Атлантида под водой - Каду Ренэ (лучшие книги онлайн txt) 📗
И ушла, оставив Стиба обескураженным, хотя и быстро успокоившимся. Во всяком случае он хорошо спал в эту ночь, чем вовсе не мог похвастаться лорд Эбиси. Совесть, сестра бессонницы и мать тоски (прочие определения смотри у поэтов), не давала ему уснуть. Ему казалось бесчестным скрывать дольше тайны Атлантиды от своего лучшего друга — от профессора. Лорд не мог мириться с этим и утром отвел профессора на палубу для объяснений
Профессор щурил глаза, готовясь выслушать важное со общение и радуясь, что, наконец, представляется возможность сказать «нет» в ответ на забытые уже лордом парадоксы. Профессор любил своего патрона. Он ласково сказал, желая порадовать лорда:
— Ну, вот, милорд, мы, кажется, прибыли к тому месту, где мы с вами выловили наши знаменитые водоросли. Кто знает, может быть, скоро увидим и Атлантиду.
— Будь она трижды проклята! — закричал лорд и прибавил, видя ошарашенное лицо профессора, в первый раз услыхавшего такие слова от английского аристократа:
— Простите, профессор, но я больше не в силах выносить все это. Я умоляю вас выслушать меня и понять.
И, насколько это возможно для бывшего министра Соединенного Королевства, лорд принес полное покаяние и сообщил профессору, что и прочие участники экспедиции дурачат мир и друг друга. Профессор был верующим человеком. Он даже посещал собрания методистов. Он смог только воскликнуть в ответ:
— Творец мой! Это утлое суденышко не может выдержать столько лжи! Этот груз слишком велик для него! Ты покараешь этих нечестивцев, но пощадишь меня, как пощадил Лота!
Сидония и Стиб гуляли по палубе. Девушка простила репортера, и шансы его снова поднялись. Он с нетерпением ждал ночи, не без основания считая ее, согласно опыту многих поколений, более удобной для некоторых слов и жестов, чем яркий день. Он совсем забыл об Атлантиде. Когда они проходили мимо обоих ученых, Сидония посмотрела на море и закричала:
— Что это такое? Смотрите!
Лорд вздрогнул и невольно посмотрел по направлению ее взгляда.
— Что такое? — пробормотал он. — Это похоже на мину. Но откуда?
Сидония закричала не то радостно, не то испуганно, не без удовольствия вспоминая своего отвергнутого и уже прощенного ею поклонника:
— А Визерспун-то ошибся в расчетах! Атланты действительно собираются топить корабли! Ведь мы как раз над Атлантидой, неправда ли? Однако мина, кажется, похожа на обыкновенную. А может быть, это лодка? Да где же Визерспун?
Она нетерпеливо повернулась к мужчинам и с изумлением заметила ироничные улыбки на их лицах, когда она произнесла имя Атлантиды. Но не успела она возмутиться этим, как явился встревоженный капитан и ответил на все ее вопросы:
— Мистер Визерспун ночью пересел на пароход, шедший в Нью-Йорк, чтобы раньше нас быть там. Не знаю, заметили ли пассажиры, что мы тоже повернули обратно. Мистер Визерспун приказал мне не тревожить вас раньше времени, но положение усложнилось. Дело в том, что в Европе объявлена война, и я имею основание думать, что это мина одной из воюющих держав. Мистер Визерспун просил кланяться вам, его дела не терпят отлагательства.
Таковы были необычайные новости миллиардера. Он поторопился не напрасно. Пароходные акции падали, но уже не из-за Атлантиды. Ему приходилось спасать свое состояние, и он лихорадочно искал новых комбинаций по закупке оружия и зерна. На суше акционерная компания «Амазонка» уже выпустила новую рекламу: три двойных флакона нашего замечательного средства так укрепляют черепную коробку, что пули не пробивают ее, а скользят по ней легко и безболезненно.
А пассажиры «Сидонии» ничего не знали. Но они не успели обменяться впечатлениями, не успели возмутиться поведением Визерспуна, не успели даже осмыслить слова капитана и спросить, кто с кем воюет, как раздался крик с мачты:
— Капитан, вторая мина, и совсем близко! Капитан побежал на мостик, крича на ходу:
— Пассажиры — в трюм, команда — по местам! Матросы выбежали и отстранили пассажиров. Сидония, совершенно растерявшаяся от бегства Визерспуна и не доверяя уже больше никому, вспомнила о своем маленьком друге и, чувствуя необходимость в близости живого существа, завопила:
— Том, Том!
— Я здесь, мисс, — ответил Том.
