Долина Виш-Тон-Виш - Купер Джеймс Фенимор (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗

— Моя юность была растрачена в безбожии и невежестве, — заявил он, — но в свои зрелые годы я познал Господа. Почти сорок лет я не покладая рук искал истину, и все это тяжкое время провел, подливая масло в свои светильники, чтобы не быть захваченным врасплох, подобно глупым девственницам. А теперь, когда я препоясал свои чресла и моя жизнь близка к закату, стану ли я вероотступником и лжесвидетелем Слова? Я многое претерпел, как вы знаете, покинув суетные владения моих отцов и столкнувшись с опасностями океана и суши во имя веры. И чем продолжать владеть наследием предков, я еще раз с радостью посвящу себя голосам дикой природы, досугу, потомству и, если будет на то воля Провидения, самой жизни!

День расставания был днем неподдельной и всеобщей печали. Несмотря на замкнутость старика и почти непреклонную суровость лица, его угрюмая натура нередко источала струйки добросердечия в поступках, не допускавших неверного истолкования. Едва ли нашелся хоть один юноша, делающий первые шаги в кропотливом и неблагодарном труде земледельца в поселении, где он жил, округе, никогда не считавшемся ни доходным, ни плодородным, кто не мог бы припомнить неведомую доброжелательную помощь, исходившую от руки, которая окружающему миру казалась сжатой в кулак во имя осмотрительной и запасливой бережливости. Никто из единоверцев по соседству с ним не вверял своей судьбы узам супружества, не получив от него свидетельства заинтересованности в их земном счастье, что для них означало нечто большее, чем просто слова. В то утро, когда фургоны, громыхая домашней утварью Марка Хиткоута, покинули порог его дома и направились в сторону океана, ни один взрослый человек на много миль от его жилища не захотел лишить себя интересного зрелища. Расставанию, как обычно во всех серьезных случаях, предшествовали гимн и молитва, а затем сурово настроенный искатель приключений расцеловался со своими соседями с выражением, в котором сдержанный внешний вид причудливо боролся с чувствами, не раз угрожавшими прорваться даже сквозь непреодолимые барьеры усвоенной им манеры поведения. Жители каждого придорожного дома вышли на улицу, чтобы получить и вернуть прощальное благословение. Не раз те, кто правил его упряжками, получали приказ остановиться, и всех ближних, обладающих свойственными людям желаниями и ответственностью, призывали вознести молитвы за него, отъезжающего, и за тех, кто остается. Прошения о земных благах были несколько легковесными и торопливыми, зато обращения, касавшиеся умственного и духовного света, были долгими, ревностными и часто повторяемыми. Вот таким характерным образом один из первых эмигрантов в Новый Свет совершил свое второе переселение в край новых физических страданий, лишений и опасностей.

Ни человек, ни имущество не перемещались с места на место в этой стране в середине семнадцатого века с быстротой и удобствами нынешнего времени. Дороги поневоле были малочисленными и короткими, а сообщение по воде — нерегулярным, медленным и далеким от удобства. Поскольку между той частью Массачусетского залива, откуда Марк Хиткоут эмигрировал, и местом близ реки Коннектикут 30, куда он намеревался отправиться, лежал широкий лесной массив, он был вынужден избрать второй способ передвижения. Однако прошло немало времени с момента, когда он начал свое короткое путешествие к побережью, и тем часом, когда наконец смог погрузиться на судно. Во время этой задержки он и его домашние пребывали среди благочестиво мыслящих обитателей узкого полуострова, где уже существовал прообраз цветущего поселения и где ныне шпили благородного и живописного города возносятся над многими тысячами крыш.

Сын не покинул колонию и места своей юности с тем же неколебимым послушанием зову долга, как его отец. В недавно основанном городе Бостоне 31 жило прекрасное, юное и благородное существо, по возрасту, положению, суждениям, обстоятельствам и, что еще важнее, по сродству душ сходное с ним самим. Облик этой девушки давно слился с теми святыми образами, которые суровое воспитание учило его держать наиболее близко перед зеркалом своих мыслей. Поэтому неудивительно, что юноша приветствовал задержку, отвечавшую его желаниям, и воспользовался ею так, как ему столь естественно подсказывало чистое чувство. Он соединился с благородной Руфью Хардинг всего за неделю до того, как его отец отплыл в свое второе паломничество.

