Восточный кордон - Пальман Вячеслав Иванович (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Прошло не более минуты, а за спиной её уже выглянула смущённая мордочка, медвежонок пробрался к маминой голове, потыкался носом, лизнул, обнял лапой — и сердце её оттаяло. Она посторонилась, медвежонок вынырнул сбоку и стал бегать по кустам. Увидев, чем занимаются братцы, тоже принялся катать уже катанные камни, осерчал, что нет добычи, и воровато подобрался к старшему в надежде полакомиться чужим добром. И тут заработал вторую, уже далеко не родственную оплеуху. Вой его достиг другого берега. Видно, всерьёз. Медведица встала и коротко проревела что-то вроде: «Нельзя же так маленького!»
Потом все четверо ушли в лес. Темнело. Наступало время серьёзной охоты.
По реке тянуло холодом. Саша опустил бинокль и слез со скалы. Он замёрз, крутой подъем к домикам прошёл рысцой и, только когда увидел красный глазок костра и две склонённые над огнём фигуры, пошёл редким шагом, чтобы перевести дух. От костра хорошо попахивало. Конечно, горячий чай. И лепёшки, которые мастерски умеет печь Александр Сергеевич.
— Ты мне не сглазь животину, — сказал Сергеич, подвигаясь у костра, чтобы дать место Саше. — У папаши твоего вон какой чёрный глаз, того я только из-за глазу не пущу до медведей, но и ты, само собой, опасный, потому как ветка от одного дерева. Так что, если моя медведка заболеет или на пулю нарвётся — виноватый будешь, Сашка. А сейчас бери кружку и ешь мою горячую кулинарию.
— Там у него зоопарк! — возбуждённо сказал Саша. — Не медведи, а красавцы! Маленький — точь-в-точь как тот, на тропе. Ты рассказал Сергеичу? Вот мы встретили, а?
— Жди… Он же молчун от природы, твой папаня. С причудами. Нет, чтобы старому приятелю окорочек притащить: на, мол, земляк, побалуйся медвежатиной, так он и мне ещё, само собой, грозит за возможное браконьерство. Значит, как же это по-твоему: живи среди дикого зверья и не моги?
— Не моги, — спокойно ответил Егор Иванович.
— А другие охальничают. — Он сделался серьёзным и, поймав на себе пытливый, требующий взгляд лесника, продолжал: — Слышу по ночам, как постреливают. Звук-то далеко идёт. И все там, от юга.
— Здесь никто не появлялся?
— Они обходят приют, побаиваются. Пастухи толковали, отбил ты у них поживу, разозлил.
— Пришлось, — скупо признался Молчанов. — Они за мной уже охотятся. Как видишь, неудачно. Но собаку покалечили.
— Вот пакостники! Туристы сказывали, им на Кардываче встретились одни, мясцо продавали, само собой, по дешёвке.
— Кто такие, не признали?
— Люди с того края. — Он махнул к морю.
— Одна шайка, — заметил Егор Иванович. — Но как они сюда пробираются, не знаю. Без проводника пройти нельзя, сам знаешь, какая глушь в верховьях.
— Наводчик у них есть, само собой. Ты за своими камышанцами, за суседями последи. Не из них ли кто подрядился и проводит кратким путём…
Они оба задумались.
Нелёгкий труд приняли на свои плечи работники заповедника, когда решили возродить на Кавказе былые стада диких животных. В годы войны да и сразу после войны здесь охотились все, кто мог стрелять или имел оружие. Сперва по нужде, а потом уже и по привычке, брали в горах кого придётся, на даровой заработок зарились. Почти выбили благородного оленя, уничтожили завезённых до войны зубров, ополовинили стада туров и серн, почти совсем порешили кабанов, а медведя постреляли — несчётно. К тому времени развелось по лесам видимо-невидимо волков, рыси, а это тоже охотники заядлые, не столько съедят, сколько разорвут для своего удовольствия. За десяток неблагоприятных лет поредело в лесах, затихла тайная жизнь, уцелевший зверь подался в самые неприступные дебри. И Кавказ как-то притих, затаился в ожидании лучших времён.
Тогда-то и поднялись на защиту природы все, кто любит горы и жизнь. Пошли в лесники, наблюдателями, начали серьёзную войну с браконьерами, с волками, рысями. Понемногу, не без потерь со своей стороны, очистили лесные районы на северных склонах, потом пошли к перевалам. Здесь война оказалась сложней. По южным отрогам приходили в заповедник наглые люди, сбивались в шайки, били туров, серн и медведя, а скрывались у своих земляков, пасущих скот на границах заповедника. Они делали оттуда набеги на территорию самого глубокого резервата и сбывали мясо по ресторанчикам в курортных местах.
