Чудесный мир - Батуев Андрей Михайлович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
На слете юннатов, в Ленинградской студии телевидения, в домах пионеров всегда Чика становится всеобщей любимицей и центром внимания, весело болтает и ничего не боится.
Чика — это моя гордость, но однажды она меня здорово подвела.
Как обычно, утром Чика принимала в кухне «ванну». Зазвонил телефон, и я ненадолго отлучился. Когда я вернулся, Чика весело прихорашивалась. Вскоре я унес ее к себе в комнату. Неожиданно меня позвала соседка. «Вы знаете, у нас появились крысы, — с испугом сказала она. — Я положила на полочке пакетик с маслом, и посмотрите, что они от него оставили!» Бумага была разодрана и изрядная часть масла исчезла. В первый момент я и сам почувствовал сильнейшее беспокойство. Крысы там, где живут птицы, — это ужасно! Они за одну ночь могут убить и перекалечить не один десяток птиц. Но рассматривая «изглоданное» масло, я вдруг все понял. Чувство тревоги сменилось ощущением неловкости и досады на Чику. Экий чертенок! Когда только она успела найти и так обработать масло! Теперь, во избежание расхищения чужого имущества, Чика без меня уже не гуляет.
Чика и на голове чувствует себя как дома.
Ни с одной говорящей птицей у меня не было столько курьезов, как с ней. Как-то, возвращаясь домой, сталкиваюсь в дверях с двумя незнакомыми людьми. Оказывается, они приходили посмотреть моих птиц. Охотно приглашаю их, но вижу, что они явно чем-то смущены и хотят уйти. «Мы лучше в другой раз зайдем, — ваша хозяйка, кажется, не в духе!» Теперь уже заинтригован я — какая хозяйка? У меня никакой хозяйки нет. Посетители выразительно переглянулись и как-то нехотя последовали за мной. Когда я после длительного отсутствия возвращаюсь домой, все мои питомцы встречают меня оглушительным приветствием. Так было и на этот раз. Но вот разноголосица смолкла. Увидев новых людей, Чика вскочила на жердочку и громко сказала: «Кто пришел?» Я заметил, что мои новые знакомые вздрогнули. Ведь майны говорят не раскрывая клюва и тем не менее настолько отчетливо и ясно, что при записи на ленту магнитофона сотрудники Ленинградского радио боялись, сумеют ли они отличить — где говорит Чика, где я! Гости явно не поняли, что это говорит птица, и стали с опаской оглядываться. Только когда я взял Чику на руки и она отчетливо сказала: «Алло, алло, кто здесь шумит?» — мои посетители просветлели, и от их принужденности и смущения не осталось следа. Оказывается, в мое отсутствие они постучали ко мне в комнату. «Кто пришел?» — раздалось из-за двери. «Разрешите посмотреть ваших птиц!» — «Идите к черту!» — последовало после некоторой паузы. Разумеется, бедняги поспешили ретироваться, даже не подозревая, что говорили с птицей.
В другой раз в поезде меня приняли за чревовещателя и даже стали объяснять друг другу, как это делается, пока я не показал им Чику. Смеялись все, но больше всех Чика, что вызывало новую цепную реакцию смеха.
После выступления в Ленинградской студии телевидения нам с Чикой пришлось долго ждать, пока подадут машину. В вестибюле телецентра в этот день можно было видеть интересных «артистов» — львенок по кличке Лайма улегся недалеко от вахтера, несколько поодаль верхом на собаке сидела маленькая обезьянка капуцин и жалобно поскуливала. Но всеобщее внимание было привлечено к небольшой клетке с Чикой. «Алло, алло, молодой человек, кто здесь шумит? Тетя Шура, как дела? Кто пришел? Чика маленькая, Таня, пошел к себе. Ха-ха-ха», — непрерывно неслось из обернутой бумагой клетки. Чика говорила то альтом, то дискантом, то басом. Голос звучал то повелительно, то укоризненно, то иронически, и толпа людей все увеличивалась. Всем хотелось посмотреть разноголосого пернатого оратора. Люди садились на корточки, заглядывали под газету. Удачные реплики Чики сопровождались дружными взрывами хохота. Почти час не расходилась толпа и, когда пришла машина, Чику провожали как настоящую артистку, а лев и обезьянка уехали, никем не замеченные. Неведомо для себя Чика стала знаменитостью, ее записывают на магнитофонную ленту для радио, ее снимает телевидение, ее фотографируют корреспонденты, и все лишь потому, что она так хорошо и охотно говорит.
