Песни черного дрозда (сборник) - Пальман Вячеслав Иванович (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Уже ночью загрохотало в небе. Зажгли три костра на поляне. И тут Егор Иванович довольно внятно сказал:
— Не оставляй мать… Каково ей… Воды мне, сынок…
Саша закусил губы и с готовностью кинулся за водой. Но Сергеич воды не дал, только мокрой тряпкой вытер раненому усы и губы. Нельзя воду, когда в живот.
— Обидно, — с трудом сказал Молчанов. — Не на войне…
— Все обойдётся, Егор, — как можно веселей проговорил Сергеич. — Мы ещё походим, повоюем.
— С ним походишь, с Саней. — Он почему-то назвал сына так, как не называл никогда: Саней.
— Тебе больно? — спросил Саша, но отец не ответил и закрыл глаза.
Через мгновение спросил:
— Где Матушенко?
— Нету Матушенко. Прикончил его Самур. Сразу после этого.
— А-а… Береги Самура, сынок. И ещё… Снимите на тропе проклятые ловушки…
— Сделаем, Егор Иванович, — сказал старший лесник.
Саша не мог говорить. Лицо у него было мокрым от слез.
Сел вертолёт. Подошёл врач, сделал укол. Засыпая, Молчанов сказал:
— Не оставь нашу маму… Горы… Обидно…
С ним полетел Саша. Радиограммой вызвали из Камышков Елену Кузьминичну.
Но Молчанова не довезли. Он скончался в вертолёте. Над своими горами, притихшими в темноте.
Хоронили Егора Ивановича в Камышках. Приехали все лесники из заповедника, Борис Васильевич из Жёлтой Поляны. Друзья-товарищи. Они шли за гробом, как ходили по дорогам войны — по двое в ряд, — и смотрели перед собой строгими, невидящими глазами. У каждого за плечами висел карабин. Солдаты Кавказа.
На маленьком кладбище, среди крестов и пирамидок, стоял бетонный памятник с надписью: «Защитникам Кавказа».
Молчанова положили рядом. Речей не говорили. Сняли карабины и недружно дали один залп, второй, третий.
Хоронили защитника Кавказа.
Похоже, что война за счастье все ещё продолжалась.
6
Сказывали, что на похоронах лесника из Камышков сосед его, Михаил Васильевич Циба, плакал горючими слезами, а потом напился так, что побил в доме все, что могло биться. В заключение достал из тайника свою винтовку и тоже хрястнул её об угол.
Утром, придя в себя, он первым делом нашёл ружьё со сломанным ложем и, досадуя на свою глупую натуру, целый день свинчивал и клеил разбитое дерево, а восстановив ружьё, опять аккуратно смазал и спрятал в тайник.
Трудно его понять!
Приехала в Камышки Таня Никитина. Борис Васильевич повёл её и Сашу в лес, они долго оставались там. О чем говорили, никто не узнал.
Но когда Молчановым из милиции напомнили, что нужно сдать карабин, Борис Васильевич вмешался, и семью лесника больше не беспокоили. Отцовский карабин остался дома.
Прошло какое-то время. Утихло, притупилось острое горе. Поднялась с постели Елена Кузьминична и первый раз вышла из дома на стук почтальона. Саша что-то мастерил у сарая, не слышал, около него крутился Архыз. В стороне смирно лежали Хобик и Лобик. Увидев хозяйку, они все бросились к ней. Соскучились.
— Что, ма? — обернулся Саша.
— Там письма, сынок.
Саша отложил топор и пошёл в комнату. Танино письмо вскрыл первым. Она сообщала, что остаётся работать на турбазе. Не едет в Ростов по семейным обстоятельствам. Будет просить, чтобы приняли на заочное отделение.
Он недоверчиво, с какой-то грустью перечёл письмо ещё раз. У Никитиных тоже несладко, на Таню вся надежда. Вот так, по семейным…
Второе было из заповедника. Ростислав Андреевич писал, что Сашу по его просьбе приняли техником-наблюдателем в обходе отца. Ещё писал, что может взять Сашу к себе помощником, если, конечно, он найдёт возможность учиться по этой специальности хотя бы заочно.
Хорошее известие. И хороший совет. Об этом он напишет Тане.
Вошла мать, он дал ей письмо из заповедника. Она прочла и задумалась. Хотелось отговорить сына, да разве послушает? Саша не вытерпел и сказал:
— Таня тоже не едет в университет. Она работать поступила.