В наше намерение не входит останавливаться на перипетиях путешествия. Хотя гений человека необыкновенного открыл мир, который теперь начинал заселяться цивилизованными людьми, навигация в те дни не блистала достоинствами. Проход среди мелей Нантакета 32 бывал, должно быть, сопряжен с настоящей опасностью не менее, чем со страхом. Да и плавание вверх по самому Коннектикуту было подвигом, достойным упоминания. В должное время отважные путники добрались до английского форта Хартфорд, где задержались на целый год, чтобы обрести покой и душевный комфорт. Однако характер доктрины, которой Марк Хиткоут придавал столь большое значение, пробуждал в нем желание еще более удалиться от человеческого жилья. В сопровождении немногих спутников он продолжил исследовательскую экспедицию, и конец лета застал его на этот раз обосновавшимся в поместье, которое он приобрел с помощью обычных простых формальностей, практиковавшихся в колониях, и за пустяковую цену, за которую тогда обширные округа отчуждались как собственность отдельных лиц.

Любовь к вещам, связанным с этой жизнью, если такая любовь действительно существовала, была далеко не преобладающей в чувствах Пуританина. Он был бережлив больше по привычке и из принципа, чем из неподобающей жажды мирского богатства. Поэтому он довольствовался приобретением усадьбы, которая была бы ценна скорее своим качеством и красотой, нежели размерами. Много таких мест предлагалось между поселениями Уэзерсфилд и Хартфорд и той воображаемой линией, что отделяла владения колонии, которую он покинул, от владений той, к которой он присоединился. Он устроил себе местожительство, как это именуется на языке данной страны, близ северной границы колонии. Эту территорию, благодаря затратам, которые можно считать расточительными для данной местности в ту эпоху, наличию остатков вкуса, который даже самоотречение и скромные привычки его позднейшей жизни не вполне подавили, и большой природной красоте сочетания земли, воды и леса, эмигрант ухитрился превратить в желанное жилище не только в качестве убежища от мирских искушений, но и по причине его деревенского очарования.

После этого памятного акта самоотречения минули годы покоя среди своего рода равнодушного благополучия. Слухи из Старого Света достигали ушей хозяев этого отдаленного селения спустя месяцы после того, как события, которых они касались, в других местах бывали уже забыты, а про мятежи и войны в родственных колониях они узнавали с опозданием — лишь через длительные промежутки времени. Между тем границы колониальных хозяйств постепенно расширялись и долины начинали расчищаться все ближе и ближе к их собственной. Преклонный возраст стал уже накладывать кое-какие зримые отпечатки на железный костяк капитана, а свежий цвет молодости и здоровья, с которым его сын вступил в лес, начал уступать смуглому налету от пребывания на воздухе и тяжелого труда. Мы говорим о тяжелом труде, ибо, независимо от привычек и мнений округи, строго осуждавшей праздность, даже среди тех, кого фортуна одарила больше других, ежедневные трудности их положения, охота и долгие и непростые походы в окружающий лес, отваживаться на которые бывал вынужден и сам ветеран, существенно подтверждают смысл слов, использованных нами.

Руфь продолжала расцветать и оставаться полной юных сил, хотя вскоре материнское беспокойство добавилось к прочим причинам ее забот. Тем не менее долгое время не случалось ничего, что возбудило бы чрезмерные сожаления о шаге, предпринятом ими, или вызвало особую тревогу по поводу будущего. Жители пограничной полосы, ибо именно таковыми, по правде говоря, они стали благодаря своему положению на границе, слышали невероятные и ужасные известия о свержении одного короля 33, о междуцарствии 34, как называют правление, превосходящее обычное по мощи и преуспеванию, и о восстановлении на престоле сына того, кого достаточно странным образом прозвали мучеником 35. Всем этим богатым событиям и непривычным превратностям королевских судеб Марк Хиткоут внимал с глубокой и почтительной покорностью воле Того, в чьих глазах короны и скипетры являются просто более дорогими безделушками мира сего. Подобно большинству современников, искавших убежище на западном континенте, его политические суждения хотя и не были в полной мере республиканскими, но склонялись в пользу свободы, в сильной степени противостоявшей доктрине божественных прав монарха, хотя он был слишком далек от бурных страстей, постепенно побуждавших тех, кто был ближе к трону, терять уважение к их святости и запятнать их блеск кровью.