Птица-пересмешник - Даррелл Джеральд (читать книги без .TXT) 📗
Он сделал паузу, снял свои фантастические очки и тщательно протер их. Оставшись без линз, его глаза уменьшились до размера кротовых, но как только очки заняли свое место, глаза восстановили свой прежний размер.
– Так вот почему, мистер Флокс, мы вынуждены были построить это жилище для нашей Стеллы,— сказал он, помахав своей пухлой рукой.— Давайте не будем называть это клеткой — ведь клетка непременно ассоциируется с неволей. Стелла предпочитает, чтобы мы называли ее жилище будуаром.
– Понятно,— тяжело выговорил Питер, стараясь не смотреть в глаза Одри.
– Последняя из своего рода,— сказал Феллугона,— последняя из своего рода… Когда она уйдет,— Феллугоне не хотелось говорить «умрет»,— весь ботанический мир станет беднее… Потеря будет неизмерима…
– Да, да,— сказал Питер.— Почитаю – за большую честь, доктор Феллугона, что мне разрешили повидать Стеллу. Это для меня действительно огромная честь.
– Как мило с вашей стороны, как мило,— сияя, сказал Феллугона.— Я уверен, что вы своим приходом доставили массу радости Стелле. Понимаете ли вы, дорогой мистер Флокс, как важны для нашей Стеллы встречи с новыми людьми? Боюсь, ей уже порядком поднадоели постоянные посетители, одни и те же лица. Приходите снова! Это ваш долг, ей-богу!
Не переставая рассказывать, сколь важное терапевтическое значение для здоровья и благополучия Стеллы имеют встречи с новыми людьми, доктор Феллугона проводил Питера и Одри до машины. Встав на цыпочки, он помахал им рукой, а его фантастические очки еще ярче заблестели на солнце. Как только машина отъехала, Питер развалился в кресле и закрыл глаза.
– Я сдаюсь,— проговорил он.— После того как я побывал у Стеллы в будуаре, меня уже ничем не удивишь.
Одри захихикала.
– Я так и думала, что тебе понравится. Но, помимо интереса, который вызывает Стелла, сам по себе Феллугона — один из самых симпатичных здешних обитателей.
– Теряюсь в догадках: как же тебе удалось собрать коллекцию столь милых чудаков? — спросил Питер.
– Это не я. Это Зенкали притягивает к себе таких. Должно быть, всем, кто не от мира сего, не сидится на месте, вот они и шатаются по свету, ища, кому они нужны такими, как есть, и собираются здесь, на Зенкали, где каждый сходит с ума по-своему. Возьмем хоть губернатора — бедняга столько скитался, ища уютного уголка, пока кому-то не пришла в голову счастливая мысль направить
его сюда.
– О таком губернаторе зенкалийцы могут только мечтать.
– И я про то же. Зенкалийцы без ума от него, вот он и носится по всему острову, словно ополоумевший мотылек: там выставку овощей откроет, там ребенка по головке погладит… Это только для нас с тобой он — тихий помешанный, а в глазах зенкалийцев-то он — великий человек! Они все слушают его речи с почтением.
– Как, он еще и речи произносит?!
– Да, и не по одному десятку в год. Сами зенкалийцы вдохновляют его на это. Ганнибал называет его словоизлияния «вербальными айсбергами», потому что лишь десятая часть того, что исторгается из его уст, имеет хоть какой-то смысл. Но зенкалийцы мнят своего губернатора лучшим после Шекспира мастером слова.
Машина катила к жилищу Питера по дороге, бежавшей вдоль побережья. Солнце уже зашло за горизонт, окрасив небо в зеленые, алые и желтые, словно абрикос, тона; ветер дарил столь приятную после дневной жары прохладу. Навстречу то и дело попадались женщины: одни шли с корзинами свежевыстиранного белья на голове, другие возвращались с полей, неся под мышкой мотыги, а на голове — корзины с овощами и фруктами.
– Заскочишь ко мне с дороги? Выпьем немножко,— пригласил Питер, когда машина остановилась возле бунгало.
– Только очень ненадолго,— сказала Одри.— Я просто обязана поскорей вернуться домой и проследить, чтобы папочка плотно поужинал.
Усталые путники вошли в залитую светом гостиную, и тут же им навстречу вышел одетый в белое и с широкой
белозубой улыбкой Эймос. В руке у него была трость, используемая на Зенкали в качестве сумки письмоносца.
– Добрый вечер, сэ', добрый вечер, мисс Одли,— сказал он.— На имя масса поступила грамота от масса Ганнибал, сэ'.
– Спасибо,— сказал Питер, принимая послание из рук Эймоса.— Пожалуйста, Эймос, подай нам напитки.
– Да, сэ',— сказал Эймос и исчез.