— Договорились, что ли? — ласково спросила Елена Кузьминична.
— Так вышло. — Он не стал много говорить на эту тему.
Вечером Саша чистил и смазывал отцовский карабин. Елена Кузьминична ходила вокруг него, все хотела что-то сказать и наконец решилась. Будь что будет! Долго копалась в шкафу, нашла, что искала, и подала Саше.
— Это его парадная. Примерь, не подойдёт ли?
Он взял фуражку с зелёным околышем и с ясными, золотыми листочками над козырьком. Фуражку лесника, похожую на пограничную.
Надел, поправил, посмотрел в зеркало. Сказал:
— Нормально.
7
Перед тем как идти в первый самостоятельный обход, Саша поговорил с матерью, и они решили отпустить на волю прижившихся Лобика и Хобика.
Оленёнок хорошо поднялся, окреп, сделался юрким и смышлёным. Он все время рвался со двора. Ростислав Андреевич сказал, что такой уже не пропадёт в лесу. Прибьётся к стаду, где оленухи с молодняком.
Медвежонок хотя и сильно привык к хозяевам, но тоже изнывал в крошечном дворе, где ему было слишком тесно. То и дело убегал и каждый раз устраивал в посёлке тарарам. Умные глазки его светились неистощимым любопытством к жизни, и было бы грешно держать такого подростка в плену. Младенческий возраст кончался.
Между собой звери по-прежнему отлично ладили, даже заступались один за другого, если Саша или его мать обижали кого-нибудь. По ночам, когда было холодновато, все трое прижимались друг к другу и рано поняли, что вместе лучше, чем поодиночке.
Первым Саша увёл Хобика. Завязал верёвку за ошейник и потащил глазастого оленёнка через реку в глухую долину Шики, где, как сказал Ростислав Андреевич, в эти дни паслось крупное стадо оленух с молодняком.
Хобик рвался вперёд, в стороны и отчаянно досадовал на верёвку. Но когда Саша снял с него ошейник, то задора у него хватило лишь на первую сотню шагов. Потом стал как изваяние — и ни с места. Испугался леса, шума листвы, одиночества. Понемногу успокоился, принялся рвать траву и листочки, но Сашу из поля зрения не выпускал, и стоило тому сделать шаг назад, как Хобик немедленно подступал ближе.
Саша спрятался, Хобик нашёл его по запаху, подошёл, но в руки не дался. Так они поиграли в прятки с полчаса и наконец всерьёз потерялись среди дубового леса. Хобик остался лицом к лицу с незнакомой природой.
Саша шёл назад и вспоминал отцовские слова о многих поколениях животных, нерасчётливо отпугнутых человеком. Когда снова придёт время взаимного доверия между людьми и дикими зверями? И придёт ли? Вот отпустил он Хобика, одичает олень, и ещё неизвестно, как поведёт себя, если встретится в лесу.
Да его сразу и не узнаешь. Только и примета что треугольный вырез на левом ухе, сделанный отцом.
Медвежонок оказался более диковатым. Шёл с Сашей по ущелью Желобному и все натягивал поводок, рвался, нервничал, даже грыз верёвку, которая мешала свободному шагу. Когда Саша снял ошейник, Лобика сразу след простыл, только кусты прошелестели. Не оглянулся, спасибо не сказал. Даже обидно сделалось.
На молчановском дворе остался Архыз. Ласковый, игривый щенок.
Точнее — волчонок.
Саша смотрел на него и вспоминал Самура. Где он и что с ним?…
8
Шестипалого долго никто не видел. В Камышки он не приходил.
С того трагического, страшного дня Самур резко переменился. Нога не зажила, она усохла и подтянулась к животу. На трех лапах скверная жизнь. Не разбежишься.
Он долго не уходил из долины Сочинки, тяжело вживаясь в новое состояние. Урод. Отступление от нормы природа не поощряет. Её законы беспощадны к слабым. Самур очень скоро испытал это на собственной шкуре.
Жил он недалеко от разваленного шалаша в густой заросли боярышника, переплетённого ожиной. Колючая растительность защищала больного от всяких неприятностней, а «холодильник» с мясом давал возможность прожить безбедно самые опасные недели. Ел он до отвала, оставшуюся оленину зарывал и охранял от шакалов и лисиц, которые тоже были не против воспользоваться кладом.
