Верная Рука - Май Карл Фридрих (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Это относилось главным образом к Олд Уобблу; подобное напоминание трем остальным было бы излишним. Я свернул направо и поскакал галопом по кривой, держась подальше от следов, по которым мы ехали, чтобы команчи меня не заметили. Когда я примерно через полчаса опять свернул в сторону, то увидел восточный конец ложбины перед собой; теперь я двинулся в противоположном направлении, на запад, а команчи и за ними апачи должны будут двигаться мне навстречу с востока.
Я не скажу, чтобы меня что-нибудь особенно беспокоило; единственное, в чем я не был уверен, так это в том, как поведет себя Большой Шиба при моем появлении. Выходило, что время рассчитано верно, потому что, когда я проскакал уже примерно половину ложбины, то увидел краснокожих. Она оказалась вообще не очень глубокой, и окраинные ее уступы были достаточно пологими, однако, несмотря на это, рассмотреть оттуда равнину, где я находился, было невозможно.
Краснокожие не считали нужным ставить колья в ложбине. Им, следовательно, не нужно было останавливаться, и они быстрой рысью приближались ко мне. Как только они заметили меня, то остановились как вкопанные. Я, естественно, тоже придержал своего коня, как будто эта встреча была для меня совершенно неожиданна, и взял в руку свой штуцер. Они тоже схватились за оружие и сделали попытку меня окружить. Тогда я поднял ружье и угрожающе воскликнул:
— Стойте! Кто захочет меня объехать, получит пулю. Что это за краснокожие воины здесь появились?..
Но тут я прервал свою речь на полуслове и согласно разыгрываемой мною роли удивленно уставился на вождя.
— Уфф, уфф! Олд Шеттерхэнд! — воскликнул он вдруг, осадив свою лошадь.
— Возможно ли? — отвечал я. — Большой Шиба, молодой, отважный вождь команчей.
— Да, это я, — сказал он, — Олд Шеттерхэнд, наверно, с помощью духов прерии пролетел по воздуху в эту местность? Воины команчей считали, что он далеко отсюда, на западе.
Я посмотрел на него. Казалось, что он никак не мог решить, каким тоном со мной разговаривать. Вообще-то мы были друзьями; я имел все основания ожидать от него еще сегодня дружеского расположения, однако он, кажется, пытается теперь представиться моим врагом.
— Это кто же моему молодому краснокожему брату сказал, что я на западе? — возразил я.
Он уже было открыл рот, чтобы ответить, что он об этом узнал от Вупа-Умуги, как, немного подумав, решил сказать:
— Один белый охотник сказал, что хотел встретиться с Олд Шеттерхэндом как раз перед заходом солнца.
Это была ложь. Взгляды его воинов, направленные на меня, были мрачными и враждебными. Я притворился, что совсем этого не замечаю и никого из них не видел у Голубой воды, спокойно соскочил со своего коня, присел на землю и сказал:
— Я выкурил трубку мира с Большим Шибой, молодым вождем команчей, мое сердце очень радо встретить его столь неожиданно, спустя такое долгое время; когда друзья и братья встречаются, они друг друга приветствуют по обычаю, от которого не может уклониться ни один воин. Мой молодой брат, наверное, может соскочить со своего коня и присесть возле меня, чтобы я мог с ним поговорить!
Взгляды его людей стали угрожающими; они были готовы напасть на меня, но он повелительным жестом остановил их. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь разгадать его намерения. Я сказал, что мне хочется с ним поговорить. И он охотно согласился на разговор. Видимо, наши желания на этот раз совпали абсолютно.
— Олд Шеттерхэнд прав, — проговорил он. — Вожди должны приветствовать друг друга, как это делают все славные воины.
С этими словами он соскочил с коня и сел на землю напротив меня. Когда же его люди увидели это, они тоже оставили своих лошадей, чтобы расположиться вокруг нас. При этом некоторые из них оказались бы у меня за спиной. Опасаясь этого, я во всеуслышание сказал:
— Разве среди сыновей команчей есть трусы, боящиеся взглянуть в лицо Олд Шеттерхэнду? Я не собираюсь и, более того, не хочу показать себя невежливым: сидеть, повернувшись спиной к храбрым воинам.
