Охотники за сказками - Симонов Иван Алексеевич (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
И, дружелюбно настроенный, Зинцов привычным движением опытного охотника засунул стрелу обратно в свой колчан.
Еще раз припустившись вскачь на шестах, мы быстро домчались до Большого болота. Сначала вдали завиднелся широкий и ясный просвет. Высокие деревья сразу кончились, и на смену им выступили сосенки, которые иначе, как карликовыми, и назвать нельзя. Кора на них старая, потрескавшаяся, а подойди, вытяни руку кверху, и поднимется ладонь выше вершины такого старого дерева.
Сосенки-карлики широко разместились по огромному, кругу, а середина его совершенно пустая, будто они собрались «каравай» водить, а кому «караваем» быть, еще не выбрали.
Желтый с прозеленью мох ровным мягким ковром застилал всю середину болота на добрую версту с лишним в окружности.
Сейчас здесь было пустынно. Но мы легко могли представить себе, как оживится этот пустырь, когда стукнет сентябрь. Сотни ягодниц с мешками и корзинами выйдут тогда на широкую круговину, предназначенную для «каравая». Одни на смену другим до самого снега будут собирать они густо рассыпанную по моховому болоту клюкву, которая чем дальше в осень, тем сочнее и слаще становится.
А ранней весной потянутся ягодницы за журавликой.
Журавлика — уже в самом этом названии слышится запах весенней свежести. Оно сразу напоминает оживающие после зимы просторы, привольный разлив Клязьмы, которая распахивается вдруг полой водой на десятки верст в ширину, от высоких холмов правобережья до самого Ярополческого бора. Под приветное курлыканье весенних журавлей, косяками пролетающих в вышине с юга на север, и выходят заречные жители на сбор журавлики. Та же клюква, пролежавшая зиму под снегом, становится еще вкуснее, будто это совсем другая ягода. И название у нее уже другое: летят журавли — значит, журавлика.
И рады мы, что узнали, откуда приходит в кисель эта ягода. Дружно меряем шагами Большое болото. Мох мягко приминается под ногами и снова пышно выравнивается на следу, лишь стоит отделить ступню. Почва немножко зыбнет и покачивается. И Ленька предлагает устроить «зыбку», как устраиваем мы по первому льду у себя на озере. На болоте и летом такая зыбка получится лучше, чем по ледку на озере. Но Боря предупреждает, что на Большом болоте такие забавы не годятся.
— Нас только корни держат, а внизу трясина.
— Глубокая? — спрашивает Костя Беленький.
— Лошади тонули.
И Боря советует осматриваться внимательно, чтобы не оступиться в такую полынью.
— Держите шестики под руками, поперек груди, — говорит он. — Если мох под ногами прорвется, на шесте можно удержаться.
Предупреждение действует. Мы берем шесты, как советует Боря, и стараемся идти спокойно, отделившись один от другого.
На желтом с прозеленью мху зеленые ягоды клюквы почти незаметны, хотя по всему болоту их насыпано видимо-невидимо. Они робко начнут краснеть и покажут себя только в августе, потому что из всех поздних ягод клюква самая поздняя.
На противоположном краю болота Боря приостанавливается.
— Тихо! — шепчет он. — Лебеди близко.
За полосой сосенок-карликов снова поднимаются великаны деревья. Между ними шуршат камыши. Беспорядочно переплетаются узкие протоки, виднеются просторные разводья, по которым густо рассеяны желтые и белые кувшинки. Еще дальше просвечивает широкое озеро.
К одному из разводий мы и пробираемся осторожно вслед за Борисом.
Боря заранее подготовился к встрече с лебедями. Укрывшись в камышах, он бросает на воду горох, пшено, хлебные крошки и тихо отходит подальше от берега.
Начинается томительное ожидание. Проходит пять… десять минут. Никакого признака лебедей не угадывается. А Боря, засматривая через камыши вдаль, все показывает рукой: «Тихо, тихо, — словно хочет сказать: — Мы их не видим, а они нас видят и слышат».
Терпению Леньки Зинцова, который вообще не может похвалиться умением сдерживать себя, приходит конец. Он вытаскивает из кармана Павки Дудочкина тростниковый манок и показывает Борису: «Подманить?»
