Том 1. В дебрях Индии (с илл.) - Жаколио Луи (читать книги txt) 📗
— В ту минуту, когда мы подошли к белатти-бенгалоу, — начал предводитель маленького отряда, — мы услышали громкий крик… Мы бросились вперед и вошли в комнату, занятую англичанином, в ту минуту, когда какой-то человек выпрыгнул из окна и скрылся среди соседних развалин. Мы подошли к англичанину: кровь его текла ручьем из раны в сердце; он был мертв. Мы вынули кинжал из раны, и каково же было наше удивление, когда мы узнали в нем Кинжал Правосудия Духов Вод.
— Ты говоришь правду? — спросил брахматма.
— Вот он.
Верховный вождь осмотрел оружие, на одной стороне которого оказались вырезанными следующие священные слова: «Во имя славного, могущественного и справедливого», а на другой — кабалистический знак тайного трибунала.
Это был действительно Кинжал Правосудия Духов Вод.
Брахматма тотчас же понял, что здесь была какая-то тайна, которую не следует разъяснять при всем собрании, не рискуя затронуть достоинство Совета Семи в лице по крайней мере одного из его членов, а потому с необыкновенным присутствием духа воскликнул, увидев кинжал:
— Братья! Трибунал Трех произнес свой приговор. Нам остается лишь преклониться перед неопровержимым доказательством невиновности нашего брата, несправедливо обвиненного английским шпионом. К счастью, англичанин получил наказание за свои преступления раньше, чем мы по его наущению совершили непоправимую несправедливость. Воздадим же должное предусмотрительности Трех и возблагодарим Шиву, давшего им свою бессмертную мудрость.
Глубокое молчание царило среди присутствующих; уважение, к которому примешивался ужас, внушаемый этим знаменитым трибуналом, члены которого были неизвестны даже брахматме, было таково, что самое ничтожное одобрение считалось уже как бы посягательством на достоинство и беспристрастие его решений.
Мы уже говорили, что тайный трибунал выбирался из Совета Семи, но выборы эти происходили таким образом, что не только брахматма, но даже Совет, взятый во всем своем составе, не знал, из кого он состоял. Трибунал действовал постоянно, но каждый месяц один из его членов, раньше других выбранный, заменялся по жребию новым; ежемесячная сессия таким образом никогда не бывала в одном и том же составе. Поэтому понятно, что при постоянной смене членов и абсолютной тайне, хранимой под страхом смертной казни как выходящими из состава членами, так и вновь избранными, никто не мог проникнуть в тайну этой организации.
Объяснение брахматмы было принято всем собранием с благоговейным почтением, и никому не пришло даже в голову сомневаться в нем. Что касается падиала, то парализованный странностью целого ряда событий, которых он не понимал и которые спасли ему жизнь, он ждал с нетерпением конца собрания, чтобы без помехи предаться переполнявшей его радости. В первый момент он понял только одно: враг его умер и не в состоянии донести на него; равнодушный ко всему, что происходило вокруг него, он не видел, как факир Утами занял свое место во время волнения, произведенного известием о смерти английского полицейского, не заметил также и знака, которым тот обменялся с членом Совета Семи, игравшим, очевидно, первую роль во всем этом таинственном происшествии.
Успокоившись до некоторой степени во время речи брахматмы, он увидел вдруг факира, который стоял у колонны неподвижно, как сфинкс, устремив созерцательный взор вперед и машинально перебирая четки из янтаря и красного дерева. Он едва не вскрикнул от удивления, но, к счастью, сдержал себя; удивление его еще более возросло, когда он увидел, как этот странный человек, поднял на него взор и медленно поднес к губам палец, как бы призывая его к осторожности.
Это движение в сочетании со всем, что падиал перед этим видел и слышал, сразу объяснило ему, чья рука нанесла удар Кинжалом Правосудия. Но в то время, как общее положение его дела прояснилось, мысли его все больше и больше путались. После бесчисленных случаев измены, в которых он был виноват перед обществом Духов Вод, он никак не мог убедить себя в том, что один из членов этого общества не остановился перед преступлением, чтобы спасти его. Даже брахматма, торжественно обещавший примерное наказание изменнику, примкнул в самую последнюю минуту к его неизвестным защитникам.
