Хозяева джунглей. Рассказы о тиграх и слонах - Алазанцев М. (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

Среди приемов борьбы не было ничего не известного Кала-Нагу, старому умному Черному Змею, потому что в свое время он не раз противостоял нападению раненого тигра. Изогнув вверх свой мягкий хобот, чтобы спасти его от ран, он быстрым своеобразным движением головы, которое придумал сам, откидывал прыгающего зверя так, что тот боком взлетал на воздух; сбив же тигра с ног, он прижимал его к земле своими громадными коленями и не поднимался, пока вместе с последним порывом дыхания и воем зверя не покидала жизнь.

— Да, — сказал Большой Тумаи, погонщик Кала-Нага, сын Черного Тумаи, который возил его в Абиссинию, и внук Слонового Тумаи, видевшего, как Кала-Нага поймали, — да, Черный Змей ничего не боится, кроме меня. Три наших поколения кормили его и ухаживали за ним, и он увидит, как это будет делать четвертое.

— Он боится также меня, — сказал одетый в один набедренный лоскут Маленький Тумаи, выпрямляясь во весь свой рост.

Это был десятилетний старший сын Большого Тумаи, и, по местным обычаям, ему предстояло со временем занять место своего отца на шее Кала-Нага и взять в руки тяжелый железный анк [6], который стал совсем гладким от рук его отца, деда и прадеда. Он знал, о чем говорит, так как родился в тени, отбрасываемой громадным телом Кала-Нага; раньше, чем научился ходить, играл концом его хобота, а едва стал держаться на ногах, привык водить его на водопой. Кала-Наг не вздумал бы ослушаться пронзительных приказаний мальчика, как не подумал убить его в тот же день, когда Большой Тумаи принес коричневого крошку под клыки Черного Змея и приказал ему поклониться своему будущему господину.

— Да, — сказал Маленький Тумаи, — он боится меня.

— И мальчик важно подошел к Кала-Нагу, назвал его толстой старой свиньей и заставил одну за другой поднять ноги.

— Да, — сказал Маленький Тумаи, — ты большой слон. — И он покачал своей кудрявой головой, повторяя слова своего отца. — Правительство может платить за слонов, но они принадлежат нам, магутам [7]. Когда ты состаришься, Кала-Наг, какой-нибудь богатый раджа купит тебя у правительства за твой рост и хорошие манеры, и тогда у тебя не будет никакого дела; ты будешь только носить золотые серьги в ушах, золотой ховдах [8] на спине и вышитое золотом сукно на боках и ходить во главе шествий короля. Тогда, сидя на твоей шее, о, Кала-Наг, я стану управлять тобой серебряным анком и смотреть, как перед нами бегут люди с золотыми палками, крича: «Место королевскому слону!» Хорошо это будет, Кала-Наг, а все же не так хорошо, как охота в джунглях.

— Гм, — сказал Большой Тумаи, — ты мальчик дикий, как буйволенок. Это беганье по шрам не лучший род службы правительству. Я становлюсь стар и не люблю диких слонов. То ли дело кирпичные сараи для слонов, с отдельными стойлами, с большими столбами для привязей, то ли дело плоские широкие дороги, на которых можно обучать животных! Не люблю я передвижных лагерей. Вот бараки в Кавнапуре были мне по душе. Рядом помещался базар, и работа продолжалась всего три часа.

Маленький Тумаи помнил кавнапурские слоновые сараи и промолчал. Ему гораздо больше нравилась лагерная жизнь, и он прямо-таки ненавидел широкие плоские дороги, с ежедневным собиранием травы в фуражных местах и долгие часы, во время которых ему оставалось только наблюдать, как Ка-ла-Наг беспокойно двигается в своем стойле. Маленький Тумаи любил подниматься по узким тропинкам, доступным только для слона, углубляться в долины, смотреть, как на расстоянии многих миль от него пасутся дикие слоны, наблюдать, как испуганные свиньи и павлины разбегаются из-под ног Кала-Нага, находиться под ослепляющими теплыми дождями, во время которых дымятся все горы и долины, любоваться превосходными туманными утрами, когда никто из охотников не может сказать, где он остановится на ночь, осторожно гнать диких слонов, присутствовать при их безумном метании, видеть яркое пламя и слышать крики во время последнего ночного загона, когда слоны потоком вливаются в огороженное пространство, точно валуны, падающие вместе с лавиной, и, понимая, что им не удастся убежать, кидаются на тяжелые вколоченные столбы, и тотчас же отбегают назад, испуганные криками, пылающими факелами и залпами холостых выстрелов.