Скворка
Гуляя с братом в саду, мы нашли слетка-скворчонка. Он был совсем еще маленький и, широко раскрывая желтый клюв, требовал, чтобы его накормили. Весь день с рассвета и до вечера мы только и делали, что совали своему скворке в рот то муху, то кусочек вареного мяса, творог и булку. Все это мгновенно проглатывалось, но только при одном условии: если пища чуть-чуть смочена водой. Иначе скворка как тряхнет длинным клювом, да и выплюнет сухой корм! Потом мы сообразили, что ведь родители, давая корм птенцам, смачивают его своей слюной. Значит, так привык кушать и наш скворец.
Скворчонок быстро рос, и кличку свою знал превосходно. Стоило только сказать: «Скворка», как в корзиночке, где он сидел, раздавалось нетерпеливое верещание. Снимешь покрывало с корзинки, а скворец уже вертится во все стороны, трясет крылышками, кричит и широко разевает рот.
Но вот Скворка стал летать. Сперва он не умел рулить коротким хвостом. Полетит и на что-нибудь обязательно наткнется. Но это продолжалось всего несколько дней, и вскоре слеток летал по всем правилам скворчиного летного искусства. Оставлять Скворку-пачкуна в своей комнате было нельзя, и его поселили в небольшой свободной комнатке без мебели. Здесь была укреплена жердочка, на которой он обычно спал, а на небольшом столике, покрытом клеенкой, стояла вместительная ванночка. Купаться Скворка очень любил. Хоть десять раз в день будет полоскаться в ванночке, лишь бы была налита свежая вода. Войдет в ванночку, окунется несколько раз, побьет по воде крылышками и хвостом и ну бежать из воды, а через секунду опять лезет в ванну. Вымоется и давай отряхиваться, чиститься и перебирать перышки. Таких «заходов» он делал по 5–6, а то и больше. Чтобы Скворка не отвык от нас и остался ручным и доверчивым, мы старались кормить его из рук. Только когда мы с братом должны были отлучиться надолго, Скворке ставилась кормушка с едой. Он ел буквально все: каши, булку, вареное мясо, яйцо, салат, морковь, наскобленную ножом; не отказывался и от нарезанного яблока, а мелкие виноградины глотал целиком. Хотя скворец — птица насекомоядная, но он охотно ел цельную овсянку, а коноплю даже считал за лакомство.
В комнате, где жил скворец, висел на длинном металлическом стержне колокольчик — звонок с черного хода. С некоторого времени рано по утрам звонок стал звонить. Пойдешь открывать — никого нет. Мы уже заподозрили, что это кто-то со злым умыслом безобразничает, но неожиданно все разъяснилось. Как-то утром опять неистово зазвонил колокольчик, и я, не обуваясь, побежал к двери, чтобы выяснить, кто озорничает. Вбегаю в комнату к Скворке и что же вижу? Наш выкормыш сидит на стержне от звонка и звонит вовсю! «Ах ты, бездельник! — возмутился я. — Так вот кто не дает нам с братом спать по утрам?» Пришлось подвязать язычок колокольчика.
Хотя мы и бранили Скворку за его выдумку, но надо отдать должное, что связь между звонком и нашим появлением он усвоил правильно. Скворка заметил, что стоит зазвонить колокольчику, как немедленно я или брат входим в комнату. И вот, когда рано просыпавшийся скворец хотел есть, он взлетал на стержень колокольчика и звонил до тех пор, пока не услышит наши шаги; тогда он летел встречать нас, а мы терялись в догадках о «таинственном звонаре». Последний раз я шел босиком, скворец, не слыша моих шагов, продолжал звонить и попался на месте преступления.
Доверчивость Скворка удивительна.
Известно, что скворцы прекрасно подражают голосам других птиц и воспроизводят различные слышанные ими звуки. Так, например, во время войны скворцы научились имитировать свист мин. Молодые скворцы могут научиться и говорить. Мне как-то пришлось слышать скворца, который произносил не один десяток слов. Наш Скворка отчетливо выговаривал «Скворка», «на, миленький, на», «лети скорей». Интересно, что он знал только эти слова в различных комбинациях и, прожив у нас годы, больше не прибавил ни одного слова к своему разговорному репертуару. Однако и этого запаса слов оказалось достаточно для трагикомического случая.