Все было до того таинственно и непонятно в этом приключении, что Дислад-Хамед почувствовал, как странный ужас снова охватывает его, и он спрашивал себя, чего, собственно, хотят от него эти люди, которые ни перед чем не останавливались, чтобы избавить его от участи, сто раз уже им заслуженной.
Охваченный беспокойством, которое усиливалось еще невозможностью дать логическое объяснение всему, что случилось с ним в эту памятную ночь, падиал положительно не видел и не слышал того, что происходило кругом. Из этого состояния его вывели крики восторга, которыми собрание приветствовало слова брахматмы, приглашавшего всех через двадцать дней для нового совещания. После этого все стали расходиться, поклявшись в том, что посвятят свою жизнь защите священной земли Индии.
— Идите, — сказал брахматма жемедарам в знак прощального приветствия — идите и несите священный огонь в провинции, и пусть ни один человек, который в силах держать в руках оружие, не дрогнет в тот великий день, когда мы призовем его!
— Вперед за отечество и веру! Смерть англичанам! — отвечали ему.
Два человека, проводившие сюда падиала, уже находились подле него, чтобы вести его обратно.
— Да поможет тебе Шива, брат Хамед, — сказал ему верховный вождь. — Будь перед восходом солнца на пути к Малабарскому берегу. Передай принцу о результатах нашего совещания, а также о предстоящих великих событиях и в особенности посоветуй ему быть осторожным. Все погибнет, если англичане схватят его… Салам! Да устранят добрые духи все препятствия с твоего пути!
Это краткое напутствие и тон, которым оно было произнесено, повергли падиала в такое удивление, что он еле-еле пролепетал несколько слов о своей преданности… Машинально последовал он за своими проводниками, мучимый самыми противоречивыми предположениями: неужели брахматма ничего не знал, и его внезапное вмешательство явилось только следствием того, что он увидел Кинжал Правосудия, который открыл ему участие тайного трибунала в этом таинственном деле?..
Не в первый раз уже это ужасное судилище, перед которым все преклонялись, действовало против своего фиктивного вождя; последний всегда подчинялся, как дож Венеции подчинялся когда-то Совету Десяти; но ему никогда не приходилось объяснять перед всем собранием этого противоречия между волей Совета и волей брахматмы.
Нужна была весьма важная причина, значение которой выяснилось только в последнюю минуту, чтобы Совет решился поступить таким образом, тем более что брахматма не в первый уже раз вел переговоры с английским полицейским по распоряжению тайного трибунала. Было также вполне очевидно, что по крайней мере один из членов этого трибунала знал имя изменника, за открытие которого так дорого должен был заплатить Тайный Совет. Но удивительнее всего было то, что один из членов Совета, а быть может и весь тайный трибунал не только спас изменника от заслуженного им наказания, но подтвердил через брахматму миссию, которую решено было ему поручить в тот момент, когда его недостойное поведение не было еще известно.
Дислад-Хамед прекрасно понимал, что целый ряд таких непонятных поступков не был игрой случая; он слишком хорошо знал утонченные способы, которыми Духи Вод подготовляли иногда свою месть, а потому не мог быть спокоен, пока находился в их власти.
Колеблясь весь вечер между страхом и надеждой и не допуская даже мысли, что ему могут вернуть свободу, негодяй ждал каждую минуту, что под ногами его разверзнется зияющая пропасть, ибо измена — такое преступление, которого тайное общество никогда не прощало, так как она подвергала опасности каждого из его членов… Он старался, однако, сдержаться, и хотя уже едва не лишился своей жизни, у него все еще оставался слабый проблеск надежды.
В то время как проводники вели его через огромный зал, опустевший как бы по мановению волшебного жезла, они приблизились больше, чем следовало, к одному из окон. И хотя они тотчас же схватили падиала за руку и оттащили его назад, он все же успел взглянуть туда. Этого было ему достаточно, чтобы увидеть Башню Мертвых, черный силуэт которой виднелся в нескольких шагах оттуда. Развалины Биджапура так хорошо были ему знакомы, что он сразу сориентировался и не мог удержаться, чтобы не прошептать с удивлением:
