Альфа + Ромео (Повести и рассказы) - Раннап Яан Яанович (полные книги TXT) 📗
Смысл последнего заявления Каура мы с Кийлике не поняли.
Я сказал:
— Слышь, Каур, не пудри нам мозги. В данном случае не имеет никакого значения — мягкий снежок или крепкий. Это существенно, когда кидаешь снежком в кого-нибудь, да и то лишь в случае, если попадешь.
Но Каур остался верен себе:
— Лучше сам пошевели мозгами. Плотность снежка важна и для таяния. Мягкому снежку теплота не так страшна. — И он посоветовал нам вспомнить ту страницу учебника естествознания, на которой картинка с дымящейся печной трубой и дано пояснение, что мягкие, пушистые материалы, как, например, мех, вата или шерсть, особенно плохо проводят тепло.
Я никак не мог вспомнить эту картинку с дымящейся печной трубой и пояснение к ней, а Кийлике, у которого в первой четверти оценка по естествознанию была на балл ниже моей, и подавно.
— Знаешь, Каур, — сказал Кийлике, — что касается меха, шерсти и ваты, то насчет них из-за отсутствия материалов вопрос останется открытым. Но поскольку снега у нас достаточно, проверим твои слова на опыте. — И он внес предложение слепить один из снежков Каура покрепче, положить рядом с мягким снежком и тогда убедиться, какой быстрее растает.
Но когда Тимохвкин слепил один из снежков покрепче, а Кийлике принялся пристраивать этот снежок вместе с несжатым на край доски, чтобы всем было видно, как они будут таять, у меня возникла мысль, что это все же не самое лучшее место. Ведь если кого-нибудь вызовут к доске решать задачку, он при этом загородит снежки, что нежелательно при проведении опыта.
Поэтому я и внес предложение поместить как крепкий, так и мягкий снежок на абажур висящей над столом электрической лампы, тогда наверняка всеобщий обзор будет обеспечен.
Теперь я и рассказал честно, как все было. И что снег повалил, и что учительнице эстонского языка товарищ Корп посоветовала вести снежный бой во время перемены, и что Каур пришел в класс со снежками, а это-то и вызвало спор, и что было решено проверить на опыте, соответствует ли скорость таяния рыхлого снежка пояснению в учебнике о пушистых материалах.
«Никогда не оставляйте ни один вопрос без поисков ответа на него!» — говорит преподаватель естествознания товарищ Пюкк. Этим я и руководствовался, когда клал крепкий и мягкий снежки на абажур. А что вместе с учительницей математики к нам на урок придет еще и товарищ инспектор из Министерства просвещения и что он включит свет, этого никто не мог предвидеть.
«Экономьте электроэнергию!» — пишут в газетах и говорят по радио и телевидению. И это правильно. Если бы товарищ инспектор среди бела дня не включил электричество, мягкий снежок не стал бы так быстро таять и не упал бы на голову товарища инспектора, а крепкий снежок на учительницу математики товарищ Кинк.
Используйте свои перемены, сказала учительница эстонского языка товарищ Корп, и мы использовали. Исследуйте тайны природы, говорит учитель, товарищ Пюкк, мы и исследовали. У нас и в мыслях не было позорить доброе имя школы.
ШКОЛЬНЫЕ ИСТОРИИ
МЕЧТАТЕЛИ
Тыну Сааре и Эрни Лудри приглядывали за колхозным стадом. Исполнять такие обязанности для них труда не составляло: пастбище обнесено проволочной оградой и нечего опасаться, что скотина разбежится.
Поэтому они лежали возле канавы, подложив старый пиджак Тыну под голову, и обсуждали мировые проблемы.
— Скажи, Эрни, у тебя тоже так бывает, что вдруг начинаешь представлять себя кем-нибудь другим? — спросил Тыну Сааре. — Не тогда, когда вырастешь и станешь совсем взрослым, а теперь, сейчас. У меня бывает. Вечером, на сеновале, перед тем как уснуть, и иногда даже днем тоже. Я и не хочу думать, но это само на меня находит. Теперь я уже целую неделю представляю себя председателем колхоза.
Сказав так, Тыну приподнялся на локтях. Он хотел получше увидеть, как отреагирует Лудри на его слова. Уж не засмеется ли он вдруг?
Похоже было, что смеяться Эрни не собирается.
