Колбат - Емельянова Нина Александровна (читаем книги TXT) 📗
15
Тяжело для окрестных колхозников началось лето. Вода, хотя и отступила через три дня, все же оставила на полях заливные мелкие озерки, занесла песком и илом огороды, и даже в городе на Базарной площади долго оставались перемоины, в которых стояла густая иловатая грязь. Огороды пришлось спешно перекопать и засадить наново. Уцелели лишь посевы на отлогих склонах сопок.
Паром пошел только через неделю, и дед с Васей надолго ушли из города: работали на огороде, мазали заново уцелевшую фанзу, побелили ее снаружи и внутри. Однажды Вася пришел к нам и принес нарисованные им картинки. Тут были и спасательные катеры на Суйфуне, разлившемся до голубых далеких сопок, и Колбат, передающий донесение Лены, и даже фанза деда, окруженная водой. У крыльца причалена лодка, дед стоит на ступеньках, всплескивая руками от удивления перед огромной шириной воды, а с крыши смотрят на деда, опустив вниз головки, три озабоченные курицы с пышными хохолками. Вечером Лена показала картинки Васи отцу. Он только что вернулся после пятидневного выхода на полевые ученья, загорел и как будто похудел. Лена подсела к нему и спросила:
– У тебя почему глаза немного красные? Ты, наверно, устал?
– Я-то не устал, а глаза немного устали… Зато ученья прошли толково.
– Ты теперь долго не уедешь?
– Нет, Ленушка, через два дня опять пойдем. – И, заметив, что Лена огорчена, прибавил: – Мы все учимся, Ленуша, чтобы, если будет настоящая проверка, все у нас было крепко, четко и ладно. Ну-ка, покажи картинки…
Они стали рассматривать картинки, посмеиваясь легкому их юмору и удивляясь хорошему глазу Васи.
– Настоящий глаз художника! – сказал Андрей. – Посмотри, как Колбат бежит с донесением, – это же друг бежит, который не выдаст, поможет в трудную минуту.
Лена взглянула и вдруг покраснела.
– Ты что? – спросил отец.
– А ты не будешь смеяться?
– Наверно, не буду.
Лена побежала в столовую, порылась в ящике своего стола и вернулась с какой-то бумажкой.
– Вот, – сказала она, – это не мое, это от Колбата. Только я когда писала, мы с Васей смеялись, а теперь мне очень жалко Колбата, и я не знаю, как быть. – И она снова нахмурилась.
– Ты, Ленуша, не печалься, – сказал отец, – давай-ка вместе посмотрим.
На бумажке было написано:
«Начальнику штаба N-ского стрелкового полка.
Я, военный пес службы связи – забайкальская лайка Колбат, в прошлом году был уволен из Красной Армии за непослушание и невыполнение команд. Теперь я исправился и прошу снова принять меня на службу в Красную Армию в прежний мой полк к собаководу Савельеву.
Колбат».
– Ну что же, – сказал отец, – замечательное заявление и как раз попало по адресу. Можно наложить резолюцию?
– Ой, нет, погоди! Я еще немножко подумаю. Ведь тогда Колбата надо отдать насовсем и его возьмут в собачий городок, а как же мы без Колбата? И что я наделала! – Голос у Лены был совсем печальный.
– Лена, – сказал отец, – давай-ка поговорим серьезно. Вон и Колбат явился.
Лена уселась на стул, и к ней сейчас же подошел Колбат и положил морду ей на колени.
– Почему ты решила вернуть Колбата в полк?
– Потому что он лучше всех связных собак, и Савельев это говорит всегда. И ты говорил раньше, что не стоит для своего удовольствия портить хорошую собаку. И раз уж Колбат исправился и стал такой послушный, пусть работает с вами. Все равно ему просто бегать нельзя, так мама говорит, а если он будет с Савельевым ходить на ученья, то он не очень будет скучать о нас. Когда я писала, я думала, что все очень хорошо выходит, а сейчас мне так стало его жалко… – И Лена, по своему обыкновению, нахмурилась и замолчала. Так с ней всегда бывает, когда она боится заплакать.
– Чудачок ты мой! – сказал отец. – Ну, если жалко, то и не отдавай. Ты имеешь полное право не отдавать Колбата. Вы с мамой спасли ему лапу, вернули доверие к людям, и если бы не вы, Колбата отдали бы из полка и он, конечно, не стал бы снова связной собакой. Чего же ты повесила головушку? Погляди-ка на меня веселее.
