Похороны викинга - Рен Персиваль (читать книги без .txt) 📗
Потом он тростью показал нам приемы фехтования. Когда он ушел, пожав нам руки и поцеловав Клодию, мы душой и телом были ему преданы
– Я вступлю в Иностранный легион, когда закончу Итон, – внезапно сказал Майкл.
– Я тоже – поддержал, как и следовало ожидать, Дигби.
– И я, – заявил я также.
Огастес Брендон сомневался.
– Могла бы я попасть в маркитантки? – спросила Изабель.
– Вы обязательно должны прийти ко мне в гости в своих офицерских формах, – потребовала Клодия. – Французские офицеры всегда ходят в форме, и мне это очень нравится.
На следующий день мы уехали в нашу приготовительную школу в Слоу.
В следующий раз я видел «Голубую Воду», когда к нам приехал генерал сэр Бэзил Малькольмсон. Он был большим знатоком драгоценных камней. Он, кажется, был хранителем драгоценностей короны в лондонском Тауэре и имел какое-то отношение к Британскому музею. Он писал второй том своего труда о драгоценных камнях и просил разрешения приехать осмотреть «Голубую Воду» и описать историю этого камня.
Тетя Патрисия рассказала генералу, что камень этот был, мягко выражаясь, «приобретен» седьмым сэром Гектором Брендоном в Индии в восемнадцатом веке. Он служил у какого-то раджи или наваба Декана, кажется, у майсорского султана Нунджераджа. Больше она ничего не знала.
Потом генерал рассказывал нам захватывающие истории о таких камнях, как рубин Тимура и сапфир Стюартов. Он рассказал нам, как он открыл изумруд Надир-Шаха. Этот камень был очень грубо отделан, и все думали, что это простой кусок стекла, вставленный в старинную, но дешевую оправу. Его привезли в Англию после восстания сипаев и поставили на выставку в Кристалл-Паласе как образец индийского средневекового искусства. Сэр Бэзил обнаружил, что царапины на задней стороне этого камня на самом деле являются инициалами тех монгольских императоров, которые носили его в своих тюрбанах. Это сразу установило подлинность одной из величайших драгоценностей мира, когда-то украшавшей «павлинный трон» в Дели.
Помню, как я думал о том, встречался ли когда-нибудь в Индии этот камень с нашей «Голубой Водой». Они могли встретиться: один в тюрбане императора, а другой в тюрбане Шиваджи, махратского военачальника. А потом я задумался над судьбой этих страшных камней. Неужели они никогда больше не увидят жизни (и смерти), лежа – один в витрине Тауэра, а другой в несгораемом шкафу английского помещика
Огастес в этот вечер отличился.
– Интересно, сколько бы вы дали тете Патрисии за него? – заявил он генералу.
– Я не торговец, – ответил тот.
Клодия спросила тетю Патрисию, собирается ли она показать нашему гостю тайник, в котором стоял шкаф с сапфиром.
– Лучше не надо, – сказал любезный Огастес, – он может при случае вернуться и стащить камень.
Игнорируя его замечание, тетя Патрисия сказала, что поведет его и нашего другого гостя, некоего Лоуренса, чиновника из Нигерии, посмотреть на тайник. В этом тайнике когда-то скрывались от преследования протестантов католические священники. А потом в нем же скрывались протестанты от преследования католиков. Тетя Патрисия рассказала о страшном дне, когда солдаты Елизаветы разгромили весь дом, ломали полы и панели на стенах (следы этого разгрома сохранились до сих пор). Но тайника они не нашли.
Конец этого интересного обеда ознаменовался внезапным поступком нашего доброго капеллана. Он все время живо разговаривал и прекрасно выглядел. Он был так красив с серебряными волосами и лицом цвета слоновой кости и так хорошо говорил. И вдруг сделал то, чего никогда не делал в присутствии тети Патрисии.
– Бердон, – сказал он спокойным голосом, – не могли бы вы подать мне белого кролика с большими красными глазами и с розовой ленточкой на шее? Можно с оранжевой… но только не с голубой.
Мы все знали, что добрый капеллан был со странностями, но до сих пор он всегда был совершенно нормален в присутствии тети.
Надо было сгладить этот инцидент: Майкл и Бердон были великолепны.
