Завещание Инки - Май Карл Фридрих (книги бесплатно без txt) 📗
И вот, наконец, дилижанс добирается до одной из редких в пампе почтовых станций. Совершенно обессилевших лошадей меняют на свежих, несмотря на то, что те протестуют — отфыркиваются и встают на дыбы. Гонка по пампе начинается снова, все в том же безумном темпе…
Весной и осенью, когда трава в пампе сочна и вкусна, лошади стойко переносят все тяготы пути и немилосердного с собой обращения. Но когда безжалостное палящее солнце высушивает землю и превращает шелковистую зелень травы в мертвенно шуршащий, лишенный всякой окраски сухостой, лошади выбиваются из последних сил, таща тяжелый экипаж. Если в таком состоянии попытаться заставить их перейти на быстрый аллюр, они просто упадут замертво, и все. И это никакая не натяжка, а суровая правда: с тихой покорностью и выражением трагической обреченности во взгляде лошади ложатся на землю и вскоре испускают дух. Во время агонии их конечности судорожно дергаются, глаза наливаются кровью, челюсти оголяются. Стервятники, эти санитары пампы, уже тут как тут, заранее облюбовывают для себя наиболее аппетитные части тела несчастного животного, которые будут потом грубо, с отвратительной жадностью рвать своими зловещими клювами. Уже через несколько часов после смерти лошади на земле остается только ее обглоданный скелет. А ведь это существо еще недавно преданно и даже, я бы сказал, радостно служило человеку, загнавшему его ради какой-то своей прихоти или корысти, а может, и просто так, по глупости. Но если кому-нибудь вдруг придет в голову произнести вот эти самые слова перед аргентинцами, увы, он не встретит ни понимания, ни сочувствия…
Дилижанс — именно такой, какой я описывал, то есть совершенно дикого вида, за долгую жизнь которого лошадей было загнано тьма тьмущая, и обгонял сейчас доктора Моргенштерна, его слугу Фрица и дона Пармесана. Пеон чуть приотстал от упряжки и полюбопытствовал:
— Куда направляетесь, сеньоры?
— К форту Тио, ваша милость, — ответил хирург.
— И мы туда же! Не желаете ли, сеньоры, чтобы я предупредил коменданта форта о вашем скором прибытии?
— Да, мы были бы вам очень обязаны в этом случае, сеньор, — ответил ему доктор.
И, кивнув, пеон резко дал шпоры своей лошади, у которой шла пена изо рта, и устремился вдогонку за мчащимся экипажем — только его и видели.
— Ну и ну! — сказал Фриц, осуждающе покачав головой. — У нас в Германии такой жестокий лошадник очень быстро бы остался без работы. А этого еще именуют «ваша милость». Скажите, пожалуйста, какая важная персона! Герр доктор, а что вы думаете па поводу обращения с лошадьми в Аргентине?
— Мне нечего сказать тебе, дорогой Фриц, — грустно ответил ему доктор. — Ты ведь и сам хорошо знаешь, что я осуждаю жестокость по отношению к животным. Но когда я пытаюсь понять людей, проявляющих эту жестокость, то мне приходит в голову вот что: таковы правила, по которым жили их предки, а теперь живут и они, привыкшие к такому обращению с лошадьми с детства. Что поделаешь, они, несмотря на свою вежливость с людьми, и не подозревают о том, что по-настоящему интеллигентный человек любит и бережет все живое, а не только себе подобных. Древние римляне называли это благородное свойство человеческой души «перспиенция».
Жестокие люди, однако, находились и среди них. Увы… Человек не совершенен, мой друг, таким он был во все времена, таким и останется.
Доктор наверняка ответил бы на вопрос Фрица с гораздо большим негодованием, если бы не был таким уставшим. Ему было очень неловко перед своими спутниками за свое неумение сидеть в седле, и он молил Бога, чтобы они не заметили, что отдых требуется не только его лошади, но и ему самому. Во второй половине дня путешественники сделали еще один привал, но, несмотря на это, вопреки опасениям дона Пармесана все же к вечеру добрались до форта Тио.