Боря мотает головой и улыбается. Подобравшись к нам ближе, шепчет:
— На лебедя нет манка. Лебедь — молчальник. Помнишь «лебединую песню»? Только перед смертью он поет.
Костя Беленький раскрывает сумочку с тетрадями и записывает слова Бори. А Зинцов, насупившись, разворачивает палочкой подвернувшееся под руку муравьиное гнездо. Стройная пирамида, искусно сложенная из сухой хвои и пересыпанная песком, рушится и медленно оседает. Тысячи муравьев высыпают наружу из многочисленных ходов.
Ленька наблюдает, как они суетливо и упрямо пробиваются через завалы, таща перед собой белые крупные личинки, похожие на рисовые зерна. Сколько бы ни встречалось на пути преград, а ношу не оставляют. Так работают, навер-^ но, спасательные команды во время землетрясения. Зинцов читал об этом в какой-то книжке. И Леньке становится жалко бесцельно растревоженных маленьких самоотверженных тружеников. Он прекращает «землетрясение» и старательно выравнивает пострадавший муравейник. Но что же делать дальше? Чем. заняться? «Сидеть у моря и ждать погоды» Ленька не желает. Он хочет сам себе погоду строить.
Ожидание наскучило. Зинцов уже собирается свистнуть в четыре пальца, чтобы прекратить эту «игру в молчанку», когда Боря насторожился и предупредительно поднял руку: «Внимание!»
Камыши в дальнем углу разводья шевельнулись. Плавно огибая заросли желтых кувшинок, на открытую воду выплывала пара лебедей. Впервые мы видели их живыми, а не на картинке, и не где-нибудь в зоопарке, а на цветистых и извилистых лесных протоках.
Лебеди плыли в нашу сторону. Они скользили легко и свободно, и тихая вода морщинками струилась, расходясь в стороны от птиц.
Ближе, ближе… Лебеди всего уже в нескольких шагах от нашего укрытия; огромными белыми кувшинками разворачиваются плавно на застывшей глади. Тонкие, красиво изогнутые шеи вытягиваются и клонятся над водой, блестящие желтые клювы проходят по ней бороздками.
Птицы ищут и находят корм. Видно, что не первый раз прикармливает их здесь Боря.
Мы сидим безмолвно, любуясь пышным белоснежным оперением лебедей, их горделивыми плавными движениями.
Неожиданно птицы насторожились. Тревожно вытянув гибкие тонкие шеи, замерли на секунду и в одно мгновение стремительно и беззвучно исчезли в камышах.
— Почему они скрылись? — шепчет Павка.
Боря старательно, чтобы все мы заметили, трясет головой: «Молчи».
Послышался приглушенный расстоянием и нарастающий стремительно топот тяжелых ног, хруст ломающихся веток. И, промелькнув темным пятном в полосе низкорослых сосенок, на открытую круговину мохового болота вырвался огромный зверь.
Мы не сразу его распознали. По рассказам старших лоси представлялись нам тихими и безобидными животными, которые мирно гуляют по лесным полянам, спокойно заходят в пасущиеся по лугам крестьянские стада.
Но лось, вырвавшийся из бора на Большое болото, был страшен. Его вспененная на губах горбоносая морда под огромным венцом тяжелых рогов свирепо вытянулась вперед. Сильные, с широкими копытами ноги почти плашмя ложились по болоту. Топь вздрагивала, ходуном ходила вокруг него. Клочья вырванного мха, перемешиваясь с брызгами, летели из-под копыт лесного великана.
По сторонам, стараясь подброситься к мясистой шее сохатого, бешеным скоком неслись три волка.
Лось мчался в нашу сторону. Прижимаясь к деревьям, онемевшие от страха и любопытства, мы не могли оторвать глаз от лося и его преследователей.
Гибель сохатого казалась неизбежной. И тут произошло то, чего мы никак не ожидали.
Прыжок. Передний волк с разгона метнулся на шею лося, но сохатый резким ударом копыта оборвал прыжок хищника на лету, и волк, взвыв от боли и скаля клыки, кубарем покатился по болоту. В тот же момент два других хищника набросились на лося с разных сторон.
— Га! — вдруг громко выкрикнул Боря, и слышно было, как тенькнула тетива.
Я не знаю охотника, который любил стрелять белок из лука, но думаю, что на этот раз сын лесника не уступил бы ему.
