Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман - Севастьянов Анатолий Александрович
Росин с набитым до отказа рюкзаком и ружьем в чехле вышел на берег.
«Вот он какой, Тарьёган!»
Деревушку со всех сторон обступила тайга, прижала к реке, будто собиралась столкнуть под берег.
Прочно стояли дома. У каждого — лабаз на четырех столбах; собаки — по две, по три; в угоду старому хантыйскому обычаю — медвежьи черепа на кольях.
К катеру, как на пожар, высыпала вся деревня. Русских несколько человек, все население — ханты. Одежда вроде длинных рубах, подпоясанных сыромятными ремешками. У женщин и ребят расшита бисером. У всех на поясах ножи в деревянных ножнах. Даже у девочки лет трех миниатюрный ножик. По стертым ручкам видно: ножи тут — повседневное орудие труда.
Росина окружили и в упор рассматривали хантыйские ребятишки.
— Где мне найти председателя? — спросил он.
Самый старший, не отвечая, повернулся и что?то закричал по–хантыйски. Из толпы у катера вышел молодой хант и направился к Рос и ну.
— Я председатель.
Он, пожалуй, дольше учился в школе, чем занимался промыслом, но уже председатель промыслового колхоза.
— Вадим Росин, охотовед. Прибыл к вам обследовать места под выпуск баргузинских соболей.
Вечером в правлении проходило собрание.
Сизоватый табачный дым плыл из открытой двери, а в самом доме все сине. Занавески на окнах давно уже пожелтели от никотина.
На скамейках степенно расселись ханты–старики. Кто помоложе, стояли вдоль стен, теснились в проходах. Тут собрались все охотники деревни. Среди хантов было несколько русских.
Говорил председатель. Росин не понимал по–хантыйски ни слова.
Председатель кончил.
— Русским я сам объясню, — поднялся было Росин.
Все засмеялись.
— Не надо, — председатель тоже смеялся, — они по- нашему лучше нас говорят. Так куда посоветуем пойти охотоведу? — обратился он к старикам.
— Думать надо, — ответил один из хантов.
Трубки задымили гуще. Все молчали… Потом начали переговариваться, видимо советуясь друг с другом. Заспорили, зашумели, и вместе с ними председатель.
Но вот утихли. Только два старых ханта продолжали говорить.
Наконец все одобрительно закивали.
— Они предлагают, — перевел председатель, — осмотреть два места: Дикий урман и Черный материк.
— О чем же они спорили?
— Что лучше: урман или материк.
— Однако Дикий урман лучше подойдет, — подал голос до этого молчавший промысловик.
— Не лучше! — по–русски возразил старик и тут же по- хантыйски начал что?то возбужденно доказывать.
И снова общий спор…
— Ну вот, решили: Черный материк, — объявил наконец председатель.
— Что же, вы лучше знаете свои места. Пойду в Черный материк. А теперь помогите найти проводника, — попросил Росин.
— Яким те места хорошо знал… — вздохнул председатель. — Утонул.
— Пошто покойников поминать? Вон Федор отведет! — крикнули из угла. — Что, хуже Якима тайгу знает?
— Федор подойдет, — согласился председатель. — Как, Федор, отведешь в Черный материк?
— Однако можно, — отозвался один из русских, среднего роста мужчина лет пятидесяти.
— Вот и ладно… Пускай охотовед у тебя пока и остановится.
После собрания Федор повел Росина к себе.
— А как вас по отчеству? — спросил Росин.
— Почто по отчеству? Зови, однако, по–простому: Федор.
Шли через всю деревню.
Нигде ни одного замка: не понимают, зачем запирать двери.
— Вот и наша изба.
Изба была не ниже обычных деревенских изб, а срублена всего лишь из семи венцов.
Навстречу Федору выбежал громадный темно–бурый пес.
— Первый раз вижу такую лайку, — удивился Росин. — И окрас необычный.
— Ладный пес. И по белке идет, и зверя остановит. А окрас, верно, один такой и есть в округе. Не лезь, Юган. Пошел на место! — Федор столкнул с груди собачьи лапы.
Вадим Росин вошел в дом. Бревенчатые стены, добротный самодельный стол, скамейки, кровать с цветным лоскутным одеялом. Почти в полдома печь. На ней связка лука. В углу ушат с водой, ухваты. У двери вместо веника глухариное крыло.
— Здравствуйте!
