Натуралист на Амазонке - Бейтс Генри Уолтер (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
На третий день мы послали наших людей в лодках ловить сетью черепах в более крупном озере, милях в 5 ниже по реке, а на четвертый день вернулись в Эгу.
Здесь уместно сообщить еще некоторые сведения о большом каймане; то, что я расскажу, как и только что изложенный случай, наглядно покажет, как коварно, трусливо и свирепо это пресмыкающееся.
До сих пор я не слишком часто упоминал об аллигаторах, несмотря на то что в водах Верхней Амазонки они водятся мириадами. Туземцы говорят о многих различных видах. Я видел только три вида, два из них встречаются довольно часто: один — жакаре-тинга, мелкий вид (5 футов в длину во взрослом состоянии), с длинной тонкой мордой и черными полосами на хвосте, другой — жакаре-уасу, к которому и относятся главным образом эти заметки, и третий — жакаре-куруа, упоминавшиеся в одной из предыдущих глав. Жакаре-уасу, или большой кайман, достигает 18-20 футов в длину и громадного веса.
Подобно черепахам, аллигаторы тоже ежегодно совершают миграции: во влажный сезон они уходят во внутренние озера и затопленные леса, а в сухой сезон спускаются к главной реке. Поэтому в месяцы паводка аллигаторы почти не встречаются в главной реке. В средней части Нижней Амазонки, у Обидуса и Вила-Новы, где многие озера вместе с протоками, соединяющими их с основным руслом, пересыхают в месяцы ясной погоды, аллигатор зарывается в ил и впадает в спячку до возвращения сезона дождей. На Верхней Амазонке, где сухой сезон всегда носит умеренный характер, у животного этой привычки нет, и оно бодрствует круглый год. Можно почти без преувеличения сказать, что воды Солимоинса так же изобилуют большими аллигаторами в сухой сезон, как в Англии летом канава — головастиками. Как-то раз в ноябре я в течение пяти дней плыл на пароходе по Верхней Амазонке, и аллигаторы виднелись на берегу чуть ли не на каждом шагу; пассажиры с утра до ночи развлекались, паля по ним из винтовок. Их было очень много в тихих бухтах, где они сбивались в беспорядочные кучи и поднимали настоящий грохот своими кольчугами, когда проходил пароход.
Туземцы презирают и в то же время боятся большого каймана. Однажды я провел месяц в Каисаре, деревушке полуцивилизованных индейцев, милях в 20 к западу от Эги. Мой хозяин сеньор Иносенсиу Алвис Фариа, единственный белый в селении и один из лучших и самых верных моих друзей, предложил однажды отправиться на полдня ловить рыбу сетью в озере — расширенном русле небольшой реки, на которой расположена деревня. Мы выехали в открытой лодке с шестью индейцами и двумя детьми Иносенсиу. Вода стояла так низко, что индейцам пришлось забросить сеть в самую середину озера, откуда с первого же раза на сушу были вытащены два средней величины аллигатора. Их высвободили из сети и с полнейшей беззаботностью пустили обратно в воду, хотя там, всего в нескольких ярдах, играли двое детей. Мы продолжали рыбную ловлю (Иносенсиу и я помогали) и всякий раз вытаскивали по нескольку пресмыкающихся различного возраста и размера, в иных случаях даже жакаре-тинга: озеро действительно изобиловало аллигаторами. Наловив огромное количество рыбы, мы приготовились в обратный путь, и индейцы по моему предложению поймали одного аллигатора, с тем чтобы выпустить его потом в деревне среди своры собак. Мы выбрали экземпляр длиной около 8 футов; один человек держал его за голову, другой за хвост, а третий, взяв куски гибкой лианы, осторожно замотал челюсти и ноги. Связанное таким образом животное положили поперек банок лодки, на которых мы сидели в продолжение полуторачасового перехода к поселению. Сидеть пришлось довольно тесно, но наш милый пассажир не доставил нам никаких хлопот во время перевозки.