Старания хороших людей не прошли бесследно. Год от года приумножалось в горах зверьё. Уже ходили по скалистому нагорью многотысячные стада туров и косуль, снова развелось порядочно оленя, привезли издалека зубров, они прижились, расплодились. Кабаны появились в лесах, и вот только медведей становилось все меньше и меньше. Доверчивый, любопытный зверь этот иной раз сам шёл на смертельный выстрел, и часто звучал в горах басовитый крик умирающего шатуна.
Все это знал Александр Сергеевич, бывший лесник. На себе самом испытал Егор Иванович трудности егерской службы, но отступать не думал, только злей становился с нарушителями закона, хотя и грозили ему уже не раз. Все время приходилось быть начеку.
Затяжное молчание оборвал Саша:
— А те, что проходили стороной, не от Кабука шли?
— Пожалуй, с той стороны.
— Когда это было, Сергеич? Вспомните, пожалуйста. Это очень важно.
— Сейчас посчитаю. Сегодня у нас, само собой, четырнадцатое. Ну, так восьмого это было.
Саша соображал. Шесть суток. Пять дней назад браконьеры стреляли в Самура, а потом ушли. Все правильно. Сроки совпадают. Те самые.
— Их трое? — спросил он.
— Проводник, который их заметил, говорил, будто двое. С одним ружьём.
— У второго рука перевязана, — сказал Егор Иванович.
— Точно, на повязке. А ты откуда знаешь?
— Это тот, что стрелял в меня, а я ответил. Руку ему посек. И винтовку забрал, вот почему у них одно ружьё. Только их тогда было трое.
— Один остался на нашей стороне, — быстро сказал Саша. — Земляк. Наводчик.
Егор Иванович вздохнул. Спешит Александр с выводами. Известно, на кого думает. Но это ещё доказать надо. Он сказал:
— Завтра увижусь с Борисом Васильевичем, расскажу ему про маршрут, а сам подамся к югу. Надо с ними кончать.
— Один пойдёшь? — Сергеич насторожился.
— Должны подойти хлопцы из Южного отдела. Со своим старшим, Тарковым. Все вместе пойдём, сила на силу. Разгромим ихнее логово с первого захода. Одиночек выслеживать — полдела делать.
— Само собой. Слушай, Егор, что я тебя попрошу: достань мне винтовочку! Пройдусь я с вами, тряхну стариной, а? Все равно туристов у меня, как видишь, нету, а придут какие, так сами распорядятся. Верно?
— Винтовочку можно. Та, трофейная, запрятана пока у меня. Только ведь опасно, Сергеич, сам знаешь. Стрельба может случиться.
— Ты-то идёшь?
— Служба.
— Ай, Егор, не греши словами. Службу с оглядкой служат, не сколько можно, а сколько охоты найдётся. А ты тянешь, само собой, на всю катушку, с полной отдачей. Не служба это — жизня наша.
Ох как хотелось и Саше предложить свою помощь отцу, отправиться на нелёгкую и опасную облаву, быть верным помощником и надёжным защитником! Но он знал, что отец откажет.
Он промолчал. И снова вспомнил в эту минуту о Самуре, который очень бы пригодился на облаве, вспомнил и о Михаиле Цибе и ещё раз подумал: он и есть тот самый третий, что остался на месте. Вот он какой! Приходил к лесной избушке, чтобы убить отца. А как же! Ведь бросился же на него Самур, угадал своего обидчика. И след резинового сапога с ёлочкой — чей же ещё, как не Цибы? Ну, а если это так, Михаил Циба становится его личным врагом, и Саша не упустит возможности, чтобы разоблачить пасечника. Быстротечные мысли взбудоражили его, он отставил кружку с чаем и мял в руке лепёшку Сергеича. И ещё одна отчётливая, грустная мысль поразила Сашу: Циба уничтожит Самура. Он найдёт способ убить овчара и оправдается как-нибудь перед отцом.
Сашины глаза увлажнились. Как он мог согласиться!..
— Ты чего, хлопец? — заботливо спросил Сергеич, заглядывая Саше в лицо.
— Так, — сказал он и отвернулся.