Лесной бродяга - Ферри Габриэль (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Ужаснувшись тому, что сотворил, не потому, впрочем, что это было убийство, а потому, что он лишил себя такого громадного самородка, который один представлял собой целое крупное состояние, Бараха бросил в бездну взгляд, полный отчаяния, но было уже поздно: бездна поглотила и человека, и его сокровище, поглотила бесследно и навсегда.
Впервые в жизни Бараха пожалел о том, что остался одинок. Лишившись своего товарища, он принужден был окончательно отказаться от надежды вступить, с некоторым вероятием на успех, в борьбу с настоящими обладателями сокровищ Золотой долины.
Разбойник хотел было выждать их ухода, но, во-первых, ничто не предвещало их ухода в более или менее близком будущем, а во-вторых, непреодолимая жажда богатства до такой степени овладела всем его существом, что он положительно был не в силах больше ждать и решил немедля предпринять что-нибудь.
Бешеная злоба на трех охотников примешивалась теперь в его душе к сознанию своего полнейшего бессилия и беспомощности, — и чувство злобной зависти к ним возросло до чудовищных размеров.
Он готов был даже поступиться своей алчностью и сообщить тайну товарищам, лишь бы выбить из засады тех, которые осмелились так нагло объявить себя единственными хозяевами всех сокровищ Вальдорадо. С этой целью бандит решил вернуться в лагерь и там просить подкрепления; впрочем, он намеревался сообщить о своем открытии всего пяти или шести человекам из числа мексиканцев, искателей приключений, и затем дезертировать вместе с ними, предоставив остальным разделываться с индейцами, как им угодно.
Однако расчетливый бандит упустил при этом из виду два серьезных препятствия, которые должны были помешать осуществлению его мудрого плана: исчезновение самого мексиканского лагеря и присутствие Педро Диаса, смерть которого он уже успел оплакать, но который, как мы видели, тоже поехал в лагерь.
Было уже довольно поздно, когда Бараха решился наконец временно покинуть окрестность Золотой долины. Он задумчиво ехал теперь по той же дороге, по которой ехал и утром вместе с доном Эстебаном, Ороче и Диасом, нимало не подозревая, что последний следовал за ним в некотором расстоянии.
Стоит ли говорить, что ему удалось без труда спуститься незамеченным в долину, следуя изгибу Туманных гор. Это случилось как раз одновременно с поражением мексиканцев.
Уже наступила ночь, когда Бараха, на расстоянии приблизительно мили от лагеря, услышал первые выстрелы начавшейся перестрелки. Он стал тревожно прислушиваться к этим звукам, — и холодный пот невольно выступил у него на лбу. Вскоре перестрелка усилилась.
В полной нерешимости, что предпринять, Бараха придержал коня: продолжать подвигаться вперед или вернуться назад казалось ему одинаково опасным. Однако, принимая во внимание различные соображения, что ехать вперед представлялось все же опаснее, бандит предпочел повернуть обратно. Он собирался уже выполнить свое намерение, когда конский топот, раздавшийся позади него, еще более усилил его мрачные предчувствия.
И вот, сливаясь отчасти с мерным топотом конских копыт, раздался во мраке ночи человеческий голос, от которого у Барахи волосы стали дыбом на голове. То был голос Педро Диаса, это не подлежало ни малейшему сомнению, и этот голос крикнул ему над самым ухом:
— Ороче, если не ошибаюсь?
Бараха не помнил себя от ужаса при звуке этого голоса, произнесшего эти слова: он был убежден, что это мертвец окликает другого мертвеца, так как полагал, что и Ороче, и Диас погибли, один на дне пучины, другой — от пули ненавистных ему охотников.
Ему не пришло даже в голову, что Диас мог остаться жив и что он впотьмах мог принять его за Ороче, о смерти которого мог и не знать. Нет, страх и суеверный ужас бандита были так велики, что он, не рассуждая, как безумный, очертя голову, помчался вперед.