Приехав в деревню, мы перенесли животное на середину лужайки перед церковью, где собрались собаки, и там освободили; двое из нас вооружились длинными палками, чтобы перехватить его, если оно вздумает пойти к воде, а остальные науськивали собак. Аллигатор пришел в неимоверный ужас, хотя собакам и не удавалось к нему подступиться, и устремился к воде, переваливаясь, как утка. Мы пробовали погнать его обратно палками, но он осмелел, схватил зубами конец той палки, которую я держал, и вырвал ее из моих рук. Наконец, нам пришлось убить его, чтобы он не убежал.
Эти мелкие происшествия свидетельствуют о робости или трусости аллигатора. Он никогда не нападает на человека, если намеченная им жертва следит за ним; но он достаточно хитер и знает, когда это можно сделать безнаказанно — тому мы были свидетелями в Каисаре несколько дней спустя. Река опустилась до очень низкого уровня, так что гавань и пляж селения лежали теперь у подножия длинного отлогого склона, и в эту пору в мелкой и мутной воде появился большой кайман. Всем нам приходилось проявлять большую осторожность при купании; люди по большей части просто наполняли водой тыквенную бутылку и обливались, стоя на краю берега. В это время пришел большой торговый челн, принадлежавший купцу из Барры, по имени Суарис, и индейцы команды, как обычно, проводили первые день-два после прихода в гавань, пьянствуя и бесчинствуя на берегу. Одному из матросов, находившемуся в пьяном состоянии, взбрело в голову отправиться в одиночку купаться в самое знойное время дня — после полудня, когда почти все жители дремали. Его видел только жуис-ди-пас, дряхлый старик, лежавший в гамаке на открытой веранде позади своего дома, стоявшего над береговым обрывом; он закричал потерявшему голову индейцу, чтобы тот поостерегся аллигатора. Но не успел он повторить свое предостережение, как индеец оступился, и широко разинутая пасть, показавшаяся вдруг над водой, схватила беднягу поперек пояса и потащила под воду. Раздался крик агонии: «Ai Iesus! [О боже]», — и несчастная жертва исчезла. Деревня проснулась; молодые люди с похвальной готовностью схватились за остроги и поспешили на берег, но было, разумеется, слишком поздно: извилистая полоска крови на поверхности — вот и все, что можно было увидеть. Однако люди решили отомстить; они сели в монтарии, выследили чудовище и, когда через некоторое время оно с торчавшей из пасти человеческой ногой выплыло передохнуть, убили его, злобно проклиная.
Последняя из моих небольших экскурсий (на этот раз снова с сеньором Кардозу, а также с его экономкой сеньорой Фелипой) происходила в то время года, когда все население деревень выезжает на праии рыть черепашьи яйца и гулять.
На дверях церкви в Эге были вывешены афиши, извещавшие о том, что раскопки на Шимуни начнутся 17 октября, а на Катуа, в 60 милях ниже Шимуни, — 25-го. Мы выехали 16-го и в своей игарите с хорошо подобранной командой обогнали по пути множество мужчин, женщин и детей в челнах всех размеров, ехавших словно на большое праздничное гулянье. К утру 17-го на берегах песчаной отмели собралось около 400 человек; каждая семья воздвигла незамысловатый временный навес из столбиков и пальмовых листьев для защиты от солнца и дождя. На песке валялись большие медные котлы для приготовления масла и сотни красных глиняных кувшинов.
На раскопки табулейру, сбор яиц и очистку масла ушло четыре дня. Все работы выполнялись по порядку, установленному прежними португальскими губернаторами, вероятно, более 100 лет назад. Сперва команданти записывал имена всех глав семейств и отмечал, сколько человек каждый из них собирался использовать на раскопках; затем он взимал по 140 рейсов (около 4 пенсов) с человека для оплаты расходов стражей. После этого всем разрешалось идти к табулейру. Люди выстроились кольцом (причем каждый был вооружен гребком, который должен был служить лопатой) и начали рыть по сигналу — барабанному бою, который давали по распоряжению команданти. Весело было смотреть на широкий круг соперников, энергично выбрасывавших целые тучи песка и сходящихся постепенно к центру кольца. В знойные полуденные часы был устроен короткий отдых, а вечером яйца в корзинах отнесли к хижинам. К концу второго дня табулейру было исчерпано, а у каждой хижины виднелись большие горки из яиц, иные в 4-5 футов вышиной, — результат трудов семейства.