Это подействовало; они уселись так, что все оказались у меня перед глазами. Они считали, что вполне успеют меня схватить, поскольку деться мне абсолютно некуда. Я снял трубку мира, висевшую на шнуре у меня на шее, сделал вид, что хочу ее набить, и сказал:
— Не выкурит ли мой молодой брат Большой Шиба трубку мира калюме 38, чтобы узнать, что Олд Шеттерхэнд, как и прежде, остается его другом?
Он поднял руку, как бы отклоняя мною сказанное, и ответил:
— Большой Шиба когда-то гордился, что имеет такого славного брата, но сейчас он очень хотел бы знать, остается ли Олд Шеттерхэнд еще его другом?
— Ты что же, в этом сомневаешься? — спросил я, прикидываясь удивленным.
— Я сомневаюсь.
— Почему же?
— Потому что я узнал, что Олд Шеттерхэнд стал врагом команчей.
— Кто это тебе сказал, тот или обманщик, или сам ошибается!
— Тот, кто это сказал, имел доказательства, которым я не мог не поверить!
— Не сообщит ли мне мой молодой брат, что это за доказательства?
— Я это сделаю. Разве Олд Шеттерхэнд не был у воды, которую называют Саскуан-куи?
— Да, был.
— Что тебе там было нужно?
— Ничего. Мой путь проходил по тем местам. Я там ночевал, а утром двинулся дальше.
— Ты там ничего не сделал?
— Я увидел там краснокожих, которые схватили белого воина; а я ему помог освободиться.
— А из какого племени были эти краснокожие?
— Я потом узнал от бледнолицых, что это были команчи племени найини.
— Какое же ты имел право освобождать этого бледнолицего?
— Потому что он ничего не сделал плохого команчам. Я однажды так же освободил одного команча, когда тот невиновным попал в руки бледнолицых. Олд Шеттерхэнд — друг всех справедливых и добрых людей и враг всех несправедливых и злых, и он никогда не спрашивает, какого цвета кожа у пострадавшего.
— Однако ты этим вызвал враждебность и чувство мести у команчей по отношению к себе!
— Совсем нет.
— Да.
— Нет, поскольку на следующее утро я разговаривал с вашим вождем Вупа-Умуги и заключил с ним союз. Он был моим пленником, и я его отпустил.
— А знаешь ли ты, что нужно было там, у Саскуан-куи, команчам?
— Откуда же мне это знать? Я их не спрашивал. Наверно, они хотели наловить там рыбы.
— Знаешь ли ты, где они сейчас?
— Догадываюсь.
— Где же?
— Они отправились на запад, в Мистэйк, чтобы присоединиться к тамошним команчам, которым, как я слышал, угрожали бледнолицые всадники.
— Уфф! — воскликнул он, изобразив на лице ироническую усмешку. Его люди посмотрели так, что мне стало ясно, что я в этот момент не могу полагаться на свое счастье. Но он продолжал:
— А с тобой кто-нибудь еще был?
— Несколько бледнолицых.
— А куда вы поехали от Саскуан-куи?
— На запад.
— А оказался теперь так далеко на востоке от Голубой воды! Как это могло получиться?
— Я слышал о вражде между белыми солдатами и воинами команчей. Я должен был помочь солдатам, потому что я ведь тоже белый; но, поскольку я также друг краснокожих, я попытался выйти из этого сложного для меня положения, уехав в восточном направлении.
— Опять к Голубой воде?
Для него, естественно, было очень важно знать, был ли я там еще раз. Я отвечал:
— Зачем мне было туда возвращаться? Я отправился в Льяно, чтобы навестить своего молодого друга Кровавого Лиса, ты же знаешь его, ты же был когда-то его гостем и выкурил с ним трубку мира!
— А тех бледнолицых, которые были с тобой, ты с собой туда не взял?
— Ты об этом спрашиваешь, хотя знаешь, что мы с Кровавым Лисом договорились не выдавать нашу тайну? Мог ли я привести с собой чужих людей?
— Где они сейчас?
— Когда я с ними расстался, они собирались ехать к Рио-Гранде и Эль-Пасо.
— Кровавого Лиса ты встречал?
— Да.
— А где он сейчас?
— Наверное, в своем доме.
38
Калюме (фр. calumet; уст. — калумет) — употреблявшееся с XVI в. название «трубки мира» у североамериканских индейцев; состояла из каменной или глиняной головки и полой тростниковой палочки длиной 60-100 см, часто украшенной птичьими перьями, стеклышками и т. п.