– Слушаюсь, ваше преподобие, – невозмутимо сказал Бердон и пошел прямо в буфетную, будто рассчитывал найти там на столе белого кролика с красными глазами и розовой лентой.
– Прекрасная мысль, сэр, – сказал Майкл. – Я полагаю, что это современная замена средневекового жареного павлина, подававшегося к столу в перьях. Превосходная мысль.
Капеллан рассеянно улыбался. Я вмешался в разговор, а Изабель спросила его, как подвигается его книга о старинном стекле. Эту книгу он писал годами, и она была любимой темой его разговора.
Заметила ли что-нибудь тетя Патрисия, сидевшая на другом конце стола? Когда я взглянул на нее, она показалась мне на десять лет старше, чем была. Когда после обеда я стоял в дверях, она шепнула мне:
– Пусть Майкл присмотрит за капелланом, он все время страдает бессонницей…
Позже вечером капеллан был нормален. Он говорил о драгоценных камнях даже лучше и умнее, чем сам сэр Бэзил. Я был очень рад за тетю Патрисию. Она смотрела на него глазами матери ребенка-полуидиота, старающейся уверить себя, что он здоров и нормален, радующейся каждому проявлению его нормальности и колеблющейся между радостью и ужасом.
Бедная тетя Патрисия! Ее брак с сэром Гектором Брендоном был как болезнь. Единственным облегчением было почти постоянное отсутствие причины этой болезни.
Сэр Гектор находился где угодно, только не дома. Он был знаменитым охотником и преследовал свою двуногую или четвероногую дичь во всех странах света. Хорошо жить, имея определенную цель жизни. Целью жизни сэра Гектора было к концу ее иметь право сказать, что он убил по крайней мере по одному экземпляру всех разновидностей зверей, птиц и рыб земного шара и любил по крайней мере по одной женщине всех наций мира. Это был великий человек с благородным честолюбием.
Мы были детьми и, конечно, не понимали, что приходилось терпеть тете Патрисии от его присутствия, а его арендаторам и рабочим от его отсутствия.
Но когда мы подросли, мы неизбежно узнали, что он был ненавидим всеми и беспощадно тянул все, что можно было, с имения, чтобы развлекаться в своих путешествиях.
Дети могли гибнуть от сырости в его домах, старики – умирать в его гнилых коттеджах с протекающими крышами, каждый фермер мог страдать, сколько ему нравится, его управляющий мог вести себя, как рабовладелец, но яхта сэра Гектора и приятельницы сэра Гектора ни в чем не должны были нуждаться, и жизненный путь его должен был быть вымощен чистым золотом. А леди Брендон должна была сидеть дома и сдерживать гнев и горе, слышать крики бешенства и стоны боли.
Но мы ничего этого не видели. Мы, мальчики и девочки, были счастливой шайкой, беспрекословно следовавшей за нашим вождем Майклом, веселым и бесшабашным.
Вероятно, больше всего из подвигов Майкла меня поразила огромная выдержка, проявленная им в роли «бронированного человека». Он выдерживал эту роль невероятно долго. Настолько долго, что я чуть не умер.
День был дождливый, и мы играли во внешнем холле. Капитану пришла блестящая идея одеться в одни из рыцарских лат, стоявших у стены. Мы, его верные последователи, не стали терять времени и, сделавшись его оруженосцами, при помощи изобретательности и большого количества веревок облачили его в броню.
Внезапно в наши средневековые развлечения резким анахронизмом вмешался рожок автомобиля, и наша шайка рассыпалась, как стая кроликов от выстрела.
Майкл встал на пьедестал и замер в обычной позе рыцаря, караулившего дверь. Дигби взлетел по лестнице, девочки скрылись в гостиной, Огастес и еще один мальчик убежали по коридору, а я, подобно королеве Джиневре, нырнул в ближайший сундук.
Я чувствовал, что задыхаюсь, но гордость не позволила мне вылезти. Следующим моим ощущением было прикосновение к моему лицу мокрой губки. Я лежал в кровати, Майкл смачивал мое лицо, а Дигби дружески лупил меня кулаками по животу.
Когда меня привели в чувство и изругали за то, что я задохся, мне сообщили, что у тети Патрисии в гостях был «черный человек». Провожая гостя к автомобилю, она долго с ним разговаривала, стоя у тех самых лат, в которых прятался Майкл.