Из?за дощатой переборки вышла средних лет женщина.
— Проходите, что же вы у порога?то стали, — пригласила она, повязывая платок, — не часто гости такие бывают.
Росин вытер о медвежью шкуру ноги, поставил рюкзак и прошел в передний угол.
— Приготовь, Наталья, самовар, — попросил Федор.
— Да уж готов.
Она пошла к самовару.
— Оставь, — легонько отстранил он жену. — Уйду в урман, еще натаскаешься. — И, как будто извиняясь перед Росиным, добавил:
— Он у нас вон какой толстопузый, не по бабьим рукам.
Наталья нарезала толстыми ломтями черного хлеба, поставила глиняную миску с тушеным мясом, положила вилки с деревянными ручками.
— Подвигайся к столу, — пригласил Федор. — Надюшка, слазь ужинать.
На печке зашуршал лук, из?под занавески показалась пара босых детских ножек, потом и сама Надюшка. Осторожно слезла с печки и, держа палец во рту, подошла к столу, не спуская глаз с незнакомого дяди.
Мать улыбнулась.
— Что надо сказать?
— Здравствуйте, — прошептала Надюшка и уселась на край скамейки.
Под столом вдруг раздался кошачий визг: Федор наступил коту на лапу. Надюшка замахала ручонками, и на глазах заблестели слезы.
— Ну что ты? — сказал Федор. — Он вырастет — мне наступит.
Надюшка засмеялась.
— Это у меня меньшая. Старший сын был. Да ты ешь, не стесняйся. Чай, не купленое.
Росин глянул на Федора, спросил несмело:
— А что же с сыном?
— Под медведя попал. Нашел берлогу и один зверя взять удумал. Стрелял, видно, да ранил. А вторую пулю зарядить не поспел. Кинулся тот из берлоги, задел по пути лапой. Нашли — уже неживой. И патрон в руке.
— Сколько же ему было?
— Да уже тринадцать почти… — проговорила Наталья.
Росин поторопился перевести разговор:
— А ты еще в школу не ходишь?
— Не, по осени пойду, — ответила Надюшка.
— А букварь есть?
— Пока нету. Мне папка портфель купит, как у Ленки, — сказала Надюшка и заболтала босыми ножками.
…Проснулся Росин поздно. На выскобленном желтоватом полу солнце прорисовало окно. Жмурясь от яркого света, умывался на подоконнике кот.
Росин бросил на плечо полотенце, вышел к речке.
Федор постукивал в лодке, прилаживая сиденье. Наталья чистила речным песком помятый походный котелок. Надюшка вместе с матерью старательно терла песком игрушечное ведерко из консервной банки.
После завтрака Росин пошел на почту. Он легко узнал ее по высоким столбам радиоантенны. Смуглая молодая хантыйка была там и радисткой, и начальником почтового отделения, и заведующей сберкассой, и, судя по приготовленному ведру с тряпкой, уборщицей.
— У вас не телеграмма? — сдвинув наушники, спросила она.
— Да, телеграмма.
— Тогда берите бланк, пишите, пока не кончился радиосеанс.
Росин быстро написал телеграмму.
— «Место обследования выбрал, — вслух читала радистка. — Отправляюсь Черный материк двести километров северо–восточнее Тарьёгана. Росин».
Глава вторая
Утром, чуть рассвело, вышли из дома. От реки тянуло свежестью. Вода не шелохнется. В деревне еще спали. Только собаки, как замшелые пни, расселись по берегу и безучастно смотрели на реку.
Все снаряжение в лодке. Наталья, прощаясь, наказывала Федору не мешкать в тайге. Дескать, пока орехи не поспели, крышу поладить надо.
— Не замешкаюсь, управимся с крышей, — отвечал он и давал свои нехитрые наказы, в которых, кажется, главное было — не спускать Югана, чтобы не ушел за лодкой в тайгу.
— Ну, путь добрый! — Наталья поклонилась. — Ба! Что же я в руках?то держу, — спохватилась она и заставила Федора взять узелок с испеченными накануне пирогами.
Федор оттолкнулся от берега веслом, и маленькая долбленая лодка легко заскользила по спокойной воде.
На Федоре была поседевшая от времени рубаха, такие же штаны, на боку большой охотничий нож в берестяных ножнах. В лодке лежала видавшая виды одностволка, как обычно у промысловиков, небольшого калибра.