Лена покачала головой:
– Я не могу повеселее, потому что мне жаль и Колбата и тебя. И даже почему-то стыдно. Ты уходишь на всякие ученья, и тебе трудно. А если бы с тобой был Колбат, ты бы его послал куда тебе надо и сам не ходил бы и не уставал. И, значит, нечего жалеть мне Колбата.
– Ну, Лена, если только из-за этого, я тебе скажу, что у начальника штаба дела много, я не хожу всюду сам – у меня помощники есть, так что при мне Колбату быть не придется.
– Ну, а все-таки Колбат может вам всем помогать на ученьях?
– Тут и говорить не о чем, Лена! Не только на ученьях – Колбат поможет и в бою. Но подумай еще хорошенько, как все будет, если отдашь Колбата. Сначала он будет жить у нас и тренировать его будет Савельев с Гусельниковым – хороший есть такой парень, из молодых. Но когда он хорошо сработается с ними, его придется перевести в собачий городок. Тогда он уже правда уйдет от нас. Так что подумай: не лучше ли не затевать всего дела?
– Папа, – сказала Лена, – ты уж прими заявление Колбата, пожалуйста.
Начальник штаба N-ского стрелкового полка вынул из полевой сумки красный с синим карандаш и написал на уголке заявления: «Начальнику связи. Пес Колбат, рождения 193… года, прибывший из запаса, зачисляется на службу в полк с последующим возвращением после окончательной выслуги по месту жительства к своим хозяевам».
16
…Однажды днем сигналист вышел на площадь перед штабом полка и, приложив к губам сигнальный рожок, заиграл «тревогу».
Еще многие, наверно, представляют себе, что, когда в городке тревога, поднимается страшная суматоха: все бегут, спешат и волнуются.
И как раз нет! У нас никто не волнуется зря. Даже если посмотреть со стороны на сборы Андрея, кажется, что он делает все как будто медленно, так что хочется поторопить его. На самом же деле время у него так точно рассчитано, что он никогда не опаздывает. Затянет ремень поверх шинели, попрощается с нами, скажет: «Друзья, отдайте посыльному чемоданчик» – и пойдет в штаб. Ему самому иногда бывает неизвестно, тревога ли это только, чтобы собрать полк и через час он будет уже дома, или придется по тревоге идти всем полком в поле, провести там занятия, а день или два они продолжатся – неизвестно. Это уж в штабе дивизии знают: они поднимали тревогу, они и знают!
Но может быть и так, что и в штабе дивизии не будут знать, на сколько дней или месяцев выходит полк, потому что тревога может быть настоящей, боевой.
Вот по каждой тревоге наши командиры и красноармейцы и готовы одинаково выйти на два часа или, может случиться, на несколько месяцев…
В этот раз наш полк собрали по тревоге и проверили, все ли в порядке. Затем все были отпущены по своим местам для быстрых и окончательных сборов. Через три часа полк должен был выйти на вокзал и погрузиться в вагоны. Значит, тревога была боевая…
Итак, наши уходят в большой и настоящий поход, и нам с Леной надо их провожать. Лена еще маленькая – ей все равно с ними нельзя, от нее и пользы мало будет. А я многое умею и могу быть полезной, и мне так хочется идти с ними! Но сразу я уехать не могу.
Андрей забежал домой на минуту, вынул из полевой сумки одну карту и заменил ее другой, потом сказал: «Отдайте посыльному мой чемоданчик и положите туда резиновую надувную подушку». Потом взял трубку телефона и попросил штаб.
– Говорит начальник штаба. Пришлите ездового за вещами ко мне на квартиру.
Положил трубку и обернулся ко мне:
– Ну, вот мы и поехали! Живите с Леной спокойно, работайте. Жаль, что Колбата не оставляю вам.
Тут подбежала Лена.
– Мама, – закричала она, – идем скорее провожать! На площади уже собираются. Сейчас собак провели. И сам Савельев ведет Колбата. А Колбат то на меня смотрит, то на Савельева. Идем скорей!
– И правда идите, – сказал Андрей, – нам веселее будет уходить. А то на вокзале не успеешь побыть с вами. Ну до свиданья, товарищи! Вот так! – И он крепко обнял нас обеих вместе и притянул к себе: так он всегда с нами прощался.
