяв деньги, он положил в корзиночку пачку табака и, когда собака ушла, прошёл в подсобку, где подержал кредитку над огнём, пока не выступили буквы… Прочитав, вышел во двор.
Во дворе кофейни стояла платформа ломового извозчика. Несколько парней с фабрики эфирных масел сгружали ящики с надписью: «Кофе мокко».
— Все, хлопцы, — сказал им буфетчик, — несите их в дом.
Хлопцы затащили ящики в кофейню, там распечатали. В ящиках были патроны. В этот момент за дверью, завешенной полосатой шторой, хлопнул выстрел… Один… другой…
— Ша, — сказал буфетчик, — без паники. Это всего-навсего драндулет.
По набережной, фырча и стреляя синими выхлопами, катился автомобиль Дубцова. Старший лейтенант в автомобильных очках, в кожаном реглане сидел за рулём, рядом — ротмистр Гуров. Один из парней вытащил из-под стойки ручной пулемёт Гочкиса:
— Засмолить бы!
Буфетчик отвёл в сторону ствол пулемёта:
— Ещё попадёшь…
— В кого?
— В кого не надо.
Парень с удивлением оглядел улицу: кроме Дубцова и Гурова, не было видно ни одной души. Ветер гнал по булыжнику клочки бумаги, смятые папиросные пачки и прочий сор — следы поспешного бегства. А со стороны гор, подступавших к морю, уже слышалась пальба.
— Красно-зелёные, — сказал Гуров, — партизаны. Как бы не перерезали дорогу.
— Ничего, мы пройдём морем на «Джалите», — успокоил Дубцов, — там сейчас Гарбузенко чинит мотор да твой часовой сторожит моториста Гришу.
Автомобиль скатился с горы к рыбачьей пристани. «Джалита» была на месте, но что-то в ней явно изменилось.
Ни часового, ни Гарбузенко, ни Гриши не было видно. Безжизненная «Джалита» под всеми парусами маячила у мостков.
— Сбежали, сволочи! — ругнулся Гуров.
Он занёс ногу, чтобы прыгнуть на борт «Джалиты», и чуть не свалился в море — причальные канаты были обрублены. Лёгкий береговой ветерок относил «Джалиту» к выходу из бухты. На палубе так никто и не показался.
Автомобиль с Дубцовым и Гуровым, рыча и отплёвываясь бензиновым дымом, вновь вскарабкался на гору. Отсюда открывался вид на подкову городка. Дубцов резко потянул на себя ручку тормоза.
— Смотри!
Над мавританской башенкой особняка, где прежде размещалась контрразведка, бился на ветру кумачовый флаг.