Он скатился с мачты, откуда наблюдал мины.
— А ведь здесь веселее, чем я даже думал!
Но его никто не слушал. Все побежали вниз. Сидония схватила Тома за руку, ее подхватил Стиб, и вместе с лордом и профессором они вбежали в салон. Стиб запер дверь.
— Не забудьте, — объяснил он, — у нас водонепроницаемые перегородки. Есть шанс, что мы только пойдем ко дну, но не утонем.
В это время раздался взрыв, не раз описанный батальными беллетристами. Стиба отшвырнуло к стене, столовая завертелась и свет погас. «Сидония» пошла ко дну.
НЕЧТО О КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ
Мы должны сделать, может быть, несвоевременное, как с точки зрения развития нашего романа, так и с точки зрения нашей эпохи, признание: мы сами когда-то были образцовыми, мы сказали бы даже — идеальными читателями произведений изящной литературы. Мы хотим этим сказать, что, раскрывая книгу, мы заранее дарили наше полное доверие автору, никогда не подозревая его в жульничестве, и не наша вина, если автор в дальнейшем этого доверия не оправдал. Мы, кроме того, глубоко переживали и так называемый кризис искусства, на который не одна патентованная ручка излила всю свою чернильную душу. Мы любим фантастику, мы видели, как осуществлялись в жизни романы Уэльса, как потрясла мир фантастика Руссо и Ленина и как язвительно жег этот же мир смех Свифта. И мы склонились к распространенному мнению, что болезнь современной литературы излечится фантастикой, корнями глубоко уходящей в быт, а ветвями — в фантазию творца, раскидывающуюся выше и шире знакомой даже астрономам Вселенной. Что такое фантазия? Не более, как опыт алхимика, не знающего точных законов химии и соединяющего в разных комбинациях элементы в надежде на счастливую случайность — напасть на формулу золота. Алхимия имела свои традиции и свой ритуал. Мы соединяем новые элементы, но мы сохраняем традицию. Традиционностью нашей фантастики мы хотим подчеркнуть найденную нами формулу. Увы, она не открыла золота, она лишь подтвердила, что золота открыть нельзя или нет смысла.
«Сидония» пошла ко дну: непроницаемые перегородки замкнулись, в темноте изолированного салона лежали бесчувственные тела пассажиров.
Первым очнулся благодаря своим незаурядным физическим качествам Стиб. Он встал, ощупал голову, схватился за записную книжку и проделал два-три гимнастических упражнения. Не обнаружив никаких изменений в своем организме, он прислушался. За черными иллюминаторами что-то глухо переливалось и ворчало. Стиб знал: это океан. Вспомнив о перегородках, он мрачно усмехнулся. Смерть от удушья вряд ли привлекательнее смерти утопленника. Воздуха ведь надолго не хватит.
Два обстоятельства угнетали Стиба: мрак и тишина салона. Он мог глядеть смерти прямо в глаза, но он боялся одиночества. Он кинулся к буфету, нащупал дверцу, достал свечи и зажег их. «Сидония», слегка покачиваясь, медленно погружалась. Стиб с замирающим сердцем оглянулся и увидал на полу тела своих спутников. Они были уже мертвы или лежали без сознания. Мисс Сидония распростерлась на ковре. Стиб подумал о том, что он любил эту девушку десять минут назад и жаждал ее. Сердце его подкатило к горлу. Не в силах осознать смерть и свое одиночество, боясь, что спутники его уже не дышат, боясь сойти с ума, он направил свои мысли и чувства на одну Сидонию и на свою любовь. Он кинулся к ней, уложил ее на диван, стал на колени и взглянул в ее лицо, бледное в игре теней от свеч. Стиб боялся приложить ухо к ее сердцу. Он думал: если она умерла, может быть, это лучше для нее, но для меня…
Нет, мир не может существовать без огня! Пусть потухнут солнца, лампы и доменные печи, пусть бродят по земле жалкие обезьяны, не знающие ни спичек, ни трута, пусть даже молния не зажигает ни одной ветки — и все равно в мире вспыхнет темное, древнее, жгучее пламя, отблеск потухшего солнца, зарево многих миров. И здесь, на огромной глубине океана, в погружающемся склепе, за пять минут до смерти, в душе Стиба медленно всколыхнулось и разгорелось это пламя, и, может быть, ничем не затмеваемое, единственный борец со смертью, оно был властнее, чем в надводном мире, где земля, солнце, бирж и война. Стиб поднял обеими руками голову Сидонии прижал свои губы к ее губам. Теперь он сам тонул, как корабль, и стучащее сердце, как вода, наполнило его уши странным, далеким звоном.