В подобных случаях даже маленький мальчик приносит пользу. Тумаи же был полезен втрое. Он поднимал свой факел, раскачивал им, кричал изо всех сил. Но по-настоящему он веселился, когда слонов начинали выгонять из ограды кеддаха [9] и людям приходилось переговариваться знаками, потому что их голосов не бывало слышно. Маленький Тумаи взбирался на верхушку одного из дрожащих от напора столбов ограды; его выгоревшие от солнца волосы развевались, падая на плечи, и в освещении факелов он имел необычайный вид. Едва наступало затишье, как становились слышны громкие крики одобрения, предназначавшиеся для Кала-Нага и заглушавшие крики, топот, треск рвущихся веревок, стоны связанных слонов. «Маил, маил, Кала-Наг!» [10] «Дант до!» [11] «Самало, самало!» [12] «Марс, мар!» [13] «Арре! Арре! Ай! Най! Киа-а-ах!» [14] — кричал он. Дравшиеся Кала-Наг и дикий слон раскачивались из стороны в сторону, пересекая кеддах, а старые ловцы вытирали пот, капавший им в глаза, находя время кивать Маленькому Тумаи, который от радости извивался на верхушке столба.

Но не только извивался. Раз Тумаи соскользнул вниз, шмыгнул между слонами и бросил упавший на землю свободный конец веревки загонщику, старавшемуся овладеть ногой непокорного слоненка (маленькие слоны всегда доставляют больше хлопот, чем взрослые). Мальчика заметил Кала-Наг, поймал его хоботом и передал Большому Тумаи, который тотчас же надавал сыну шлепков и посадил его обратно на столб.

Утром отец выбранил его и сказал:

— Разве для тебя недостаточно хороших кирпичных слоновых конюшен и палаток, что тебе еще нужно принимать участие в ловле слонов, маленький бездельник! Эти глупые охотники, получающие меньше меня, рассказали о случившемся Петерсену-саибу.

Маленький Тумаи испугался. Немногих белых людей знал он, но Петерсен казался ему самым важным из них. Он был главой всех загонов; именно он ловил слонов для правительства Индии и лучше всех остальных живых людей знал обычаи этих животных.

— А что же… что же случится теперь? — спросил Маленький Тумаи.

— Что случится? Да самое худшее! Ему, пожалуй, вздумается потребовать, чтобы ты стал охотником на слонов, спал бы в полных лихорадкой джунглях и, наконец, чтобы тебя до смерти истоптали слоны в кеддахе. Впрочем, может быть, эта глупость кончится благополучно: на будущей неделе ловля прекратится, и рас, жителей долин, пошлют в наши деревни. Мы будем расхаживать по гладким дорогам и забудем о ловле. Но слушай, сынок, меня сердит, что ты мешаешься в дело грязных ассамских жителей джунглей. Кала-Наг слушается только меня, а поэтому мне приходится вместе с ним входить в кеддах. Дрянной! Злой! Негодный сын мой! Поди вымой Кала-Нага, позаботься об его ушах; посмотри, чтобы в его ногах не было шипов, — не то, конечно, Петерсен-саиб поймает тебя и сделает охотником, заставит ходить по отпечаткам ног слонов, и ты, по его милости, станешь настоящим медведем джунглей. Фу! Стыдно! Пошел прочь!

Маленький Тумаи ушел, не сказав ни слова, но, осматривая ноги Кала-Нага, поведал ему обо всех своих огорчениях.

— Вот беда, — сказал Маленький Тумаи, переворачивая край огромного правого уха слона, — Петерсену-саибу сказали мое имя, и, может быть… может быть… может быть… Кто знает? Ай! Вот какой большой шип я вытащил из твоего уха…