А топот конских копыт за его спиной становился все слышнее и слышнее. Это была уже настоящая погоня, и голос становился все грознее и грознее. Бараха бежал от этого конского топота и от этого голоса, бежал, не помня себя, несмотря на все усиливающуюся впереди перестрелку, которой он от страха почти не слышал. Он мчался прямо к лагерю.
Однако наступил такой момент, когда вид индейцев, зверски избивавших спасавшихся бегством мексиканцев, представлял собой такое ужасающее зрелище, что Бараха забыл на время свой страх перед мертвецами и повернул назад.
Впрочем, как мы уже говорили, мексиканцы вообще бывают суеверны не надолго. Случайная неожиданная встреча с Диасом, которого он считал убитым с самого утра, поразила его воображение и без того уже расстроенное страшной смертью Ороче, но теперь вид индейцев сразу заставил его вернуться к действительности и, осознав грозящую опасность, забыть о фантастических страхах и преследовавших его грозных призраках.
К своему несчастью, повернув коня, Бараха очутился лицом к лицу с Диасом, которого серьезно вооружили против него его измена и бегство во время утренней схватки.
— Трус! — крикнул кабальеро громовым голосом. — Я не позволю тебе дважды бежать в моем присутствии!
И он загородил дорогу бандиту.
В это время апачи окружили их со всех сторон, — и Бараха против воли принужден был принять участие в кровопролитной схватке, которой он хотел избежать. Диас успел вырвать из рук какого-то воина его смертоносный томагавк и орудовал им с невероятной ловкостью. Благодаря только этому обстоятельству ему удалось уйти наконец от неприятеля, слишком многочисленного для того, чтобы он мог надеяться одолеть его. Пленником же, о захвате которого Диаса оповестили торжествующие крики индейцев, привязанный к дереву в ожидании готовящейся ему страшной пытки, оказался злополучный Бараха.
Крепко прикрученный к колючему стволу железного дерева, среди хоровода дикарей, исполнявших какую-то дьявольскую пляску вокруг него, отчаявшийся убийца Ороче ожидал приближения смерти и жестокого искупления своих злодеяний, уготованного ему Провидением.
Несчастный, которому теперь приходили на память один за другим жуткие рассказы старого Бенито, понял, что попал в руки врагов еще более безжалостных и беспощадных, чем был он сам по отношению к злополучному гамбузино, и что от них нельзя ждать не только пощады, а даже и капли воды, чтобы утолить мучившую его жажду.
Оцепенев от ужаса, бандит обводил помутившимся, растерянным взглядом дикие, свирепые лица своих палачей, с дьявольским злорадством готовившихся приступить к предшествовавшим казни пыткам. При свете пылающих повозок, освещавших окрестность кровавым заревом, видно было, как несчастный изнемогал и потому только не падал лицом вниз, что кожаные ремни туго притягивали его к стволу дерева; но несмотря на это, ноги у него подкашивались и явно не в состоянии были поддерживать тяжесть его тела.
В ожидании казни, индейцы раскаливали на огне железные прутья, точили ножи и заостряли стрелы.
После блестящей победы, одержанной в этот день краснокожими, пытка и казнь пленного должны были увенчать их торжество. Слова старого Бенито, вырвавшиеся у него вчера, так и звучали теперь в ушах Барахи, точно страшное предсказание ожидавшей его участи: «Если волею судьбы вы окажетесь в лапах краснокожих, то молите Бога, чтобы это произошло в радостный для них час, тогда, по крайней мере, вы отделаетесь хотя и зверскими, но непродолжительными муками».
Теперь бедный Бараха не мог не сознаться, что в этот вечер индейцы были чрезвычайно весело настроены, но все-таки у него не выходило из головы, что эта кратковременная пытка длится обыкновенно не менее пяти часов.
Наконец к нему приблизился рослый индеец с мрачным, свирепым лицом и проговорил:
— Бледнолицые болтливы, как сороки и попугаи, когда их много, но когда они привязаны к столбу пытки, то молчат, как сомы в омуте. Хватит ли мужества у бледнолицего пропеть свою предсмертную песнь?
Бараха не понял значения его слов, и краткий вздох был единственным ответом на оскорбительный выпад индейца, вздох, походивший на мучительный стон.