Питер развернул письмо и прочитал:
«Питер, я должен сообщить Вам пренеприятную новость. Идея строительства аэродрома прошла на голосовании, но, по-моему, точку ставить рано. Просьба прибыть ко мне завтра в восемь на военный совет. Дел много.
Т.».
– Сволочи! — завопила Одри, и из глаз ее хлынули слезы.— Ну просто сволочи! Все как один!
– Да погоди ты! Может, все еще не так страшно, как вы с Ганнибалом думаете,— сказал Питер, безуспешно пытаясь сдержать эмоции.
Одри залпом осушила стакан и поставила его на стол.
– Будет еще хуже, чем мы думаем,— сказала она.— Ну, мне пора. Пока.— Одри выпорхнула из бунгало, и прежде чем Питер выскочил, чтобы проводить ее, прыгнула в машину и была такова.
Глава четвертая
Весь следующий день, как и последующие две недели, Питер провел в неустанных трудах и заботах: он носился между Королевским дворцом, домом Ганнибала и Домом правительства, наблюдая за подготовкой церемонии подписания договора между правительством Зенкали и правительством Великобритании.
Да, да, того самого договора, который грозил превращением забытого Богом и цивилизацией острова в стратегически важный военный объект. Дело существенно усложнялось тем, что Кинги настаивал на максимально возможной помпе и пышности церемонии. Еще бы: ему так редко приходилось надевать свою ладно скроенную униформу, зачем же упускать такой шанс?! Правительство Великобритании присылало по такому случаю из Сингапура батальон пехоты, флотский оркестр и трех весьма странных военачальников — представителей всех видов вооруженных сил: бригадира как представителя сухопутных войск, престарелого адмирала и совершенно погрязшего в старческом маразме командующего военно-воздушными силами. К изумлению Питера, представителем королевы Англии был выбран не кто иной, как его родной дядюшка сэр Осберт. С ним должен был приехать лорд Хаммер — представитель всемирно известной строительной фирмы «Хаммерстайн-энд-Гэллоп», которой и было вверено строительство плотины, аэродрома и военного порта, казавшееся теперь почти свершившимся фактом. В итоге в общем-то рядовая церемония обрастала таким количеством протокольных деталей, что разработка ее отнимала массу времени к сил. Был еще один человек, формально отвечавший за подготовку,— адъютант губернатора Диггри Финн, стройный молодой человек с песчаного цвета волосами и вечно красными глазами, жутким заиканием и абсолютно дырявой головой. К тому же он имел склонность впадать в истерику при первых же признаках каких-либо осложнений, и было ясно, что толку от такого помощника ни на грош. Все перекладывалось на крепкие плечи Питера.
В общем, две недели Питер работал как вол, но, слава Богу, в конце этого срока все было в ажуре. Были подготовлены спальни для размещения гостей; приведены в порядок дорожки для церемониальных маршей; губернатор написал великое множество речей и усердно тренировался перед зеркалом; знамена и флажки выстирали, а флагштоки отчистили от ржавчины; зенкалийский оркестр репетировал так, что вокруг дохли мухи, а у прохожих начинали болеть здоровые зубы. Правда, не обошлось без происшествий. Проверяя пушки, из которых предполагалось дать салют в честь высоких гостей, королевские гвардейцы по ошибке зарядили их боевыми снарядами и, к величайшему неудовольствию его величества, пробили в стене дворца огромную брешь. Весь Зенкали был на грани истерии; даже такая тварь, как кобра, и та не вынесла всеобщей суматохи. Решив покончить* с собой, она заползла в единственный в городе генератор и замкнула его. В результате весь остров мгновенно погрузился во тьму. Свет, конечно, дали, но до этого целые сутки искали механика, который осмелился бы извлечь из генератора мертвую диверсантку. Хуже всего было то, что из-за отсутствия электричества потекли холодильники: растаяли все запасы мороженого, протухли все приготовленные для торжественных обедов скоропортящиеся продукты. Радовался этому один капитан Паппас — ему предоставилась возможность лишний раз сгонять в Джакарту за новыми припасами. Был и такой случай: пастух затемно гнал стадо коров, стремясь к рассвету поспеть с ними на базар в Дзамандзар, когда город внезапно погрузился во мрак. Обезумевшие от страха животные, обратившись в бегство, снесли и втоптали в грязь один из великолепных шатров, сооруженных для приема высоких гостей, к тому же — вследствие нервного потрясения — изрядно удобрив его своими лепешками. Понадобился напряженный пятидневный труд двадцати пяти дюжих прачек-мужчин, чтобы шатер снова стал соответствовать всем требованиям гигиены и засверкал, как прежде. Когда же наконец за заботами забрезжил отдых, Питер почувствовал острую необходимость отвлечься и позвонил Одри.