— Ты не думай, что я представляю себя председателем нашего колхоза, — продолжал Тыну. — Нет. Я представляю себя председателем такого колхоза, где все уже в образцовом порядке. Вокруг скотофермы все заасфальтировано, в коровниках всякие там автоматы и... — Тыну перевел дух. Он не мог так сразу сказать, какие еще агрегаты должны быть в коровниках.
— А я представлял, что у меня необыкновенный голос и я певец, — сказал Эрни. — Знаешь, как в этом фильме... как же он назывался?.. И еще я представлял себя спринтером. Самым быстрым в мире... который побеждает на Олимпийских играх.
Сообщение Эрни оказалось для Тыну большим сюрпризом. Его круглое, усыпанное веснушками лицо подозрительно вытянулось.
— Ну а в последнее время, кем ты представлял себя в последнее время? — хотел он знать поточнее.
— В последнее время представлял себя обоими. Сперва бью мировой рекорд, и тут же обнаруживается талант певца.
Лицо Тыну теперь совсем вытянулось. Необходимо было возразить, он не мог иначе.
— Так не бывает. Это невозможно. Самый быстрый бегун в мире, да еще с необыкновенным голосом. Никто не может быть и тем и другим сразу.
— Я так себе представлял. — Эрни спокойно вертел пальцами травинку. — Представлял, что я смогу.
Откуда-то налетел ветерок, потрепал головки растущих у канавы мать-и-мачехи и сорвал пригоршню пушинок. Над водой стрекотала стрекоза. Однорогая Чернушка мычала далеко за кустами, позвякивала боталом, которые скотницы шутки ради привязали ей на шею. У ветра, стрекозы, сердитой Чернушки — у всех свои дела.
— Так, как ты, я представлять не хочу, — сказал Тыну Сааре. — Так можно начать представлять себя бог знает кем, королем или... маршалом авиации. Я так представлять не хочу. Я больше думаю о будничных вещах. О том, как продвинуть в колхозе строительство... и землеустройство, и... Теперь я больше всего думал, как у меня дела в коровнике.
Эрни заложил руки за голову. Он немного посапывал. Тыну воспринял это как знак внимания.
— В коровнике, знаешь, у меня, как бы там ни было, такое дело, что... сплошь механизация и автоматика. И еще я думал о том, как доярки после дойки одежду рабочую убирают в специальный шкаф для проветривания, а сами под горячий душ. Или кто хочет... в ванну. Там же, при коровнике. Ванна такая... со всех сторон заделана белым кафелем. И пол ванной тоже кафельный. И если приезжают гости, ну там делегация или кто... обмениваться этим... опытом, то все удивляются. Все говорят, что действительно культурно, действительно необходимо. Но как этого добились? Мол, в проектах ведь такое не предусмотрено. Тогда я говорю, как бы между прочим, что проекты ведь людьми созданы, люди могут их изменить, если сочтут необходимым...
Щеки Тыну раскраснелись. Очевидно, очень приятно быть председателем, который не боится перестроить коровник, хотя проект и был утвержден начальством где-то в городе.
— Я больше всего люблю думать о том, как я в этом... в Риме устанавливаю мировой рекорд на стометровке, — сказал Лудри. — До сих пор рекорд улучшали всегда лишь на одну десятую. А я пробегу сразу за девять секунд ровно!
Тыну Сааре кровь бросилась в лицо.
— Но это же невозможно! Так сильно вдруг улучшить мировой рекорд не может никто!
Но парнишка Лудри оставался спокоен.
— А я представлял, что я смогу. Если уж у меня необыкновенный талант, почему же мне не смочь?
После этого друзья долго молчали. В душу Тыну Сааре закралась досада. И все из-за этого Лудри с его дурацкими фантазиями. Не может думать и строить планы, как нормальный человек. Вечно он хочет быть лучше других. А ведь такой хороший день, скотина так спокойно пощипывает травку. Солнце так ласково светит... Тыну попытался не думать о словах Лудри. Он представлял себя председателем колхоза, который ввел у себя премирование полеводов. Чтобы и они работали, как те, кто трудится на ферме, чтобы работали с радостью... Затем он стал думать о клубе, в котором большой зал и всевозможные другие помещения. Настоящий Дворец культуры! А потом еще о том, что в его колхозе ни одна косилка, культиватор или конные грабли не будут стоять под открытым небом.