В Аргентине, как вы, мои читатели, уже поняли, многие привычные нам понятия и явления приобретают порой весьма своеобразные и неповторимые черты, присущие только этой прекрасной и удивительной стране. Вот и в понятие «форт» здесь вкладывают не совсем тот смысл, что в других странах, в частности, в государствах Северной Америки. Форт Тио представлял собой не очень большую площадку, густо обсаженную колючими кактусами — живой изгородью. На этой площадке разместились несколько убогих ранчо, которые служили казармой для человек двадцати солдат во главе со своим командиром, лейтенантом, исполнявшим обязанности коменданта этой, в общем-то, бутафорской крепости. Ворота форта, смотревшиеся довольно странно в обрамлении стволов кактусов, были распахнуты настежь. Как только путешественники подъехали к ним, навстречу им вышел сам лейтенант.
— Добро пожаловать! — приветливо воскликнул он. — Сеньоры, я бесконечно рад видеть вас… -
Он запнулся. Доктор и Фриц сразу поняли, в чем дело. Комендант не сводил глаз с хирурга. Похоже, дон Пармесан был в междуречье Рио-Саладо и Рио-Саладильо весьма популярной персоной. Придя, наконец, в себя после этой неожиданной встречи, лейтенант весело расхохотался и воскликнул:
— Сеньор хирург! Судьба благосклонна к нам, вы снова посетили наш Богом забытый уголок! Поведайте же быстрей, какие новые блестящие операции удалось провести вам с тех пор, как мы с вами расстались в Росарио?
Он не скрывал иронии, заложенной в этом вопросе. Хирург ответил ему с видом не понятого и оскорбленного в своих лучших побуждениях человека:
— Советую вам справиться об этом непосредственно у тех людей, которых я оперировал. А, кстати, господин лейтенант, у вас или ваших подчиненных не возникло с тех пор, как мы расстались, нужды в ампутации ноги?
— Должен вас разочаровать, сеньор, такой надобности никто из нас не испытывает, как это ни прискорбно для вас, все мы здоровы и отлично себя чувствуем.
— Но может быть, кто-нибудь желает, чтобы у него удалили нижнюю челюсть?
— Пожалуй, и такого человека среди нас не найдется. Я, например, со своей стороны, могу вам точно сказать, что я не смогу обходиться без нижней челюсти, да и без верхней тоже. Но может быть, мы оставим эту тему? С вами, я вижу, прибыли еще два сеньора. Познакомьте же нас!
— О… — замешкался дон Пармесан, — это благородные сеньоры, прибыли в нашу страну из Европы, но у них такие имена… такие… — труднопроизносимые, одним словом.
Приват-доцент поспешил представиться сам, а также отрекомендовал лейтенанту Фрица. После этого они спешились и по приглашению лейтенанта направились к тому ранчо, которое он занимал, как комендант форта, один. Оказалось, пеон, сопровождавший дилижанс, сдержал свое слово, что было приятно уже само по себе, и предупредил лейтенанта о скором прибытии трех путешественников, которым потребуется ночлег.
Солнце уже садилось, и солдаты начали загонять во двор форта своих лошадей и коров. Последних здесь держали в качестве ходячего запаса мясного провианта.
Беседа коменданта форта с ученым из Германии тем временем продолжалась. Слово за слово, и лейтенант постепенно начал понимать, что имеет в данном случае дело с человеком чрезвычайно наивным и непрактичным. Но, чтобы проверить, верное ли он составил себе представление об этом тщедушном иностранце, собирающемся вести палеонтологические раскопки в Гран-Чако, лейтенант задал вопрос:
— Вы хотите ждать здесь ученых и их слуг, которые прибудут вам на помощь?
— Нет-нет, я никого ждать не буду. Со мной ведь уже есть один компетентный в данной области человек, сеньор Пармесан, и одного слуги мне вполне достаточно.
— Я поражен. Нет, вы и в самом деле считаете, то больше вам ничего не нужно, никакой помощи?
— Ничего и никого.
— А, я понял. Вы, конечно, шутите, сеньор! Но все же ответьте мне, хотя бы в порядке шутки: как вы представляете себе собственное существование в суровых условиях Гран-Чако? Есть у вас с собой, например, мука?
— Мука? Нет.
— А вяленое мясо, сало, жир?
— Тоже нет.
— Ну тогда хотя бы кофе, чай, какао, табак?
— Нет.
— Господи! — Лейтенант начинал терять терпение. — А порох, серные спички, одежду, обувь? Ножницы вы прихватили с собой?
